На контакте

весталка, но как горячая профессионалка. Она знала, что именно нужно писателю и как сделать так, чтобы ему было приятно жить и писать не вокруг, «в молоко», а в самую точку, чтобы попасть в тираж. Она могла своей рукой направить или подсказать, в какую сторону следует писать, чтобы не подмочить свою репутацию публичного писателя. В этом она была не «старой девой», но еще не старой «классной дамой». 
        Вот эта самая Мария Ивановна и пригласила в гости Ивана Ивановича. И не его одного, а еще одного художника, только уже не мысли, а, что ни на есть, того еще слова. Другими словами, софиста. «И что интересно я буду делать в гостях»? - недоумевал Иван Иванович. 
          Когда он получил приглашение в гости, то спросил ее о том, будут ли еще гости? Она предупредила его, что будет еще его приятель, Николай Борисович Разумовский, с которым он недавно познакомил ее. Иван Иванович не сдержался и спросил с недовольством: «Зачем»?
        - В каком смысле?
        - Зачем я нужен вам?
        - Ваня, ты нужен для обсуждения новой книги
        - Дорогая Маша, Николай Борисович мне не друг, но хороший знакомый. Я не нуждаюсь в его помощи, чтобы говорить с тобой. И потом я не читал его книги. Кстати, напомни мне, как она называется?
        - Иван, ну, я прошу тебя. Мне важно знать твой взгляд.
        - Что не сделаешь ради тебя, Маша! Но тогда пришли мне его книгу.
        - Хорошо. Я сброшу тебе на мыло
        - Я говорил тебе, как он увещевал меня перед защитой?
        - Напомни.
        - Коля относится к такого рода специалистам, которые советуют тебе делать то, что сами уже сделали и продолжают делать это. Он сказал мне, что защити сначала диссертацию, а потом занимайся своей философией, которой не будут впредь мешать заниматься тебе. Как такие люди не понимаю того, каким образом можно заниматься философской работой, например, исследовать чужую философию, изучать чужую мысль, не имея собственной философии? Как можно работать с чужой мыслью, не имея собственной? С какой точки зрения я буду работать с мыслителем? С его что ли? Только став мыслителем, то ишь, философом можно уже заниматься наукой, то есть, изучать ее в своем или чужом лице.
        - Но как же быть с объективностью, будучи субъективным? – попыталась возразить ему Мария Ивановна.
        - Судит субъект. Насколько он будет самостоятельным и ответственным в своем суждении, настолько и объективным. И еще: у меня нет времени и сил на то, чтобы доказывать другим, что я не дурак. То, что я создал философию, само за себя должно говорить о том, что я имею право заниматься ей. Между тем эти специалисты, не имея собственной философией, решают заниматься мне философией на законных условиях или нет.
        - Но ты ведь уже защитился?
        - Разумеется. Но как я сделал то, не располагая тогда собственной философией? Что я защитил? Бог его знает. Что я сделал? То, что обычно делают в таких случаях, - просимулировал имитацию.  Ладно, что вспоминать. Жалко времени, которое я потратил на это бессмысленное занятие. Что с книгой?
        - Книга Коли посвящена становлению философии марксизма в условиях реставрации капитализма.
        - Так она называется? – ошарашенно спросил Иван Иванович, брови которого невольно поползли вверх.
        Мария Ивановна внимательно посмотрела в округлившиеся глаза нашего героя и участливо похлопала его по плечу. 
        - Дорогой, успокойся. Тебе нельзя так волноваться. Изволь. Она называется «Философия непобежденного марксизма».
        - Ничего себе. И ни слова мне не сказал о ней. Еще друг называется, - обиженным голосом сказал Иван Иванович и, рассмеявшись, повторил наименование книги своего приятеля. – Это надо же! Видимо, этот труд есть продолжение монументального дела формирования философии марксизма.
        - Ну, да, правильно. Он ссылается на книгу Теодора Ильича.
        - Неужели? Так почему ты заранее не прислала мне эту книжку? Что я буду обсуждать? То, что не читал? Мне эта книжка нравится, но я не читал ее. Так, что ли?
        - Очнись, Иван. Мы встречаемся послезавтра.
        - Ах, да, послезавтра. Но все равно, разве я успею прочитать его.
        - Ну, ты постарайся, прошу тебя.
        - Но почему он сам не попросил меня? Это твоя инициатива?
        - Как сказать.
        - Сказать правду.
        - Он был не против.
        Такой разговор случился между Иваном Ивановичем и Марией Ивановной накануне встречи. Иван Иванович был, мягко сказать, удивлен тому, что Николай Борисович посвятил свое время, которого, как он часто говорил, «никогда не хватает на философию», - чему вы думали бы? – «философии марксизма». Мало того: непобежденного марксизма! Он не был удивлен тем что Николай Борисович не поставил его в известность о публикации книги из опасения рассмешить своего приятеля. Но зачем Маше так важно его мнение или суждение о новой книге о главном в былом времени. Где марксизм и где он, Иванов?
        И вот, он входит в квартиру Марии Ивановны, послушно исполнив ее просьбу и застает там виновника торжества, пришедшего раньше в гости. Они здороваются.  Иван Иванович ритуально благодарит хозяйку за приглашение и подозрительно косится на Марию Ивановну и Николая Борисовича. Его берут сомнения, кто здесь играет роль «милого друга».   
        Позже, уже за столом, на котором стоит вино, коньяк и закуска, разговор заходит о книге Разумовского.
        - Читал, читал. Но не дочитал. Ну, что сказать? Гигант. Не ожидал, - хвалил автора читатель.
        - Не ожидал чего? Силы мысли? – спросил с недоверием автор.
        - Нет, силы убежденности в собственной правоте. Откуда такая уверенность? Никогда не поверю тому, что ты принимаешь марксизм за философию. Ладно, Маркс, но марксисты? – сказал Иван Иванович, пожимая плечами.
        - Но как же Ленин, Ильенков?
        - В каком веке ты живешь? Неужели ты до сих пор читаешь таких авторов, как Ойзерман? Я так и не понял, какой смысл ты вложил в причудливое словосочетание «непобежденный марксизм»?
        - Какой-какой? Если ты задаешь такой вопрос, то ты или ничего не понимаешь в марксизме, или не читал моей книги, - отрезал раздосадованный автор.
        - Ой-ой-ой, как страшно! Я взял на себя труди и прочитал не до конца твою книгу. Я заметил за собой такую особенность: теперь я часто засыпаю за книгой. Я уже не помню, когда я читал вас, ученых. Последняя книга из ученых книг – твоя. Представляешь, какую услугу я оказал тебе! Как вспомню, сколько времени я убил на эту научную макулатуру, так прямо дух захватывает. И каким я был идиотом. Я тебе даже завидую: ты не просто читаешь научную книгу – ты пишешь ее. Не надоело? С другой стороны, я понимаю, что ты работаешь ученым-философом. Сочувствую тебе от всей души, что приходится тебе копаться в чужих, как бы это сказать… да, мыслях. Вот ты копался в них. Наверное, и свои накопал?
        - Неужели ты не нашел ни одной в моей книге?
        - Да, книга твоя. Но где твои мысли? Помню, ты писал о том, что за марксизмом будущее, что, по-настоящему, время его еще не пришло. Казалось бы, что было в нем, то все сбылось и сплыло. Ты же утверждаешь, что еще не все состоялось.
        - Так я писал о марксистском гуманизме.
        - Это что за явление такое – «марксистский гуманизм».
        - Ну, что ты «ваньку валяешь», что прикидываешься? Как будто сам не знаешь!
        - Знаешь: не знаю. Объясни. Ты имеешь в виду пролетарский или коммунистический гуманизм.
        - Да, можно и так сказать: коммунистическое отношение к человеку как трудящемуся. Его человечность рабочая, действующая, а не созерцательная.
        - Можно сказать, что философия марксизма – это философия активности, активная философия?
        - Философия актива и активная философия – не одно и то же.
        - О каком активе ты говоришь? Надеюсь, не о партийном, не коммунистическом.
        - Надейся. Я не надеюсь, я делаю.
        - Ты сделал актив?!
        - Да, в некотором смысле, в философском смысле слова.
        - Это как? 
        - Марксистский гуманизм – это делать дело, не говорить, а делать. Буржуазный гуманизм – это гуманизм на словах, абстрактный гуманизм, а марксистский гуманизм есть гуманизм на деле. Это теоретическая практика человечности.
        - Слова то хорошие, но как их понять? В том смысле, что добро должно быть с кулаками? Лучший вид защиты – это нападение. Лучший гуманизм – это классовый гуманизм или пролетарский интернационализм? Где здесь диалектика? Не софизм ли это?
        - Марксистское учение верно, потому что оно непобедимо.
        - Отлично. Но выдерживает ли такое учение проверку на фальсификацию? Может быть, оно верно и непобедимо потому, что его нельзя опровергнуть. Но то, что находится не в поле подтверждения и опровержения, может ли быть истинным? Мне думается, что оно не является ни истинным, ни ложным, потому что в него можно только верить. Вот почему оно верно. Это учение является так называемой «научной идеологией», то есть, показательным, примерным оксюмороном, откровенной бессмыслицей. Меня не это беспокоит. Твой выбор – дело вкуса. Меня волнует то, что человек взял курс на искусственность, смирившись с недоступностью сверхъестественного. Но, таким образом, он несет полную ответственность за то, что делает. И делает он не то, что ждет от него Бог. Бог сам стал человеком, а человеко стал отказывать самому себе в человечности. Бог сделал возможным для человека быть человеком. Поэтому назначение человека заключается в том, чтобы стать настоящим, полным человеком. Человек же решил преодолеть в себе человека, он испортил свой собственный образ. И пошло у него все вкривь и вкось.
        Меня интересует то, сам ли человек уклонился от своей судьбы, или некто сбил его с толку?     
        - Да, никто не сбивал человека. Он сам сбился с верного пути к коммунизму. У тебя же одни религиозные предрассудки и сказочные фантазии. Ты мечтаешь о том, чего и кого никогда не было. Какой бог, дьявол и внеземной разум? И твой гуманизм и есть реальный утопизм. Коммунизм же, напротив, есть такой идеал, который материален. Человек без общества естественно фантастичен.
        - Человек не одинок во Вселенной. Бог есть Дух. Есть не только природа и душа-человек. Есть еще дух. И гуманизм есть выражение социальности действительного человека, человека по понятию, по сути, а не по явлению. Но для этого общество должно стать душевным, человечным. Оно станет таким, когда человек будет вразумлен в массе. В борьбе за личность-человека твой коммунизм как коллективизм есть только средство против индивидуализма. Высшей стадией развития коммунизма является гуманный социализм, «социализм с человеческим лицом». Есть «капитализм с человеческим лицом». Но это «лицо» есть общее место, абстрактная, правовая, овеществленная форма без конкретного человеческого содержания. Особенным оно станет не при декларативном, декоративном социализме, каким он был в советском виде, получив название «развитого социализма», а при реальном, действительном социализме. И все же социализм, даже реальный, не есть цель человеческого развития, но есть только путь к самому человеку. Человек для человека есть сущность, идеал, а не только явление чего-то другого. Для этого нас предназначил Бог не как