зарабатывал слишком много денег. У Люси был контракт с RKO, а я собирался сняться в трех фильмах. Поэтому больших накоплений у нас не было. Мне не получалось копить, а Люси постоянно заботилась о своих родственниках— дедушке, матери, брате и кузине Клео — пока та не вышла замуж. Она купила им небольшой дом и поддерживала их всю жизнь, с тех пор как впервые устроилась на работу.
Мы с Люси говорили о наших первых работах, о том, как были разорены, и о том, как мы начали заниматься шоу-бизнесом.
Она рассказала мне, что когда-то была продавцом газировки в аптеке в Нью-Йорке, и ее уволили, потому что Люси всегда забывала класть бананы в банановые сплиты. Так же рассказала, как была разорена и голодна, и как придумала схему, чтобы бесплатно завтракать.
Она ходила в одно из тех заведений, где подают два пончика и кофе (в то же самое, куда ходили мы с Цезарем) и пыталась обнаружить «человека с одним пончиком» — того, кто вечно спешит, проглатывает один пончик и свой кофе за пять секунд, смотрит на часы, быстро откусывает последний кусочек другого пончика и кладет пятицентовик на стойку, прежде чем выбежать.
Как только Люси замечала такого человека с одним пончиком, то ждала не далеко, и в ту минуту, когда он уходил, она садилась на его табурет, брала пятак и оставшийся пончик, подзывала официанта и говорила, кладя пятак на стойку: - Я бы хотела еще два пончика и свежую чашку кофе, пожалуйста.
Когда она приехала в Голливуд, то была девушкой Голдвина, зарабатывая пятьдесят долларов в неделю.
Никто из нас не смог создать сберегательный счет или купить облигации и акции или что-то в этом роде.
Мы спросили мистера Сеснона, чего он хочет, и вы не поверите, в наши дни — 14 500 долларов за пять акров, дом, бассейн, деревья, все, и прямо на углу Корбин и Девоншир.
Билл Сеснон был очень умен. Он пытался заставить некоторых людей, которые были довольно известны, купить его новый проект, чтобы привлечь других людей и повысить стоимость его собственности. Но у нас не было 14 500 долларов.
Когда мы ему это сказали, он ответил: - Не беспокойтесь об этом. Сколько вы можете внести?
- Может, полторы тысячи долларов или что-то в этом роде.
— Это нормально, — сказал он. - Выложите полторы тысячи долларов и платите остальное столько, сколько захотите. Десять лет будет достаточно?
Мы позвонили Энди Хикоксу, бизнес-менеджеру Люси, и сказали: -Мы бы очень хотели это сделать. Мы хотим собственное маленькое жилище и увидели то, что нам нравится. Мистер Сеснон предложил нам замечательную сделку.
Мы рассказали ему, в чем дело, и он сказал: - Я думаю, вы сможете с этим справиться, если ваши дети увидят это. Пожалуйста, назначьте сумму, Люси, и вы получите. Кубинец, я поговорю с вашим бизнес-менеджером, журналистами, и вам тоже назначат пособие.
- Хорошо, хорошо, — согласились мы.
Это было действительно прекрасное место. Я сразу же влюбился в кухню. С одной стороны были большие стеклянные окна, выходящие на север, на ворота, подъездную дорожку перед домом и апельсиновую рощу.
Еще одно большое окно напротив выходило на задний двор и бассейн.
Из кухни была распашная дверь в большую красивую комнату, столовая и гостиная объединены, с 16-футовыми стеклянными окнами от потолка до пола на северной стороне, а с южной прямоугольный застекленный угол длиной 18 футов с мягким сиденьем.
Из главной спальни виднелось другое 16-футовое стеклянное окно от потолка до пола на рощу апельсиновых деревьев, горы и сельскую местность. В те дни это было захватывающе, потому что по близости не было домов. Единственный достаточно близкий к нам был к западу от нас, дом Билла Генри, выдающегося обозревателя «Los Angeles Times». Теперь это большой жилой комплекс, и все прямо друг на друге.
Это была действительно сенсационная покупка, и Люси устроила бал, украсив место красивым белым органди, гофрированными шторами и ситцем, которые отлично смотрелись с обоями гостиной с большими красными розами и зелеными листьями. Она делала это постепенно. Моя мать, ее мать и Клео все помогали шить шторы и повесить их.
Все наши друзья устроили нам большое новоселье и подарили кастрюли, сковородки, столовые приборы, тарелки, стаканы, вазы, даже салфетки и туалетную бумагу. Мы не обставляли его какими-либо дорогими вещами, только приятными удобными, в стиле раннего американского.
- Ранний Нортридж, если вам угодно, - поправляла меня Люси.
Мы захотели придумать название для наших прекрасных пяти акров. Слышали о Пикфэре, элегантном поместье Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса стоимостью в миллион долларов, так почему бы нам не иметь его? Наше место выглядело для нас миллионным. Мы пробовали «Arnaball» (нехорошо), «Ballarnaz» (фу), «Lucy’s
Des» (нет), «Desi’s Ball» (определенно нет), «Ludesi» (не совсем), «Desilu»— БИНГО!
В первые я получил большой адреналин, и она не возражала. Торнтон Уайлдер позже сказал мне, что "Десилу" звучит как причастие в прошедшем времени французского глагола.
16
Вскоре после того, как мы купили ранчито, начал сниматься в другой картине на RKO, «Четыре Джека и Джилл», которую, надеюсь, никто не помнит.
Я бы хотел сам забыть ее. Хорошее название, и в ней был неплохой актерский состав: Рэй Болджер, а также Эдди Фой-младший и Энн Ширли. Но у нас оказался ужасный режиссер, нет смысла упоминать его имя. Я не думаю, что он сейчас где-то рядом, а если и да, то никто не знает где он. Может быть, уехал куда-нибудь с тех пор. Изначально он был редактором. Как ни странно, большинство режиссеров, которые пришли из отдела монтажа, обычно оказывались чертовски хорошими режиссерами. Они практичны и знают кино. Но этот парень был каким-то другим. Я научился у него двум вещам. Имею в виду, понял, как не делать их.
Во-первых, мне предложили сыграть двойную роль: принца и водителя такси. Это должно было стать музыкальной комедией. Где принц заставлял таксиста носить его одежду и ходить вместо него на ужин в «Waldorf», встречаться с какими-то большими чиновниками или что-то в этом роде.
Я не думаю, что зрители поймут, был ли это принц на этих мероприятиях или водитель такси, выдающий себя за него. Мне самому было тяжело разобраться в этом, так как же это мог понять зритель?
Я сказал режиссеру: -Я не понимаю, а как же зритель точно поймет, что он таксист, пьяница или персонаж, пытающийся выдать себя за принца с достоинством и пышностью королевской семьи. Если они не знают, кто он принц или шофер. Что, черт возьми, в этом смешного?
На что он ответил: - Надеюсь, ты прав. Это заставит зрителей задуматься, и будет держать их весь фильм в напряжении.
- Погоди-ка, — продолжил я, — Я не понимаю. Что, черт возьми, мы делаем, комедию или детектив? Мы делаем Хичкока или Любича?
- Не беспокойся об этом, мальчик. Надеюсь, ты прав. Это будет здорово мальчик.
Чем больше он называл меня «мальчиком», тем больше мне не нравился этот придурок.
Но это была моя первая картина после «Too Many Girls», и я был рад, что у меня есть контракты на эти три другие картины, поэтому не хотел заострять на ней внимание.
Был счастлив просто находиться рядом с Люси в нашем маленьком доме и делать то, что мне говорят, но знал, что режиссер неправ. Я уверен.
Здравый смысл подсказывал мне это. Он должен был дать зрителям подсказку, какова ситуация, может быть, даже позволить им быть впереди событий. Хорошо, если они скажут: - Подождите, подождите, - пока не увидят, что произойдет.
Как иногда реагировала наша аудитория в «I Love Lucy»: - О, боже, подождите, когда Рики вернется домой. У нее будут большие проблемы.
Это нормально. Хорошо, когда зритель предвкушает.
А когда это происходит, они говорят: — Вот видите, я же говорил, я же говорил, что она получит за это.
Время от времени ты бросаешь им кривую, что тоже нормально, если это смешная кривая.
Конечно, это было много лет назад в «I Love Lucy», так что я не был на 100 процентов уверен, что прав. Но после того, как вышел фильм, и зрители на предварительных карточках сказали нам то же самое — что они не понимали, что, черт возьми, происходит, кто есть кто и что есть что — я понял, что был прав. Никогда не забуду урок, который получил от этого режиссера: «Как не надо снимать комедию».
Он должен был увидеть, сколько деталей и работы Джордж Эбботт использовал для создания сюжетной линии, чтобы шутки срабатывали. Сколько терпения и понимания проявил, направляя актеров.
Лу Хольц, один из лучших комиков в водевиле — в одном классе с Джорджем Бернсом, Джеком Бенни, Милтоном Берлом, Хенни Янгменом и Бобом Хоупом — человек, который получал большие деньги в ночных клубах и театрах, впервые появился в кино в качестве приглашенной звезды в эпизодической роли в фильме «Четыре валета и Джилл».
В своей большой сцене он произносил очень длинную речь, монолог. Это не было написано мистером Хольцем или его авторами. Это не было одним из его знаменитых водевильных номеров, и вообще не в его стиле.
Мы добрались до дня, когда собирались снимать сцену, и наш режиссер (никто не мог не заметить, что он был режиссером — об этом говорила большая надпись на спинке его парусинового стула) сказал актерам: - Хорошо, давайте попробуем это.
Мистер Хольц репетировал один раз, и допустил пару ошибок, и режиссер, не делая прогон еще раз, сказал: - Хорошо, давайте попробуем дубль.
В те дни стояла жара. На сценах не было кондиционеров, и свет был очень горячим, намного горячее, чем сейчас. Когда мы находились на маленькой площадке бутафорском кафе полного дыма, и переполненного всеми главными актерами и статистами, это было довольно неуютно даже для нас, молодых людей. Мистеру Хольцу было за пятьдесят, но он держался молодцом.
Очень забавный человек с чудесной улыбкой, и в первом дубле он допустил ошибку.
- Снято, снято, снято, снято! Поправьте грим, он вспотел.
Они поправили грим.
- Ладно, давайте попробуем еще раз. Камера. Мотор.
Мистер Хольц добрался до того же места и снова споткнулся на той же строке. И это было почти на три четверти пути к концу речи. У него оставалось всего несколько предложений, но режиссер снова сказал: - Ладно. Снято, снято, снято! Теперь, мистер Хольц, это не так уж и сложно, возьмите себя в руки, ладно? Поправьте грим, он снова вспотел. На экране это будет выглядеть паршиво.
Режиссер обычно делает несколько вещей. Меняет ракурс камеры за пару строк до конца. Использует два или три ракурса для крупных планов мистера Хольца и реакции других людей. Но нет, он хотел сделать этот паршивый «мастер-кадр» за один дубль.
Такой человек, как Джон Форд, сказал бы: — Это замечательно, мистер Хольц, идеально. Снято. А теперь поднесите камеру сюда для крупного плана мистера Хольца. До этого момента все было прекрасно, Лу. Люди подумают, что ты всю жизнь снимаешься.
Вот так и надо делать. Вот так делает хороший режиссер. Это заставляет человека чувствовать себя великолепно, и есть вероятность, что в следующий раз он не споткнется об эту же фразу. Но этот чертов идиот заставил Лу почувствовать себя сломленным любителем и чертовски смутил его в комнате, полной статистов и всех других актрис и актеров в фильме. Весь актерский состав был в этой сцене.
Итак, они вернулись снова. Ну, он заставил этого беднягу прокрутить эту штуку десять или более раз. К тому
