гравюру с оборотнями! — усмехнулся Назаниль и всадил в сердце Инглеберта и Стасии серебряный клинок. Когда клинок входил в грудь Стасии, острая боль пронзила и мою грудь. Но Назаниль пронзил их сердца не насквозь, а лишь наполовину, чтобы оборотни остались еще живы. Волчат он пощадил, и те, дрожа от ужаса, забились в угол.
Стасия и Инглеберт, будучи еще живыми, были замурованы в стену замка, как живая гравюра. Этим занимался лично Назаниль. Я видел глаза Стасии, пока их еще не покрыл раствор. Полные скорби, боли и укора.
— Зачем ты это сделал, Мэлорм, я ведь любила только тебя! — это были ее последние слова, которые окончательно разбили мою душу.
Гравюра на стене замка в человеческий рост. Женщина и мужчина друг напротив друга. Прекрасные каменные изваяния. Глория цинично и удовлетворенно улыбнулась. Я не знал, что она может быть настолько жестока. Я не знал, что сам смогу быть настолько жесток.
Жестокая месть Назаниля, который не умел прощать.
Так, эти двое погибли из-за нашей глупой ревности и мести. Возможно, Стасия и вправду не изменяла мне? Больше я этого никогда не узнаю и буду мучиться вечно. Это мой крест на века.
Глория положила руку на каменное лицо прекраснейшего Инглеберта и захохотала.
— Ты же так любишь рисовать, Инглеберт! Теперь Стасию не только нарисовали, но даже сделали ее изваяние. Ты отдал свою дань высокому искусству.
Даже Мелисса с ужасом смотрела на гравюру, хотя самая важная ее соперница теперь была устранена. Неужели безответные чувства разбудили в Глории чудовище, которое до этого не спало?
10
Иногда я вспоминала о жестокой казни, устроенной Назанилем. Я сама приговорила любимого нечеловека. Я не знаю, мучают ли меня угрызения совести по этому поводу. Это было так давно...
Стоит ли еще этот замок, в стене которого замурован прекрасный Инглеберт, или его сравняли с землей? Сколько времени утекло с тех пор... Будто бы далекий кошмарный сон. Три века прошло. Теперь все по-другому. Цивилизация, двадцатый век! Немое кино, автомобили. Как прекрасно, что я имею возможность идти через века, не теряя жизнь и молодость! Идти сквозь эпохи и революции. Наблюдать, как меняется все вокруг — люди, мода... Мода... Я смотрю на Мелиссу. Ее волосы не достают до плеч, на голове шляпка, на губах — красная помада. Она всегда в отличной форме. Мэлорм часто грустный, постоянно задумчивый. Я знаю, почему. На его душе тягчайший камень, который он несет сквозь века — смерть Стасии. Он не может себе этого простить. Он не может себе простить того, что был ослеплен ревностью и погубил мать. Я не мучаюсь подобной виной. Только изредка вспоминаю об этом случае. Инглеберт сам сделал свой выбор. И этот выбор был неправильным. А мы могли бы быть счастливыми. Вместе встретить двадцатый век... Лучше не думать об этом. Назаниль тоже не мог забыть Стасию. Как такие люди вообще умеют любить? Или это всего лишь его задетое эго?
Еще нас несколько веков уже кто-то преследует. Не знаю, кто это, но это не люди.
Мы ехали в кино на своем автомобиле. Да, как же все изменилось с тех пор! Чудеса техники. А когда-то мы могли ездить только в каретах...
Когда идешь куда-нибудь в одно и то же время, встречаешь одних и тех же людей по дороге. Они тоже идут по своим делам именно в это время. Их не знаешь по именам, но хорошо узнаешь в лицо. Знакомые незнакомцы. Я работал ночью охранником в магазине. Когда я выходил покурить, навстречу каждую ночь шел красивый молодой мужчина, одетый и причесанный по последней моде. Шел он в сторону леса. Это было так странно... Через некоторое время проходили еще трое — молодой парень и две красивые дамы. Шли они в ту же сторону, что и мужчина. Еще через какое-то время в том же направлении двигались два мальчика лет десяти. Куда они все шли?
В ту ночь ко мне пришел друг. Он принес выпивку и мы начали пить. Пили-пили, смотрю, к нам заходит тот самый мужчина (который идет каждую ночь в сторону леса). Глаза бегают. Говорит:
— Ребята, можно я с вами выпью, а то испугался сильно. Оборотня в лесу увидел.
Мы, пьяные, начали хохотать.
— А зачем же, — друг мой спрашивает, — ты каждую ночь в лес ходишь?
— А затем хожу, — говорит, — что клад ищу. Бабка моя зарыла там клад давно, а днем мне боязно, что увидит кто-то.
Я и говорю ему:
— Мы, брат, в двадцатом веке живем. Ни в Бога, ни в Дьявола верить не в моде. Век науки, техники и прогресса, а сказками своими детишек малых пугай.
Мужчина этот, вижу, злиться стал, глаза холодным блеском отдавали. Обиделся, видимо, что мы в его байки не поверили.
— Если во что-то не модно верить, не значит, что этого нет, — ответил он. И мы как-то съехали с этой темы и снова начали пить.
— А давайте фокусы разные показывать, кто что умеет? — предложил мой друг. И такие фокусы карточные начал показывать, что я диву давался. И с монетами умел. Монета в одной руке, глазом моргнуть не успеешь, как уже в другой.
— А я, — говорю, — на руках стоять умею, колесо делать и кувыркаться.
— Давай, — друг говорит, — показывай.
Я был пьяный и чуть не упал, но трюки выполнил. Мальчишкой мне доводилось в цирке подрабатывать.
Мой друг посмотрел на того мужчину и говорит:
— А ты, брат, что умеешь?
Мужчина загадочно улыбнулся:
— А так, — говорит, — умею.
Смотрим — а у него клыки изо рта торчат, а вместо ногтей когти. Друг глаза вытращил от удивления и стал распрашивать, как делаются такие фокусы. А мужчина ответил, что долго тренироваться нужно. А взгляд, прямо, не от мира сего, что в дрожь бросает.
Друг на то согласился. И стали они друг другу фокусы показывать. Друг ему фокус с цветами показал, а он раз — уже с ушами волчьими на голове сидит.
Друг смеется.
— Молодец, — говорит, — когда сюда пришел, так уши спрятал, что и незаметно было. Хороший фокус.
Я пил, да наблюдал. Друг ему — птиц бумажных, а у того уже морда, как у волка, вытянулась. Я со стороны наблюдал, и что-то здесь не так было. Не похоже на фокус. Я видел и не верил. Что-то ненормальное и недоброе. Смотрю, а тело-то его шерстью покрывается. А друг все зубы скалит, фокусы восхваляет.
— Бабушка, бабушка, а зачем тебе такие большие зубы? — вспомнил я сказку.
— А чтобы съесть тебя! — этот, уже не человек, поднялся из-за стола, и на моих глазах разорвал моего друга на части. Я бежал так, что за мною не угнался бы, наверное, даже автомобиль. Аж обмочился со страху. Три волосины седые потом нашел на голове. И в магазин тот больше ни ногой! Рассказу моему, конечно же, никто не поверил. Подумаешь, пьяный, вот и несет бредятину всякую. Допился до чертиков. А я своими глазами эту нечисть видел. И в Бога поверил. Даже в церковь ходить стал. Если во что-то не модно верить — вовсе не значит, что этого нет.
Скоро нас разжалуют наверняка. Какой век уже гоняемся за опасным преступником Назанилем — и все безрезультатно. Преступник силен, хитер и опасен. Ускользает прямо из рук. Он — безжалостный убийца. Он убил десятки оборотней, и за это его должны судить по закону, ибо нет страшнее преступленья, чем убить себе подобного. Мы, полицейские, делаем все возможное, чтобы поймать и обезвредить этого негодяя, но пока все напрасно. Главное — не терять надежды, что правосудие восторжествует.
11
Назанилю нравилось издеваться над неверием людей. А в этот век таких людей было большинство. Он специально провоцировал их, а потом просто шокировал своими перевоплощениями.
Мой роман с Мэлормом не имеет успеха. Он постоянно винит себя и меня в смерти Стасии. Да я не слишком отчаиваюсь. Он нужен мне для того, абы кто-то был, не более. Зато Мелисса до сих пор благодарна нам — соперница Стасия, бывшая, как кость в горле, устранена. Она по-прежнему сходит с ума по Назанилю. Триста лет! Да, мы уже не молоденькие девочки, как раньше, но по внешности этого не скажешь. У Назаниля всегда беспорядочные связи. Он ни к кому не привязывается, ни в кого не влюбляется. Наверное, не существует такой женщины, которая бы отказала ему. Он же ел сердца в прямом и переносном смысле.
Не так давно Назанилю вздумалось принести птенца стервятника, которого он выкармливает мясом и хочет вырастить в домашних условиях. Этот птенец постоянно сидит у него на плече.
Еще одна последняя блажь Назаниля — он создал из нас цирковую труппу, и теперь мы гастролируем с представлениями.
Сегодня приезжает "Цирк Назаниля" и мы всей семьей идем на представление. С детства я интересуюсь цирковым искусством, в частности, работой фокусников. Некоторые фокусы я пытаюсь повторить и иногда получается. Говорят, что Назаниль — величайший фокусник. Какое счастье, что он приехал к нам в город!
Этот Назаниль — настоящий волшебник! Исчезает, появляется вновь, глазами передвигает предметы, может, отрываясь от земли, подниматься в воздух, может заставить человека делать то, что захочет. Конечно, просто так я бы в это не поверил, и подумал, что с ним работают подставные люди, но это проверено на мне лично. Я, в зале, набитом людьми, встал на четвереньки, лаял по-собачьи и нес всякий вздор, будто во сне. Когда я спросил сам себя, что двигает мной в тот момент, ответа так и не нашлось.
С ним еще выступают парень, две девушки и двое мальчишек. Все они его помощники. Этот фокусник даже умеет обращаться в волка и помощники его тоже умеют. Какое счастье, что я попал на его выступление. За автографами не пробиться. Этот кудесник Назаниль снискал славу по всему миру. О нем пишут все газеты.
Я сидела в кинотеатре, смотрела немое кино. Я увидела на экране здоровую собаку, и мне почему-то захотелось обернуться назад. Я не знаю, с чем это связано. Я обернулась. Сзади в вальяжной позе сидел мужчина, закинув ногу за ногу, и раскинув руки на спинке сидений, с головою волка. Я, как во сне, машинально отвернулась. Сумасшествие. Снова на экране эта здоровая собака. Я опять обернулась. Мужчина с головой волка сидел в той же самой позе, будто так и нужно. Тут до меня дошло, что это наверняка тот самый фокусник, о котором сейчас трезвонит весь город. На экране эта огромная собака нападает на человека. Тут я теряюсь в памяти. Вероятно, я заснула, потому что, когда проснулась, в зале уже никого не было, кроме того человека с головой волка, который сидел на том же самом месте, в той же самой позе. Я встала, собираясь уходить, было уже поздно. Человек этот пошел за мной.
— Позвольте, провожу вас, — сказал он.
— Вы тот самый фокусник, про которого газеты пишут? — спросила я.
— Фокусник? — он усмехнулся. — В чем же заключаются мои фокусы?
— Ну, хотя бы в том, как вы незаметно надеваете волчью голову.
— Не вижу здесь никаких фокусов, — ответил он. — Все натурально. Можете потрогать голову.
Я начала трогать голову — и впрямь, будто росла на теле мужика! Я улыбнулась:
— Вы еще и шутник! Нужно отдать вам должное, фокусник вы превосходный, нигде не видно подвоха.
— Ну ладно, — ответил он. — Сейчас я вам покажу еще пару фокусов.
И тут на моих глазах кости его начали трещать, а тело покрываться шерстью, деформироваться. Если это и были фокусы, значит, фокусником был сам Дьявол. Я закричала, побежала в ужасе и не оборачиваясь. У меня был сильный стресс.
— Помогите! Полиция! —
