друзьями… как бы это сказать… приняли по маленькой… иначе говоря, отпраздновали. Я был уже трезв, но в состоянии… в обычном состоянии после хорошего застолья. Вот в таком смятении я и попался ему на глаза. Он, конечно, на меня накричал, очень грубо накричал. Я, само собой, обиделся. Я, хоть и в затмении, но, как и всякая животное-скотина, чувства имею. И любой на моём месте обиделся бы.
Мне стало казаться, что Михал Михалыч сейчас нарочно мямлит, чтобы протянуть время. Может, он ждёт, что существо с чердака придёт ему на помощь, или ему поможет тот, кто незримо ходит по дому? А вдруг дело вовсе не в этом? Не убил ли он Сергея?
- И что же вы сделали? - спросила я.
- Вот к этому-то я и подхожу. Только не судите меня строго. Повинную голову, как говорят, меч не сечёт. Если бы не маета после праздника, я бы такого не совершил.
- Мы не будет вас строго судить, Михал Михалыч, - заверила его Аня. - Только расскажите скорее, что же вы сделали.
- Я и рассказываю. Обиделся, это, я. Так обиделся, что хотел уйти со службы. Только вот хозяйка, Марина, то есть, меня отговорила. Я понимаю, что могут меня осудить, мол, ради денег готов всё вытерпеть, но это не совсем так. Пенсия, конечно, у меня маленькая, да и работы здесь не сыщешь, кроме как у таких же хозяев, как Сергей, но не это меня держит, а сад-огород. Ведь посмотрите, какая красота! И создано это моими руками. Я здесь каждую травинку в лицо знаю, каждую веточку. Как от всего этого уйдёшь? Вот я и позволил себя уговорить. Но обиду-то в карман не запрячешь, а хмель до конца из головы не выветрился, потому как кончили мы праздновать поздно. И, как назло, Сергей сильно обидел Марину. Стою я этак в расстроенных чувствах, а тут Марина ко мне подходит и успокаивает, предлагает окно починить на чердаке, потому что оно отошло от стены, за отдельную плату, значит. Я согласился, а она, как на грех, просит меня поторопиться, потому что собирается сегодня уехать в Москву. Муж, значит, сюда вернётся, а она от него там отдохнёт. Не сказала она это, но я и так всё понял. Взял я чемоданчик с инструментом, пошёл на чердак, осмотрел окно, хотел взять клещи, молоток, гвозди… всё, что полагается, а тут мне в глаза бросился обрезок алюминиевой трубки. И видно решил меня Бог наказать, лишив разума, потому что установил я эту трубку между окном и стеной, чтобы, значит, как ветер поднимется, раздавался вой, да ещё под трубку приладил кое-какие щепочки, проволочки, чтобы они создавали впечатление, что скребётся кто-то. Я-то так рассудил, что попугаю только Сергея, а когда приедет Марина, скажу, что забыл кое-что доделать, и уберу всё это. А получилось так, что Марина с дачи не уехала, а Сергей погиб.
- Да что ж вы сразу этого не сказали?! - воскликнула Аня. - А мы каждую ночь трясёмся от страха, слыша, как наверху завывает и трещит.
- Как в такой глупости признаешься? Я и так подступал к Марине с просьбой доделать окно, и эдак, но она, понятное дело, отказывается.
- А что это трещит? -удивилась я. - Неужели всего лишь проволока и щепки? И стук такой, словно об стену бьются.
- Это уже само так получилось. Окно разбито, а ветер был сильный, вот он, наверное, и повалил что-нибудь, да только не до конца. Там наверху много всякой всячины хранится. Может, какая-нибудь вещь от ветра об стену бьётся.
Для меня происходящее стало принимать ясные очертания, но кое-что оставалось непонятным.
- Михал Михалыч, это вы разбили окно? - спросила я. - Не беспокойтесь, мы Марине об этом не расскажем.
- Да я же! Понимал, что вы боитесь, думаете, что нечистая сила завелась в доме. Я-то готовил угощение для Сергея, а отведать его пришлось вам. Совсем я отчаялся добиться у Марины разрешения пройти на чердак, вот и попытался влезть туда через окно. Запасся инструментом, приладил лестницу и полез, да только в темноте не больно-то видно, как она прилажена. Влез уже до середины и вдруг чувствую, что меня клонит куда-то вбок. Хорошо, что не сразу рухнул вниз, а сперва проскрипел по стене, иначе мы бы с вами сейчас не разговаривали. Опомнился уже на земле. Всё тело болит, ногу так выворачивает, что нет сил терпеть. Однако кое-как встал, потому что попасться в такой ситуации - стыда не иметь. Подхватил лестницу, унёс к сараю, а в окно запустил камнем. Во-первых, решил, что теперь-то Марина точно пригласит меня на чердак, не просто позволит войти, а сама пригласит, чтобы я стекло вставил, а во-вторых, досаду я свою таким способом выместил. Но у хозяйки страх пересилил благоразумие, и отказала она мне в предложении заделать окно. Как я только не пытался сюда пробраться! И вот теперь попался.
Мы давно уже сидели на ступеньках лестницы, слушая рассказ садовника. И смех, и грех, и что-то третье. Мы не знали, плакать нам, смеяться, негодовать или попросту понять его, а поняв, простить.
- Вы бы признались во всём нам, - сказала я. - А мы бы вместе что-нибудь придумали. Вы бы с чердака убирали всё лишнее, а мы бы постояли на страже.
- Всё это верно, да стыд не позволял покаяться.
- Выходит, это вы оставили землю на этой лестнице? - спросила я.
- Не знаю, о какой земле вы говорите, но, если я сюда поднимался, то мог и землю оставить, - рассудил Михал Михалыч. - А я сюда однажды подобрался, но сам-то подобрался, а ключ подходящий подобрать не смог. Упустил, значит, свой шанс.
- Прямо в голове всё перемешалось, - призналась Аня. - Мы-то навоображали всяких ужасов, а всё дело в обрезке трубы, щепках и проволоке.
- Подождите! - остановила я радость Ани. - Про шум на чердаке я теперь всё поняла, тем более, что Чупа на него не реагировала, но на кого же она бросалась? Она и в ванной кого-то чуяла, и ночью возле двери в комнату девочек.
- Кого-то чуяла? - удивился садовник. - На кого-то бросалась? Вы видели, на кого?
Мы рассказали про странное беспокойство собаки, временами охватывающее её, но быстро проходящее. Заодно я рассказала про кровь на её морде. Старик недоумённо молчал.
- Мы чего только не передумали, - призналась Аня. - Даже Сергея пытались сюда приплести.
- При чём тут он? - удивился садовник. - Он погиб. Мир праху его.
Аня так расслабилась в доверительной беседе, что ляпнула:
- А может, не погиб.
- Что значит, не погиб? - насторожился Михал Михалыч, причём глаза его приняли очень тревожное выражение.
Аня поняла, что сделала большую глупость, а я попыталась вывернуться из создавшегося положения.
- Марина опознала тело, но это было такое растерзанное тело, что она могла ошибиться. Вот мы и подумали, что Сергей может оказаться жив и приходит сюда. Не знаю, для чего приходит. Может, чтобы наказать Марину, пугать её. Глупости, конечно, но кого-то собака ведь чует.
- Сергей мёртв, - твёрдо проговорил садовник. - Даже мысли не допускайте, что он жив. Он погиб, возвращаясь сюда пешком с поезда. Его загрызла собака, и Марина его опознала. Она не могла ошибиться. А кого чует собака?.. Понять не могу, кого она может чуять. Бросается, говорите, к ванной, к лестнице, нюхает под дверью в комнату?
- Катя говорит, что она иногда обходит кухню и принюхивается к углам, - добавила Аня.
- Не знаю, что это может быть, - сказал садовник, и по его лицу я поняла, что он не принял наше заявление близко к сердцу. - Может быть, она чувствует, что вы очень чего-то боитесь, и потому тревожится.
Он поднялся на ноги.
- Поговорили - и хватит. Пора приниматься за дело, а то вернётся Катя, а ещё раз я уже не решусь рассказывать обо всём этом. Надо убрать трубку. Надеюсь, теперь вы позволите мне это сделать?
- Конечно, Михал Михалыч, - согласились мы.
- Вот я принёс много всяких подходящих ключей. Подберу что-нибудь. Он принялся пробовать то один ключ, то другой, остановился на каком-то, достал тонкий напильник, что-то подточил, вновь вставил ключ в скважину, опять подточил. После нескольких попыток замок с натугой, но щёлкнул.
- Мила, Аня, постойте на лестнице и последите, чтобы не вернулась Катя, - попросил садовник. - Я всё очень быстро уберу.
Мы чисто машинально спустились на пролёт ниже, а он скрылся на чердаке.
- А я хочу заглянуть внутрь, - призналась Аня.
Я и сама про это думала.
- Пойдём, посмотрим, - предложила я. - А ему скажем, что Кати ещё нет.
Мы поднялись к заветной двери, и, удивительное дело, она показалась мне таинственной, таящей угрозу, словно за ней скрывалось нечто запретное. Наверное, мысль, что за ней творятся всякие ужасы, слишком въелась в нас, и теперь мы не могли относиться к чердаку лишь как к месту хранения всякого рода вещей. Очень осторожно мы её открыли и заглянули внутрь. Помещение оказалось огромным и в точности соответствовало описаниям Марины. Оно было поделено на что-то вроде комнат, но без дверей. В дальнем конце этой анфилады возился у окна Михал Михалыч.
- Я так и знал, что женщины не преминут сунуть нос, куда не следует, - укоризненно сказал он. - Что за любопытный народ!
Злости в его ворчливом тоне не было, поэтому мы осмелели.
- Так интересно же, - оправдывались мы. - Марина нам столько рассказывала о том, как она этот чердак устроила.
- Огромная кладовая, - дала определение Аня.
- Лавка древностей, - подхватила я.
- Посмотрите, но ничего не трогайте, - строго наказал нам старик.
Мы вошли в первое помещение, причём сразу же ступили на ковёр.
- Какая роскошь! - восторгалась Аня. - Думаешь, что входишь на чердак, а тебя встречает ковёр.
Я подумала, что его лучше было бы расстелить не здесь, а в средней комнате, где была собрана мебель покрасивее и даже расставлена посуда и безделушки, но это было делом хозяйки. Может быть, Марина и поместила его здесь, чтобы произвести больший эффект.
- Не слишком топчитесь там, - предупредил Михал Михалыч. - Как бы следов на ковре не оставить. Хозяйка увидит, начнёт гадать, кто это сделал, опять подумает на призрака.
Мне стало смешно.
- «Как же призрак здесь натоптал!» - скажет Марина, - пошутила я.
Мы прошли дальше, озираясь и рассматривая интерьер, словно были на экскурсии в музее.
- Трубку и остальное я убрал, - доложил садовник. - Может, хоть немного заделать окно? Пусть не стекло вставить, а хотя бы загородиться от дождя.
- Нельзя, Михал Михалыч, - испугалась я. - Иначе Марина сразу всё поймёт.
- Так вон как дождь сюда лупил, - сокрушался хозяйственный старик. - Полировка на шкафу покоробилась, вон как буфет побило…
- Всё равно нельзя, - решила Аня.
- А что здесь так грохотало? - спросила я.
- А вон картина была прислонена к стене, она-то и гремела. Упасть не могла, потому как стенка шкафа мешала, а вот колотил её ветер о шкаф изрядно. Чтобы больше не шумела, я её закрепил. И ещё кресло шум создавало. Оно на то и качалка, чтобы качаться. Ветер его и раскачивал, а оно об стенку ударяло. Я его в угол передвинул, чтобы стояло спокойно… А может, хоть слегка прислонить что-нибудь к окну, чтобы самую дыру загородить? Вон хоть картину эту. Самой-то ей ничего не сделается, потому что я её лицом внутрь поверну, а от дождя загородит. Марина решит, что она от сквозняка сюда упала.
- Не выдумывайте, Михал Михалыч, - прервала его Аня. - Сама она никак не могла сюда упасть.
- Да ещё так развернуться, чтобы и самой не пострадать, и вещи от дождя защитить, - подхватила я. - Пусть Марина убедится, что призрак исчез, тогда она осмелится отпереть чердак и сама попросит вас починить окно.
Садовник покачал головой.
- Наверное, надо уходить, - решила Аня.
Мы пошли к выходу.
- Пока я буду запирать
С уважением, Андрей.