неоднократно пользовался сам Наполеон. И всегда её карты говорили ему одну только правду. Так, ещё в 1801 году они предсказали ему, что он окончит свой жизненный путь на маленьком удалённом островке день в день ровно через 20 лет: 5-го мая 1821 года.
И он поверил? подивился Славик.
Думаю, что да, ответил Глыба. Наверное, именно полная вера в пред-сказание была главной причиной, по которой Бонапарт в 1815 году неожиданно для всех покинул приветливый средиземноморский остров Эльбу, где ему жилось совсем неплохо под его началом находились там полторы тысячи гвардейцев, и без разрешения союзников высадился на материке. Ну а дальше последовали быстро промелькнувшие сто дней возвращённой власти, Ватерлоо и остров святой Елены.
Выходит, Бонапарт фраернулся, подытожил Славик.
Наверное, это не то слово, которое более всего подходит к описанной мною ситуации, поучительно сказал контактёр. Но в том, что касается сути вещей, вы совершенно правы.
Карты Ленорманн, как всегда, не стали темнить, а сразу же сообщили, что в заповедных садах Семирамиды чёрные вороны уже нетерпеливо машут крылья-ми, чувствуя богатую добычу, а Генрих Четвёртый ещё раз пронзён кинжалом Ра-вальяка.
Яснее не выразишься.
На том и расстались.
Последовавший за этим звонок Рябого полностью разъяснил суть несколько туманной рекомендации, полученной Славиком из потустороннего мира, и при-шлось несчастному Волкодаву пасть первой жертвой астральных сил, уверенно руководивших рукой беспощадного киллера.
А вот Рамиз больше склонялся к поэтусторонним силам и поэтому не забывал их щедро улещать.
Что ж это такое? с возмущением заявил он начальнику мобильных поли-цейских отрядов. Теперь, получается, честного ни в чём не повинного человека могут среди белого дня шлёпнуть словно блоху? Не пора ли вам вмешаться? Этот Славик слишком уж обнаглел.
В представлении трудолюбивого полицейского безвременно усопший Волко-дав не принадлежал к немногочисленной когорте особо честных людей, но он по-нимал, что гонорары Рамиза следует отрабатывать сполна.
Не у одного Рамиза были хорошие отношения с полицией. У Славика тоже. Ещё с прошлых времён. Поэтому поднятый по тревоге полицейский начальник испытывал подлинные муки: кем-то на этот раз придётся пожертвовать, и это сра-зу же существенно отразится на его регулярных доходах.
Кем пожертвовать?
На одной чаше весов возлежал преклонных лет опытный и всё ещё имеющий достаточно сил и средств авторитет. На другой восходящее светило, за которым очевидное будущее и великие финансовые, не исключено, что и политические, возможности.
Мудрецы уверяют, что синица в руки лучше журавля в небе.
Как ни крути, а этого очаровательного младенца придётся удушить в колыбе-ли.
Глава двадцать вторая
Вновь я стою пред тобой очарован
Славик стал авторитетом ещё в то время, когда служил Рамизу. Служил удач-но и вскоре вошёл в самый близкий к великому человеку круг. Только тогда он, наконец, был допущен в дом.
А в этом доме жила Аида, дочь Рамиза удивительно красивое юное сущест-во. Тоненькая, очень стройненькая, черноволосая, с большими блестящими чёр-ными глазами. Ах, это были глаза, похищающие сердце. Щёки девушки напоми-нали спелый персик, а приветливая улыбка могла свести с ума всех мастеров Воз-рождения вместе взятых.
В ней самым счастливым образом соединились отполированная веками евро-пейская кровь и полная неизъяснимых тайн кровь Востока, и результатом явилось чудо нежной красоты и абсолютное совершенство линий.
Любитель Рубенса, возможно, нашёл бы её несколько субтильной. Но даже если так, то отсутствие избытка плоти с лихвой компенсировалось необыкновен-ной лёгкостью движений и чистым, мелодичным голосом этой замечательной де-вушки.
Увидеть это чудо было совсем непросто. Только случайно или на званых ве-черах, которые хлебосольный Рамиз устраивал для своих любимцев.
Славик, как и все другие, был покорён Аидой с первого взгляда. Один только раз взглянул и сразу же потерял способность соображать и правильно мыслить. Всё окружающее сразу потеряло для него малейший смысл, и если бы в его на-сквозь испорченной натуре сохранилась хоть одна ничтожная капля поэтического дара, он тут же убежал бы в поля, леса и горы и там, отдавшись на волю непокор-ных стихий, упоённо декламировал бесчисленные вирши, рождённые разрываю-щимся от страсти сердцем.
Но Славику не пришло в голову взойти на труднодостижимые снежные вер-шины и там без содрогания подставить свой пылающий лоб буйному охлаждаю-щему ветру, и волнительные ритмические строки не спешили сорваться с его вос-палённых шепчущих уст. Он просто решил жениться на этой необыкновенной де-вушке.
Боже, какая проза!
Но тут уже ничего не поделаешь: там, где нет поэзии, остаётся одна только проза. Третьего, насколько нам известно, не дано. Так сказать, tertium non datur.
Ничего лучшего Cлавик не сумел придумать, как явиться перед ясными оча-ми Рамиза и в самых несложных выражениях объяснить ему, что хочет стать его дорогим зятем.
Пахан выслушал его с каменным лицом.
Нет, коротко сказал он. Она не для таких, как ты.
А чем я плох? взвился непризнанный жених.
Ты всем плох, ответил отец черноглазой красавицы. А к тому же ты ещё и думать не умеешь. Ну как ты мог помыслить, что я соглашусь выдать дочь за бандита?
На так поставленный вопрос очень нелегко ответить.
Но я могу, если нужно, если потребуется, стать другим. Я могу, если захочу, в будущем стать крупной государственной фигурой, профессором или прослав-ленным покровителем искусств и наук, стал доказывать Славик.
Ты можешь стать только тем, кем я тебе позволю, жёстко ответил Рамиз и, устанавливая между ним и собой незримую непреодолимую стену, покачал влево-вправо указательным пальцем.
Славик взглянул на него со злобой.
Рамиз поймал этот взгляд.
Прежде, чем ты уйдёшь, сказал он, я расскажу тебе одну притчу.
Встретились однажды на узкой тропе взрослый Лев и маленький Львёнок. Вместо того, чтобы посторониться, втиснувшись в колючие кусты, малыш оста-новился и, не уходя с тропы, стал вызывающе смотреть на большого Льва.
Лев спокойно переступил через него и пошёл было дальше, но потом повер-нулся и спросил:
Ты почему не уступил мне дорогу? Я ведь много старше тебя.
Потому и не уступил, ответил Львёнок. Пройдут годы, и я вырасту, а ты станешь стар и слаб. Так что лучше тебе со мной заранее подружиться.
Ты всё правильно рассудил, сказал Лев. Но ты забыл, что сегодня от ме-ня зависит, вырастешь ты или нет.
И Лев поднял свою тяжёлую лапу.
Обиженный родительским отказом Славик не захотел отступать, а просто ре-шил сменить тактику. Сам себе он казался завиднейшим женихом, о котором можно только мечтать. Совершенно очевидно, что Рамиз от старости потерял спо-собность правильно смотреть вперёд. Сказочки какие-то вздумал рассказывать. Для этого существуют внуки.
Будем идти напролом.
И на первой же вечеринке Славик попробовал вручить красавице Аиде букет прекраснейших роз.
Растерявшаяся девушка покраснела, насколько позволял ей природный румя-нец, и спрятала свой прелестный носик в цветы. И Рамиз тоже ни слова не сказал, только приподнял одну бровь и сделал незаметный знак Волкодаву. Тот нетороп-ливо подошёл к Славику и нанёс ему своим тяжёлым кулаком короткий удар пря-мо в переносицу.
«Кто бы мог подумать, что в старике так много крови?» сказала леди Мак-бет. В носу у Славика этой жидкости оказалось ещё больше.
Нежеланного ухажёра тут же под руки вывели прочь у него подкашивались ноги, и сам он идти не мог и на весёлые вечеринки в доме Рамиза больше нико-гда не допускали.
Тогда Славик ушёл от Рамиза. Никто не стал его удерживать.
А что же Аида?
Нет на свете такого мрамора и порфира, которые неподвластны разрушению.
Вот так и получилось, что недоступная Аида стремительно вышла замуж за своего университетского сокурсника, приезжего из далёкого города и потому жи-вущего в общежитии. Внешность у него была самая обыкновенная, оценки на эк-заменах он получал не самые высокие, и у него даже приличного пальто не было.
Именно последнее обстоятельство переполнило чашу унижения Славика.
Всегда хочется посочувствовать гению, которому при раздаче наград не хва-тило лаврового венка.
Человек разумный, не встретив желаемого отклика со стороны предмета сво-их симпатий, сразу должен обратиться к Бальзаку, без лишних околичностей уве-ряющему, что мужчине не дано постичь особенности женского мышления. Здесь, нам так кажется, содержится тонкий намёк, что если мужчинам того не даровано, тогда женщинам и подавно. У нас нет ни малейших оснований оспаривать мнение выдающегося француза. Наоборот, в горькую минуту оно может принести нам всё необходимое утешение.
Славик никогда не читал Бальзака.
Напрасно.
В свою загородную резиденцию Славик ехал на этот раз сразу тремя маши-нами. Теперь иначе нельзя, коли сам затеял беспощадную битву за власть.
Первый раунд остался за мной, размышлял Славик, но только первый. Те-перь, когда отделился Рябой и откинулся Волкодав, в окружении Рамиза наверня-ка началась лёгкая паника, и если мне удастся завалить ещё парочку близких к нему авторитетов, тогда от Рамиза все окончательно отшатнутся. Король без сви-ты не король. Все начнут искать моего покровительства. И они его обязательно получат.
А можно и не валить, а просто и примитивно купить. Когда пристрою алмазы, денег у меня будет море. И тогда я куплю всё окружение Рамиза оптом, как увле-чённый школьник покупает в магазине коробку оловянных солдатиков. Но это ещё не всё. Я и самого Рамиза, если понадобится, куплю. Он ещё походит у меня в шестёрках.
Если человек ставит перед собой задачу, явно превышающую его возможно-сти, это свидетельствует об определённом величии его души.
Так сказал Гёте. При всём уважении к известному немецкому писателю осме-лимся заявить, что на Славика это правило не распространяется. А не распростра-няется потому, что Провидение, которому даже великий Гёте не указ, имело на Славика свои, особые виды. Вовсе не интересуясь масштабом его души, оно всего лишь предназначило ему сыграть в задуманной пьесе определённую роль, и он её честно до конца сыграл, не ведая о ней и потому не попытавшись уклониться или изменить её рисунок.
Нам, непосвящённым, многое в этой жизни кажется случайным. И только са-мые толковые из нас, после того как десятки раз попусту обожглись, начинают догадываться, что нет и не может быть никаких случайностей, что никто там на-верху не бросает, смеясь, игральные кости, а всё подчинено великому беспре-дельному во времени и пространстве Закону, которого нам никогда не понять, по-скольку часть не может равняться целому, если она, как ей предписано всё тем же Законом, действительно является лишь только ограниченной со всех сторон ча-стью этого целого.
Быстро домчаться в этот раз не удалось. Сначала в середине пути их
