своей выше головы… может, и мне заняться»…
Подпив основательно, говорил Никанор обо всем, что попадало в поле его зрения и на ум, в уголках губ появилась пена.
-Коньячок в жару, и ведрами! Очень неразумно, -посмеивался Гриша.
Ася сердито отворачивалась от гостя, демонстративно двигалась к Грише и все норовила ловким словцом уколоть Никанора. Но тот, как говорится, закусил удила, нес уже всякую околесицу, мол, он по профессии кинолог … или скоро им будет, пустяк остался - получить диплом, и поедет в Канаду деньги зарабатывать, псов бойцовых дрессировать. Собак, значит, сильно любит... Тут уж и Вавилов не выдержал.
-А кто их не любит. Не мелю х…ю, Никанор, какая тебе Канада, у кого башка на плечах, и у нас лопатой гребет деревянные.
Слово за слово, Никанор разошелся не на шутку, пошли и матерки, и откровенные выпады по поводу образованности Вавилова. Гриша тяжело, сожалеюще вздохнул, нагнулся к уху Никанора:
-Поел, попил?.. Ну и будь здоров, дорогуша, забирай свой пакет, бутылку, дуй в номер, отдохни, не шляйся, а то нарвешься на кинолога, выдрессирует по полной программе…
Пожарник с минуту ошалело водил совиными безбровыми глазами, потом, что-то сообразив, невнятно извинился и, закинув за спину упавший на лицо оседлец, обреченно ткнув увесистым кулаком подарки, вскочил, качнувшись, ринулся в приоткрытую Асей дверь.
-Все ж в дверь не промазал, - засмеялся Гриша. - Молоток, брандсбойт … - хмыкнул. - Ну, послал бог гостенька, и еще к нам в экспедицию просится, собиратель трав… Да…а… - подумал, с сочувствием добавил, обращаясь Асе, - ты не суди человека по словам… я вот что тебе скажу! Мужик он настоящий, ищет его сердце встречного тепла, человеческого тепла, исстрадалось от одиночества. Бабу путную ему надо... - Гриша чуть не всплакнул, говоря о Никаноре, неимоверно стало жалко себя. - Встретит он свою половинку, сольются в одно целое, и легче станет и тому…
Ася качала головой:
-Не успели приехать, и что за напасть! Одно за другим… пойдем, погуляем, как ты себя чувствуешь?
-Не пойду… опять сердце жмет. И ты отдыхай, убери все в холодильник, окно пошире открой, темнеет, может, с моря натянет свеженьким, попрохладней станет.
Ася разделась, ушла в душевую, через некоторое время вышла, кутаясь в полотенце, встала возле окна. - Я не думала, что могут быть такие красивые места... - удивленно всматривалась в далекие огни кораблей, мерцавшие над хорошо различимой линией, разделяющей темно-синее море и темно-голубое небо. Как тут люди живут?.. - и неожиданно сделала вывод. - Одежда мокрая от пота, вонючие все…
-Ой, уморила!.. - рассмеялся Вавилов. - А они, эти люди, у вас в чуме через пять минут окочурятся, и догадаться не успеют, от чего...
Ася легла на свою койку, отвернулась к стене. Гриша растерянно чесал нос: «Мда! Вот и пошутил»…
Ася проворно села на постели, глаза полнились обидчивыми слезами. Дрожащими губами проговорила:
-Ты-то не сдох... - и тут же упала, зарывшись лицом в подушку.
Вавилов, смущенно покашливая, дотронулся рукой до ее плеча:
-Ну, что обижаешься, они тут живут, ты там, вам в морозах и снегах уютно, а им тут комфортно. Я вот в средней полосе родился и вырос, и считаю, лучшего места нет. Лето в меру жаркое, а зимы снежные, вьюжные и морозные, не так как на севере, но все же. И комарья поменьше, гнуса почти нет, там и жить нормальному человеку.
Ася повернулась к нему:
-Ладно, пусть мы ненормальные, и эти… ненормальные, а почему вы деньги зарабатывать к нам едете, а отдыхать сюда? И жить не особенно домой рветесь?
-Это ты, подружка, ошибаешься. Душа родиной изболелась, сил нет... - Григорий опрокинулся рядом с Асей, прикрыл глаза, опустил голову на руки. - Иногда хочется плюнуть на все и туда ринуться, где из-за леса солнышко поднимается поутру, лучики, еще нежаркие, еще ласковые, сквозь редкий лесок начинают землю греть, капли росы в прибрежной осоке на разные цвета заблестят, ну, как алмазы рассыпаны, так эта роса переливается. А взор поднимешь… по озеру туманчик ползет, глазом не ухватишь! Как и не движется! А он крадется, лаской стелется, тростник накрывает так тихо, и островок, и ивы у берега, так незаметно, как паутиной опутывает… дымчатый, вкрадчивый. Без него и утро – не утро, и озеро – не озеро. Плывет сытый… не спеша, ровненько, и слышно, как рыба жирует под ним… бух!.. в тростнике, бух!.. на плесе… рученьки трясутся, червяк крутится, сейчас, сейчас, как пойма…а…ю. От воды холодком тянет, запахом тины; даже и сейчас, как наяву вижу, рыба в садке плещется, серебром чешуи в глаза, в сердце бьет. С пожни, с покоса обвявшей травой так сочно, так богато запахами натягивает, что враз обчихаешься, - поднял палец. - Но это по мере того, как солнышко в высь голубую ползет, и всю природу прогревать начинает… Вот как! А птички-то распеваются! Сознанье потеряешь, услышь разок! Ну, а первая поклевка… это тебе, Аська, и не пересказать: пустил пескарика в бидончик, сидишь минут пять, уставившись на него, а он хвостиком - бук-бук - вдоль стенок, спинка в крапинку, темненькая… травки ему, чтоб веселее.
От воспоминаний в уголках глаз Вавилова защипало, он невольно всхлипнул. Застыдившись, добавил:
-Мне не верится, Аська, что скоро я все это увижу. Вот мама не дождалась… лет пятнадцать не навещал, - потер грудь. Не понимал родителей, даже осуждал их: живут де неправильно, не довольствуются тем, что есть сейчас, что бог дал… копят, химичат. А что копить? Что химичить! Нищета, убогость, - от нее все! Теперь понял!.. - сорвался на крик… - Для меня ведь старались! - опять схватился за грудь. - Глуп я был, Аська, так глуп!.. И покатала меня жизнь, а ума все равно не набрался. Сейчас упал бы к их ногам и молил бы, и выл бы, лишь бы простили… Вот как этот Никанор воет…
-Родители всегда детей прощают…
-Умница ты, девка, иди ко мне.
-Не надо сейчас.
-И опять ты - умница, включай, Аська, телик, тут, я думаю, с десяток программ, не у нас, дюйм с четвертью… позверствуем.
У моря
Две недели пролетели, как миг. Вавилов и Ася бегали с утра по медицинским кабинетам, принимали процедуры, затем в одиннадцать часов девчонку увозил автобус на Мацесту. Григорий подтрунивал над ней:
-Ты смотри… трактором не разродись.
Ася лишь хитро улыбалась:
-Там трактористов нет. И вообще, кроме тебя, тут механизаторов нет.
-С чего это? - неприятно удивился Вавилов. - У них на морде не написано, кем работают? Возьми Никанора…
-На руки свои посмотри… - хихикнула Ася.
Нельзя сказать, что Гриша впервые увидел свои мазутные, помороженные руки, а уж клешневатые битые пальцы... лучше б перчатками прикрыть. Внимательно, долго глядел, и так повернул и эдак, поднеся к лицу, удивленно крякнул:
-Привык, как к своим, - засмеялся. - На Никаноровы смотрю, ну, сосиски недоваренные, - облапил Асю. - А это ручищи…
Ася вырвалась, покрутила у его лица своими смуглыми ручками, с розовыми, как у младенца, ладошками, назидательно объяснила:
-Ухаживать за руками надо. В приличном обществе с такими лапами и появиться неудобно.
-Ого-го! - восхитился Гриша. - Все! Упущение явное, исправлюсь... Завтра, с утречка, на водные процедуры, и вечерком...
Первые дни Вавилов купался один, Ася ходила по берегу, не снимая сарафана. Загорать наотрез отказывалась. Пришлось искать укромное место. Купаться уходили к нагромождению камней, пробирались через них к бетонной ровной плите, лезли, рискуя сломать ноги, тут он и затащил Асю в воду, как та ни отбивалась. Огромные камни поддерживали железнодорожное полотно, в этом месте изгибавшееся почти к самой полосе прибоя. Сверху Вавилов и высмотрел этот укромный уголок. Плавать Аську Гриша все же не научил. Хоть и всерьез пытался. Но немалых трудов стоило вообще загнать ее в воду. Ненка суеверно боялась воды, а уж море для нее - живой, кусачий зверь, непонимаемое одухотворенное существо.
-Ну, конечно, - подтрунивал Гриша. - Ты воду только снегом и видела.
- Конечно! - ежилась Ася. – Это и не вода, рассол какой-то, пить хочется, и чешешься весь после этого купания.
-Ну, какое это купание, водичкой поплескала, и купание. И рот не раскрывай в воде, - наставлял Гриша. - Вначале полощись, где помельче, ручками по дну переступай. Что есть мочи ногами дрыгай, помаленьку и научишься…
- Не хочу!- противилась девчонка. - У нас никто плавать не умеет. Все равно негде.
- Ну, как негде. Енисей! О-го-го… воды. Моржевать будем, все болезни от нас гужом, гужом… - смеялся Гриша.
-Я и так не болею, а ты пореже в стакан заглядывай, здоровее станешь.
Гриша согласно вздыхал:
-Это уж точно, что б нам было с пяти бутылок…
Они прокатились разок на яхте, потом на скутере попробовали. Асе понравилось.
-Как на буране, только быстрее… и тепло, упал…
-И утоп!.. - назидательно воспитывал ненку Гриша. - Плавать учись. Тогда сама будешь кататься.
-Верно, батя, учи дочку, приучай к воде, - балагурил матрос-спасатель, с интересом поглядывая на Асю.
-Не из Вьетнама привез жёнку? А может, японка? -засомневался матрос.
-Сам ты японец, - вроде как сердился Вавилов, - …двоечник. С Таймыра мы, наша девка, считай, русская.
-Ты посмотри! - восхитился матрос. - И не знал, что чучмечки такие красивые!
-Ну, какая она тебе чучмечка. Ненка по национальности.
-Сильная, однако, кровь у них, - спасатель озадаченно покачал головой. - Твоего ни в морде, ни в фигуре нет, по повадкам совсем как чужая, а по паспорту, поди, русская?.. -подозрительно покосился на Гришу. - Я вот натуральный хохол, точно - ровесник тебе, - озадаченно теребил шевелюру. - По обличью вы никак не пара. Неуж так кровь у них сильна?
-Ну, чего ты мучаешься, ровесник? - Гриша рассердился. - Тебе какая разница? Есть от меня или нет чего в ней... Много думаешь на посту, вон за буйки корова заплыла и, вроде, тонет.
-Ах ты!.. - подскочил спасатель, вглядываясь из-под руки.
-Ну… опять она, опять жиртресту места мало в загоне, - повернулся к Грише. Примирительно пожаловался: - Пудов на десять баба, но ловкая, спасу нет. Плавает не хуже Сальникова. Часа два кролем машет в одну, в другую сторону. Разгонится, глядь, и след простыл.
-Ей не утонуть, чего боишься. Сало не тонет.
-Еще как тонет… - насупился матрос. - Моя баба утопла, а справней этой была.
-Понятно… - улыбнулся Вавилов. - Оберегаешь, как свою?
Матрос хитро сощурился:
-Пойду, надо знакомство развивать, - поправив плавки, побежал в воду.
Григорию нравилось плавать, но быстро уставал.
-Костей много, - жаловался он спасателю. - Ко дну тянет, разреши у жиртреста занять плавучести.
-Дочка правду тебе говорит, лежи на кровати. Полезней будет, и так худ, - матрос поежился. - И как вы на этих северах… не позамерзали еще…
-Как-как! Да так же, как вы тут не упрели...
Матрос Лешка, спасатель с тридцатилетним стажем, после нескольких дней знакомства разрешил Грише пользоваться лодкой. Вавилов несколько раз выходил в море ловить катрана, черноморскую акулу. И даже выволок одну, долго примеривался, как снять зубастое чудище с крючка. Догадался дать колотушкой по башке, в лодке валялась, наверное, как раз для этих дел. Рыбина выгнулась, большие плавники мелко задрожали, несколько раз зевнул зубастый рот, плоская голова мотнулась туда-сюда...
«Сейчас закричит…» - испугался Гриша, но рыбина затихла. Вавилов долго сидел над ней, может быть, впервые переживая смерть живого существа. «Стареешь, братец, стареешь»… -
