первую очередь культурному обхождению, которым теперь чрезвычайно гордился.
Нехорошо, нехорошо, повторил дознаватель несколько раз. Он произно-сил это слово с нежностью и любовью. Так герои великих восточных поэм, глядя на плывущий в облаках месяц, проникновенно лепетали имена владычиц своего израненного сердца.
После третьего «нехорошо» следователь громко и противно похрустел паль-цами, понимающе вздохнул и снова закатил глаза накось и вверх одновременно. В точности так, как это делал главный актёр в любезной народу передаче «Чужие окна и двери».
Нет, не каждому дано так искренне наслаждаться собственной ограниченно-стью.
Для Прохазки здесь всё было внове, а вот опытные рецидивисты, не раз поси-девшие на этом стульчике, хорошо знали истинную цену следовательскому «не-хорошо». При всей грубости своего интеллекта они понимали, что тут наступил момент истины и следователю нужно дать вволю покудахкать. Это входило в обя-зательные правила игры.
Нехорошо. Ох, нехорошо.
Удручённый необычной и очень неприятной для себя ситуацией Прохазка возражать не стал. Потому что газетчик тоже теперь уверовал, что воровать нехо-рошо, особенно таким невезучим как он. Изображать несуществующую значи-тельность, вызывающе хорохориться или ещё чем подражать ведущим популяр-ных программ приунывшему редактору, в отличие от Малюты, в данном случае почему-то не хотелось.
А ведь мало украсть. Этого просто недостаточно. Ведь украденное ещё надо уметь спрятать, модулируя всеми мыслимыми способами голос, продолжал свой задушевный монолог дознаватель (именно так допрашивали Джеймса Бонда зло-козненные террористы). Это был впечатляющий спектакль, где всего лишь один-единственный талантливый актёр с блеском играл все роли, бесконечно наслаж-даясь
собственным исполнением. Сидевшему на стуле отводилась роль благодар-ного зрителя.
Украсть и спрятать! Вот она проблема! вознёс свою мысль Малюта со-всем уж до шекспировских высот.
Прохазка вяло кивнул головой, потому что всё это была святая правда. На бо-лее выразительное движение сил уже не хватило, поскольку горло несчастного сжалось от самых горьких судорог сожалений.
Вот так, дорогой товарищ, пришёл и взял то, чего брать нельзя, с лёгким осуждением, резко снижая тон, сказал Малюта. Конечно, он был заранее преду-преждён, что преступник искренне будет изображать себя не слишком виновным. Даже легонько намекнули, что задержанный является чем-то вроде активного участника опасной шпионской сети и не исключено, что связан с похищением об-разцов нового оружия. Опытный следователь долго ломал голову над этими не-домолвками, а потом быстро сообразил, что ему, как обычно, вешают на уши са-мую заурядную лапшу и вовсе не судьба недостаточно защищённого отечества волнует министерство чрезвычайных происшествий. Здесь, ощущалось, совсем другие ценности имеют главное назначение. Может быть там, в высших эшело-нах, девушку не поделили?
Особенно печально, когда об этом узнают родные и знакомые.
Что тут было спорить? Конечно, нет повести печальнее на свете.
Но всего хуже, когда тебя пропечатывают в газетах, нанёс последний удар дознаватель и сунул в нос своей жертве свежий номер газеты.
Редактор глянул на заголовки, глянул на свою фотографию, отшатнулся и по-бледнел.
Сознаюсь, виноват, украл, украл я этот компьютер, прошептал он и доба-вил, я больше так не буду. Что я могу сказать? Я это сделал ради женщины, и в этом моё единственное оправдание.
Желанное для любого нормального следователя признание поставило не ве-давшего о компьютере Малюту в совершенно дурацкое положение. Потому что в интересах державы он должен был растянуть этот допрос на много дней (вот он и тянул, как мог), а этот слюнтяй, носитель столь опасного политического заблуж-дения, вдруг берёт и быстренько сознаётся в том, чего не совершал.
Ну и что я должен с ним делать? в сердцах вскричал суровый офицер, вы-тирая рукавом служебный пот, обильно оросивший его низкий лоб.
Потом отдышался, придирчиво посмотрел на свои руки: выглядывают ли у него манжеты из рукавов пиджака в точности как у Алена Делона, и, убедившись, что точно так и выглядывают, подобрел, несильно стукнул редактора по шее и миролюбиво сказал:
А ты не торопись. Некуда тебе спешить. Ишь, какой прыткий!
Теперь пришла очередь Прохазки ничего не понимать.
Неизвестно, как и в какие времена возникла весьма живучая легенда, что га-зетчики всё знают и всё понимают. Скорее всего, сами они эту сказку для собст-венной пользы и придумали. На самом же деле, если что и понимают, то именно там, наверняка, им не хватает знаний. А там, где что-то знают, уж точно нет ника-кого понимания.
Вот и редактор перестал хоть что-нибудь понимать. Но зато хорошо теперь знал, что воровать предосудительно.
Такого рода содержательные беседы проходили целую неделю. Следователь натужно изыскивал всё новые темы для протокола, а редактор скучнел, худел, всё более беспокойно вращал глазами и уже понемногу начал намекать на свою при-частность к похищению Джоконды из Лувра и самого большого обелиска из Лук-сора. А когда Малюта по указке Дубовца наконец напрямую спросил, так куда же спрятано известное одному Прохазке государственное добро, свет слабого про-никновения в суть вещей озарил лицо бедного заключённого. Но вместо того, чтобы честно открыть тайну своего исключительного преступления, он вдруг ди-ко захохотал и, бросившись к своему истязателю, стал иступлёно целовать его, приговаривая;
Катенька дорогая! Твой голос звучит, как арфа, сопровождающая романс Неморино.
А потом заплакал:
Таким, как я, победа всегда приходит слишком поздно.
Прибывшие врачи констатировали сильнейший шок и скорого выздоровления не обещали.
Катержинку тоже пытались допрашивать. Но она упорно не желала отвечать даже на самые вежливые вопросы. А когда скудные запасы показного терпения лопнули и ей стали грубо угрожать, она вдруг решилась и попросила срочно со-единить её по телефону с Вышеславом.
С кем, с кем? не поверил своим ушам дознаватель Саблезубов (в интере-сах дела он тоже не был посвящён в замысел операции).
С Вы-ше-сла-вом! чётко по слогам отчеканила задержанная.
Ты что сдурела? заверещал следователь.
Ответом ему был презрительный взгляд.
Следователю стало жарко. Потом по спине пробежал мороз. Потом желудок плавно поднялся к самому горлу, мелкой дрожью затряслись руки и ослабели ко-лени.
Вы не врёте? спросил Саблезубов самым жалобным голосом, на какой только был способен.
Нет, мотнула головой Катержинка. Номер 137-137-13.
Подождите минутку, попросил уничтоженный дознаватель и стремитель-но выскочил из кабинета.
Назад он не вернулся.
Наутро его тело выловили из реки. Зачем он тёмной ночью, в необычном мес-те полез купаться не снимая костюма, установить так и не удалось.
А Катержинка ждала, ждала, потом подошла к двери и повернула ручку. Дверь отворилась. В коридоре и на лестнице в этот поздний час никого не было. Дежурный на проходной крепко дремал, как того настоятельно требовал его мо-лодой здоровый организм. Девушка вышла на улицу и, не спеша, отправилась до-мой, а оттуда на вокзал.
Больше её не беспокоили, потому что найти не сумели.
Вот так и получилось, что милая Катержинка больше никогда не вернётся на страницы этой повести. Появилась она, как в балладе, словно бледная дева из речного тумана, зато исчезла самым прозаичным способом.
Официальное расследование, специально направленное то ли по основному, то ли по отвлекающему пути (этот момент так и остался невыясненным), таким образом, зашло в тупик, чего многоопытный Гавличек, признаемся, совершенно не ожидал.
Оставалось ещё одно верное средство. Но тут требовалось много и душевных сил, и времени.
Тут уже ничего не поделаешь. Лёгкий успех удел дураков.
Гавличек себя дураком не считал. Поэтому он с самого начала не исключал, что на определённом этапе следствия придётся прибегнуть к этому испытанному средству терпеливо ждать, пока всё само собой не утрясётся.
Глава седьмая
Коммерсант Волобуев
Здесь мы на время покидаем родину Гавличека и снова перемещаемся в далё-кий восточный край.
Всё познаётся в сравнении.
Так сказал один из древних египтян. А если он такого не говорил, то говорю я, рассказчик событий, невольным свидетелем и истолкователем которых опреде-лила мне быть судьба.
Ничего нет проще, чем найти алмаз: шёл приметил наклонился подоб-рал. Несложно алмаз и присвоить: оглянулся сделал лёгкое движение принял нейтральный вид удалился.
Возможны варианты, но сути дела это не меняет.
Сложности начинаются потом.
Эти удачно доставшиеся вам алмазы нужно суметь продать, если, конечно, вы не собираетесь украсить ими свою коллекцию минералов, начало которой поло-жил ещё ваш дедушка, большой любитель проводить свой заслуженный летний отпуск в далёких экспедициях. А если этот дедушка кроме минералов коллекцио-нировал также книги, картины, записи лучших опер, зубы мамонтов и другие предметы старины (каменные топоры и древнегреческую керамику), можете себе представить, на что похожа была его квартира.
К счастью, дедушка Волобуева был совсем другого сорта и экспедициями не интересовался, отчего дальше ближайших модных курортов из принципа не вы-езжал. С его стороны, как некоторые могут сейчас подумать, это был не лучший способ распорядиться летним отпуском. Но теперь уже ничего нельзя изменить, поскольку время летних дедушкиных отпусков давно миновало, да и сам мало-подвижный дедушка, промотав всё состояние, уже успел морозным зимним днём отправиться в свой последний и бессрочный отпуск, откуда выйти на работу ещё никому не удавалось. За неимением таковых почтительному внуку не было необ-ходимости свято хранить и приумножать семейные реликвии.
И вот теперь, когда привалило столь неожиданное счастье, остаётся только поблагодарить судьбу за невзначай (без малейшего участия дедушки) подаренное, сами же алмазы просто-напросто продать и деньги с шиком спустить, не уступая в этом пункте незабвенному родственнику ни на грамм.
Раньше Волобуев никогда ни над чем не задумывался. Такая у него была при-вычка ещё с юных лет. Даже школьным учителям надоело повторять: «Волобуев, ну нужно же хоть немножечко думать!»
Теперь, хочешь, не хочешь, пришлось думать. Это было странно и совсем не-привычно.
Первой нежелательное отклонение спутника жизни от обычного состояния, то есть появление высокого стремленья дум полковника, заметила миссис Воло-буева. И это при том, что она никогда не отличалась повышенной наблюдательно-стью. Но тут разве что слепой не заметит сиявшая прежде в глазах супруга не-бесная пустота неожиданно сменилась беспокойным взглядом, явно обращённым внутрь и занятым пристальным разглядыванием там каких-то новых ценностей смысла существования. В последнее время бравый офицер больше не
