начал говорить речь, то увлекся своей игрой и размахивая руками делал все жесты, которые отрепетировал перед зеркалом.
Сценарий был повсюду, кроме моих глаз. Очевидно, я его не читал. Закончил, посмотрел на Эббота, а он на Дика Роджерса. Затем увидел, как Ларри Харт крадется к выходу.
Эббот тоже увидел его и крикнул, -Ларри! Куда ты идешь?
- Просто в туалет.
Эббот возмутился: - Ты же дал ему сценарий, не так ли?
- Кто? Я? Как? Почему?
- Потому что он не посмотрел ни на одно чертово слово из этой сцены. Он был профессионален, проявляя эмоции и размахивая рукой. Вы научили его этому, не так ли? И, могу добавить, вы сделали очень плохо.
Это было ужасно. Я поставил Ларри в очень неловкое положение. В конце концов, он предупреждал меня о том, что Эббот не любит, чтобы кто-то видел сценарий перед прослушиванием. Кроме того, как сказал мистер Эббот, все эти жесты и выражения, которые я добавил перед этим чертовым зеркалом, были довольно плохими. Точно провалил прослушивание. Поэтому, очень тихо, начал уходить со сцены. Почти покинул театр, когда кто-то подошел и сказал, что мистер Эббот хочет посмотреть на меня.
Я вернулся и сказал: - Извините, сэр, это не вина мистера Харта. Он знал, что я никогда раньше не читал сценарий. Он просто пытался мне помочь. Я увлекся и добавил все эти жесты и многое еще чего.
- Ладно, Диззи.
- Это не Диззи, сэр, это Деси.
- Ладно, Деси, похоже, ты единственный, кто подходит на эту роль, так что, если ты не против поработать над собой, мы попробуем. Приходи к часу.
-То есть я получил роль?
По-моему, я даже не сказал, - Спасибо. - Не мог в это поверить. Никогда не мечтал, что у меня будет шанс выйти на бродвейскую сцену. Для меня это было далеко за пределами моей досягаемости. Я зарабатывал триста в неделю в «La Conga» в Нью-Йорке, и, учитывая предыдущие пять лет, это были все деньги в мире.
Пресса была ко мне чудесна. Бренда Фрейзер, дебютантка номер один в стране, стала одной из моих самых больших поборниц. Полли Адлер и ее девочки являлись моими друзьями, и даже больше. Я был в восторге.
На следующий день мистер Эбботт сказал: - Мы должны что-то придумать о вашем участии в «La Conga». Сколько еще времени ваш контракт предусматривает там?
- Ну, мне нужно быть там еще как минимум три месяца.
Он сказал: - Вы можете продолжать работать там, пока мы в городе. Вам не придется репетировать по ночам, но через четыре недели мы уедем из города. Мы будем в Нью-Хейвене неделю или больше, а затем поедим в Бостон как минимум на две недели до нашего открытия на Бродвее. Как вы думаете, вы могли бы получить отпуск по вашему контракту?
- Думаю, да.
Я поговорил с Марио Торсатти, Ирвингом Зуссманом и Милтоном Рубином, партнерами в «La Conga», и рассказал им, что Эбботт сказал об отпуске. Затем добавил: - Прежде чем ты мне ответишь, я должен сказать тебе, что даже не знаю, хочу ли я этого.
Марио удивился: - Что ты имеешь в виду, говоря, что ты не знаешь, хочешь ли ты этого?
- Ну, я до смерти напуган. Никогда в жизни не ходил по сцене, а это Бродвей, где появляются все большие звезды мира. Я не имею ни малейшего представления о том, что такое актерство. Я даже не понимаю некоторые шутки.
Марио ответил: - Да, ну, мы понимаем, что ты чувствуешь, но Джордж Эбботт — величайший режиссер для неопытных молодых людей в бизнесе. Если он думает, что у тебя есть шанс — ты сумасшедший, что не попробуешь.
- Но предположим, что я просто не смогу этого сделать? Предположим, я провалюсь там, и тогда, вероятно, вы, ребята, тоже не захотите меня сюда брать.
- Послушай, если это все, что тебя беспокоит, вот что мы сделаем. Мы оставим ядро вашей группы здесь, пока тебя не будет. Если шоу провалится, то вернешься в «La Conga» с той же зарплатой, а если шоу будет иметь большой успех, и ты станешь звездой Бродвея, то вернёшься в «La Conga» на шесть месяцев, а не на три, но также с той же зарплатой.
— Это достаточно справедливо, — ответил им.
Пока мы репетировали в Нью-Йорке, проблем не было, потому что мистер Эбботт заставлял танцоров репетировать ночью в тех номерах, в которых я ему не был нужен, и он всегда отпускал меня в пять или шесть часов, не позднее, чтобы у меня было достаточно времени переодеться и подготовиться к моему ужинному шоу в «La Conga».
Конечно, все актеры из шоу приходили в «La Conga» после репетиций, так что у меня была другая группа, которая болела за меня.
Джордж Мэрион-младший и Джордж Эбботт часто бывали там, потому что они оба любили танцевать. Эбботт действительно отличный танцор румбы. Он танцевал с Диосой всю ночь между выступлениями.
Однажды вечером он сказал мне: - Знаешь, лучшее, что ты делаешь, это когда начинаешь танцевать конгу, крича и колотя по полной в этот твой большой барабан. Нам нужно придумать, как это вписать в шоу.
Они изменили финал первого акта, так что весь состав танцевал конгу со мной. Диосе также дали роль в шоу. Пока я бил в барабан и руководил криками, она трясла своей красивой пуэрториканской задницей по всему залу. Все участники хора, весь состав, покрывающий сцену на разных уровнях, выстраивались в большую линию конга, отвечая на крики, пиная ногами, поднимая руки в воздух, пока барабаны становились все громче и громче. Это было действительно безумно. Роберт Элтон проделал сенсационную работу, поставив хореографию этого номера.
Дик и Ларри написали великолепную партитуру. «I Didn’t Know What Time It Was»(«Я не знаю, что за время сейчас») была песней номер один в The Hit Parade по крайней мере двенадцать недель подряд. Другие: «I Like to Recognize the Tune»,(«Мне нравится узнавать мелодию») «Give It Back to the Indians»,(«Отдай его обратно индейцам») «Love Never Went to College», («Любовь никогда не училась в колледже») «Spic and Spanish», («Острый и испанский») «She Could Shake Her Maracas», («Она могла бы потрясти своими маракасами») «Too Many Girls», («Слишком много девушек»)«Potowatamie» («Потоватами») и «Harvard Look Out» («Горвард берегись»).
Последняя песня стала интересной музыкальной проблемой, когда мы впервые попытались сделать ее как конгу для финала первого акта. Этот номер был сразу после того, как мы выиграли большой футбольный матч, в котором Манолито становился героем, и празднование проходило со всеми парнями в команде, группой, чирлидерами и всем студенческим составом — точно так же, как в USC или UCLA после большой победы.
Слова «Harvard Look Out» продолжались словами «Princeton берегись, мы кричим, берегись, Йель, ты хам, лучше убирайся, Notre Dame, мы заставим Уильямса плакать, Navy you're through, Army you too, pooh, pooh, to Purdue».
Это песня являлась отличной для митинга. Единственная проблема была в том, что Дик написал ее как марш. Сейчас конга очень проста, но этот раз, два, три — удар; раз, два, три — удар должен соответствовать не только мелодии, но и фразировке слов. Иначе вы полностью сбиваетесь с толку и не можете танцевать или петь под нее. Вы просто сбиваетесь с ритма.
Когда попытался поставить конгу на эту песню, она просто не подошла. Поэтому сказал пианисту, аранжировщику и дирижеру, которые были там, - Послушайте, это нельзя сделать как конгу. Размер не подойдет. Актеры могут сделать это прямо, как есть, в первый раз, когда они выходят, но, когда я начну играть на барабане, нам придется ее изменить.
Ну, они обиделись.
Дирижер сказал: - Вы собираетесь изменить песню Дика Роджерса и Ларри Харта?
-Если они хотят поставить конгу, мне придется это сделать. Иначе ничего не получиться.
Они ответили: - Забудь, парень. Ты говоришь о Ричарде Роджерсе и Лоренце Харте.
- Я знаю это. На самом деле, я ошеломлен тем, что вообще в этом деле. Я напуган до смерти, но, если они хотят, чтобы я танцевал конгу под эту песню, нам придется сделать ее в ритме конги, иначе у нас ничего не получится. Все в Нью-Йорке танцуют конгу так же, как они видят, как мы это делаем в клубе. Так что, если вы хотите, чтобы я танцевал ее здесь, нам придется делать это именно так, и это выход из сложившейся ситуации.
На самом деле, это был единственный способ. Вы определенно не можете танцевать вальс под танго или конгу под марш.
- Мы не можем изменить музыку Роджерса, — был их ответ. В этот момент увидел, Роджерса идущего по проходу.
Он сказал: - Что происходит? В чем дело, Деси?
- Ну, мистер Роджерс, я думаю, у нас проблема, и я... э-э-э...
- Ну, в чем дело?
Дирижер, поддержанный аранжировщиком, продолжил: - Привет, Дик, этот парень хочет изменить фразировку Ларри и твою музыку, чтобы они соответствовали его чертовому ритму конги.
Дик сказал: - Давай посмотрим, почему. В чем твоя проблема, Деси?
- Ну, я не могу петь «Harvard look out, Princeton look out, we shout, look out Yale» так, как написано, потому что я не могу сделать бит конги в этой фразе.
- Как бы вы сделали это для конги?
- Ну, это должно было бы звучать так: - «Har—ar—ar—VARD! Look out, Prin—n—n—STON! Look out, we—e—e—EE! Shout, look
out Ya—a—a—ALE» и так далее.
Мистер Роджерс сказал: - Почему бы и нет? Что с вами, ребята? Мы споем первый припев, а потом, когда Деси начнет бит конги, мы изменим его, чтобы он соответствовал его стилю. Честно говоря, мне больше нравится, как он.
Вот что сказал и сделал мистер Ричард Роджерс, один из величайших композиторов этого века. Вот почему я был так рад и горд, что меня пригласили принять участие в дань уважения ему несколько лет назад на ежегодной телевизионной феерии премии «Тони». Дик был там за пианино, а я спел «She Could Shake Her Maracas», одно из моих соло из Too Many Girls, помимо «Harvard Look Out» и заглавной песни.
После этого Дик подошел и поцеловал меня. - Ты первый мужчина, которого я когда-либо целовал, кубинец.
- Дик, я люблю тебя. Я никогда не забуду, что ты сделал в тот день, когда мы пытались разобраться с музыкой конга, и все остальные разы, когда ты так мне помог.
Подумать только, что я был просто ребенком, которому повезло иметь работу, и даже не зная нот. Все, что знал, это как бить по барабану конга. И это, по милости Божьей, подняло какое-то помешательство по всей стране, по всему миру, в конце концов. Единственная причина, по которой начал это делать, все время, была в том, что Кугат прислал мне паршивую группу.
И теперь, вероятно, автор музыки номер один в мире позволил мне изменить его музыку, чтобы она соответствовала моему «делу». Да, Дик Роджерс — настоящий мужчина, и мне, кубинцу, очень повезло, что он, Ларри и Джордж Эбботт помогали мне. Мистер Эбботт — гений, когда дело касается руководства неопытными молодыми людьми. У него просто есть талант заставить вас почувствовать себя комфортно, показать, куда идти, как это сказать, когда и как реагировать.
Ничего не знал об актерской игре, тем более об игре в комедии, которая, как согласится большинство актеров, гораздо сложнее, чем в драме. За все мои долгие годы в шоу-бизнесе обнаружил, что актер, который хорош в комедии, может быть также очень хорош в драме, но не обязательно наоборот.
Одной из моих самых больших проблем с комедией было то, что не понимал некоторые шутки, особенно те, которые зависели от смешной игры слов. Ходил к Эбботту и говорил ему: - Я очень смеюсь над этой фразой, но не знаю, почему.
Он получал удовольствие от этого и потом объяснял мне. Также, иногда Эдди Брэкен, у которого была главная роль в комедии, говорил мне что-то в пьесе, и зрители смеялись как черт. Конечно, мне, как Манолито, приходилось реагировать так, как будто я знал, что он сказал, и тоже смеяться как черт. Часто я не знал, над чем мы все смеялись.
Например:
БРЭКЕН (говоря о
