позвольте ему спеть пару номеров только под свою гитару.
Подошел к столу Бобби, поблагодарил мистера Хасинга за его добрый жест и сказал, что спою несколько номеров только под свою гитару в следующем сете, чтобы узнать, считает ли он их приемлемыми. После того, как я исполнил песни, посмотрел на мистера Хасинга. Он кивнул головой и дал мне знак «хорошо».
После этого моя группа «whachamacallit» и я боролись с несколькими румбами, но у нас ничего не получалось. Звучание было кошмарным. Мальчики являлись неплохими музыкантами, но у нас не было аранжировок, они никогда не играли латинскую музыку, да и инструменты не подходили для этого. Нам нужна была труба, бонго, маракасы, конга-барабаны. У меня был конга-барабан, потому что он хорош для поддержки остальных ударных инструментов и барабанщика во всех латинских ритмах, но нужен был барабанщик с другие ударные инструменты, которые могли играть латинские ритмы. Невозможно сделать все это только с конга-барабаном.
И мой разум вспомнил ежегодные карнавалы в Сантьяго, когда тысячи людей на улицах выстраивались в линию конга, и шли по всему городу, пели и танцевали в течение трех дней и ночей под ритм африканских конга-барабанов. Они также использовали сковороды, прибитые к доскам, нижней стороной вверх, по которым били твердыми палками, издавая резкий звук динь-динь-динь-динь ит-динь ит-динь-динь, поддерживали темп с конга-барабаном, идущим бум-бум-бум-БУМ. Это простой ритм.
Вы можете услышать этот звук, приближающийся за десять кварталов, и он становится все громче и громче и более захватывающим.
Альфонсо Менансьер был очень выдающимся чернокожим джентльменом средних лет, одним из лучших друзей и лидеров политической кампании моего отца. Он всегда одевался элегантно в безупречный белый льняной костюм, белые туфли, такого же цвета рубашка и шелковый галстук, искусно завязанный, с большой бриллиантовой булавкой, удерживающей его на месте всего на два дюйма ниже узла.
На голове у него была широкополая соломенная шляпа, которую Шевалье с гордостью носил бы, и никогда не обходился без бастена (трости) с серебряной ручкой.
Менансьер стоял на ступенях мэрии с отцом и его гости, прислушиваясь к началу этого дикого, сексуального, примитивного карнавального грома; и по мере приближения он начинал критиковать обычай.
Вот они снова. Каждый год напиваются ромом и образовывают эту линию конга, бьют в барабаны и неистово танцуют под свой африканский ритм.
Его самообладание нетронуто, достоинство пока не поколеблено, но если вы присмотритесь, то заметите, что его ногам было трудно стоять на месте.
Звук конга становился все громче и громче, по мере того как толпа людей подходила все ближе и ближе.
- О, о. Они идут сюда. Вы почти можете почувствовать запах рома.
Примерно в это время одна нога, вероятно, неосознанно, откидывалась в сторону на последнем такте, который подчеркивал ритм конга.
Теперь было видно, как линия конги выходит из-за угла здания мэрии и начинает кружить по площади перед ним. Сотни из них продолжали выходить из этого угла. Удар барабанов, непрерывный пронзительный звук сковородок, сопровождающий скандирование их африканского лидера, которые все остальные в очереди выкрикивали в ответ, продолжало нарастать, почти монотонно, до неконтролируемого крещендо безумия.
Он наблюдал за ними, завороженный, теперь, когда лидеры достигли больше, чем половины площади, и все больше и больше продолжали выливаться из этого угла. Он немного вспотел, воротник на шее начал его беспокоить. Трость слегка поддерживала темп ритма на ступенях здания мэрии. Его ноги больше не могли сдержаться, чтобы не слегка подпрыгнуть. Ему было трудно сохранять самообладание, и он хотел сохранить свое достоинство. - Боже мой — Боже мой — Боже мой — БОЖЕ МОЙ! - Возглас вырвался в ритме конги.
Они шли прямо мимо того места, где стоял Менансьер, и вскоре оказались перед ним. Люди прошли мимо него и достигли конца очереди тех, кто все еще выливался из того угла. Окружили всю площадь и продолжали танцевать и кричать вокруг него. Их было тысячи. Барабанов сотни. Звук сковородок был подобен звуку молнии, сопровождающему громом барабанов. Все почти могли почувствовать вкус рома, запах полов. Это похоже на дикую оргию пинков ногами, размахивания руками. Его и их сердца теперь колотились в унисон. Он не мог себя контролировать — больше никто не мог этого. Воротник расстегнулся, а галстук развязался одним рывком. Соломенная шляпа приземлилась на затылок, и, высоко подняв трость, Менансьер присоединился к ним в экстазе, в прочем, как и все остальные, стоявшие на этих ступенях, включая мэра, американских туристов, и гостей его посольства.
8
Конгу никогда не танцевали в Соединенных Штатах. Подошел к бармену и сказал: - Дайте мне бутылку рома Bacardi.
Затем отправился за кулисы, к парням. - Ладно, ребята, вам лучше выпить, потому что мы сыграем то, чему я вас научу, прямо здесь и сейчас. Так что расслабьтесь.
Это был единственный раз в моей жизни, когда позволил группе пить, пока мы работаем.
- Внимательно слушайте, что играю на этом барабане конги. Это четыре такта в такте и последний такт а-ля Чарльстон, вот так. - И я ударил бум-бум-бум-БУМ. - Подчеркни последний бум. Танец идет один-два-три- БАЙК. Теперь ты, чертов испанец, можешь сделать бум-бум- бум-БУМ, не так ли?
- Си, си, я могу это сделать.
Попросил пианиста сыграть всего четыре сильных прогрессивных аккорда с тем же ритмом. Бас то же самое на нижних струнах, саксофонист ударил по большому барабану мягкой колотушкой, также делая бум —бум—бум-БУМ.
Чуть позже, когда вернулся из кухни со сковородой, прибитой к доске и двумя ложками, ром почти выпили. Ребята были готовы к работе.
Затем позвонил Нику и рассказал, что собираюсь танцевать конгу и выстроить линию конги. Он являлся хорошим танцором и, будучи таким же отчаянным из-за нашего затруднительного положения, как и я, был готов на все, что угодно.
Мы уже решили начать. Скрипач смотрел на свою сковороду и ложки, пытаясь понять, что с ними делать.
- В чем дело? — спросил его.
- Как мне сделать бум-бум-бум-БУМ с этими?
- Ой, извини, я забыл тебе показать. Ты не делаешь бум— бум—бум—БУМ. Ты делаешь динь-динь-динь-динь это-динь это- динь, динь, когда ты бьешь ложкой по сковороде, то держишь по одной в каждой руке.
Теперь он был уверен, что я сошел с ума. - Динь-динь-динь-динь это-динь это-динь-динь?
- Правильно. Пошли!
Повесил большой кожаный ремень барабана конга на правое плечо и начал отбивать бум—бум—бум—БУМ. Группа присоединилась ко мне. Им было не так уж сложно делать бобом— бум—бум—БУМ. Люди в клубе не знали, что, черт возьми, происходит.
Я сказал: - Этот танец, ребята, называется «La Conga». Это очень просто.
И я, продолжая играть начал пританцовывать под бит.
Ник поднялся на танцпол и закричал: - Идемте за мной, ребята, я знаю, как это делать — раз ... два ... три ... УДАР. Один... два ... три ... «УДАР, Встаньте: за мной. Мы сформируем конга линию.
Через пару минут несколько пар встали за ним. Затем я выпрыгнул из дыры в стене и взобрался на барную стойку. Она была длинной, около тридцати футов, затанцевал продолжая бить в барабан перемещаясь от одного конца до другого и обратно. Потом спрыгнул на танцпол, и довольно скоро весь чертов клуб танцевал эту конга линию.
Вот так все началось!
С тех пор я называю конгу «Моим танцем отчаяния».
После того первого раза в ту ночь нам пришлось танцевать ее по крайней мере один раз в каждом сете, и примерно через неделю конга действительно прижилась. В клуб было не попасть. Он был забит каждую ночь.
Вскоре начал вести конгу с нашего танцпола через боковую дверь, за углом, а затем налево ко входу в «Park Central», ресторан, который располагался рядом, прямо через толпу ужинающих, в наш бар и обратно на танцпол. Бобби Келли был в восторге и попросил меня забыть о двухнедельном уведомлении.
- Эй, Деси, как насчет того, чтобы назвать бар «Desi’s Place»?
- Нет, назови ее «La Conga».
В этот период Джо Э. Льюис выступал в «The Continental» за углом от нас. Он посетил «La Conga», и сказал мне: - Эй, парень, ты молодец! Ты придумал что-то новое.
Однажды вечером у нас собралась большая компания. Когда мы вышли на улицу, я увлекся и закричал: - Давайте-пойдем-увидимся- с ДЖО!
И вот мы пошли в «The Continental», как раз когда он был на сцене, делая свое полуночное шоу.
Обошли его пару раз. Во второй раз Джо присоединился к концу очереди и вернулся в наш клуб.
Когда увидел его там, прокричал нашей группе. - Давайте вернемся, народ! Давайте вернемся, народ!
Итак, мы отвезли Джо обратно в «The Continental», оставили его в центре зала, вышли и вернулись в наш клуб, не сбиваясь с ритма.
Джо Э. был не только сенсационным артистом, но и милым, теплым, обаятельным человеком. Все мы, кому посчастливилось знать его, будем всегда скучать по Джо Э. Льюису. (Джо Э. Льюис - американский комик, певец, актер. 1902-1971 год.)
Вскоре весь Майами-Бич танцевал конгу. Причина, по которой она так быстро приобрела популярность, думаю, что это очень простой танец.
Его может танцевать любой; раз-два-три — УДАР. Старики, молодые дети, кто угодно. К тому же это групповой танец, и ритм, как и океан, имеет гипнотическое свойство.
Одним из наших лучших клиентов и спонсоров в «La Conga» была Соня Хени. В то время она находилась в Майами, где давала свое необыкновенное ледовое шоу, и приводила к нам всю группу. Она любила танцевать и стала моим близким другом, даже пыталась научить меня кататься на коньках, но я все время падал на свою кубинскую задницу.
Гарри Ричман, еще один из великих артистов той эпохи, был постоянным клиентом. Однажды вечером я немного пошалил, и он и сказал: - Послушай, ты, кубинец, ты не выложился на полную сегодня вечером на этой части конги. Никогда больше так не делай. Ты не знаешь, кто может сидеть там. Ты должен все время стараться изо всех сил, что бы ни делал.
Он был прав. С тех пор старался больше не шалить.
Джордж Санчес, кубинский сахарный король, тоже был хорошим другом и спонсором еще до «La Conga», когда я чистил клетки для птиц и подрабатывал в септете Сибоней.
Он знал моего отца и всю мою семью, особенно дедушку Альберто. Джордж был одним из его лучших клиентов, так как ему всегда требовалось большое количество Bacardi для больших вечеринок на его сахарной плантации, не так уж далеко от Сантьяго.
Однажды вечером в «La Conga», он спросил меня, не хочу ли сыграть на гитаре и спеть на большом обеде, который он давал у себя дома в Майами-Бич.
- Seguro, Jorge. (Подстраховка Джордж.)
- Ну, — сказал он, — не знаю, понравится ли это твоему отцу, учитывая, что почетным гостем будет Батиста, но ты можешь заработать себе сто долларов.
- Мой отец ничего не имеет против Батисты. Если бы не Батиста, который заставил суды снова работать, папа все еще мог бы сидеть в тюрьме. К тому же сто долларов — это сто долларов.
- Я рад это слышать. Увидимся в воскресенье около полудня.
- Muchisimas gracias, Jorge.(Большое спасибо Джордж)
После того, как спел несколько кубинских песен, меня проводили к столу Батисты.
Он поприветствовал меня словами - Buenas tardes. (Добрый день.)
- Buenas tardes, Senor. (Добрый день, сеньор.) (я не знал, называть ли его Sargento,(сержант) General (генерал) или Dictator, (диктатор) поэтому остановился на Senor).
- Вы, должно
