превратил в бомжа. Со всеми вытекающими из этого криминального факта печальными, а потом и вовсе трагическими последствиями.
Одна была в этом гибельном деле светлая сторона, если так можно выразиться. Той выпиской необдуманной и поспешной он успокоил на какое-то время своих несчастных и престарелых родителей, которые могли теперь с гордостью говорить язвительным родственникам и соседям, что у сынули их дорогого всё устроилось наконец: он перебрался в Москву. Там теперь будет жить и работать, своё собственное гнездо вить, пускать корни. А они станут ему помогать - в столице обосновываться и укореняться…
Глава 18
«Тяжёлый мёд расплескан в лете,
И каждый дождь - как с неба весть.
Но хорошо, что горечь есть,
Что есть над чем рыдать на свете…»
Павел Васильев
1
Тот первый послеуниверситетский май 1978 года, вопреки ожиданиям, оказался крайне-муторным и болезненным для Кремнёва в психологическим и эмоциональном плане, далеко обогнавшим по тяжести дум и негативному нервному напряжению первые студенческие годы. И то сказать! - ведь на улице буйствовала красавица-весна всей своей ослепительной силой, мощью и яркостью, вселенскими страстями, праздничным гулом и красками! И это прямиком отражалось на окружающем мiре, естественно, - на фауне и флоре Мидгард-земли и на людях, её населяющих. Бесилось и пенилось жаркое солнце на небе, обдавая проснувшуюся от зимней спячки землю золотисто-огненными потоками космической энергии и тепла. Горланили и бесились птицы на позеленевших ветках от переизбытка чувств. Бесились от похоти и любовного угара люди, ошалело искавшие пары себе и места, где можно было бы спрятаться от посторонних глаз, крепко-крепко обняться в любовном экстазе, приклеиться губами и телами друг к другу - и совокупиться. И этим таинственным, страстным и счастливым актом продолжить далее земную жизнь - до божественной без-конечности... А ещё в это время красавицы-яблони вокруг Главного здания МГУ дружно оделись в праздничный белый наряд, как невесты дородные будто бы собираясь замуж вначале, а потом - рожать: чтобы осенью накормить студентов аппетитными и сочными плодами… Все были на взводе и кураже, одним словом, все были счастливы как дети, все - в угаре. И только на душе у героя нашего было черным-черно - тоскливо, мрачно, сыро и холодно как в глубокой пещере. Не того он ждал, безусловно, когда оканчивал Университет, не на то настраивался. Думал и надеялся парень, что уж первую-то свою самостоятельную весну - без сессий, дипломов и курсовых - встретит во весь рост и такой забег в ширину устроит, что и чертям тошно станет! А тошно было ему одному - и никому больше.
И чего удивляться поэтому, что весь май он бродил по шумным столичным улицам в некоем болезненном, сомнамбулическом состоянии, больше похожий на приведение даже, чем на здорового 23-летнего парня, выпускника МГУ. А во время прогулок он с завистью смотрел на снующих мимо него москвичей, молодых и старых, - и с тоской лишь об одном тогда думал, одной-единственной мыслью гудящую и горящую голову свою ломал. Думал, что как же неразумно, несправедливо и неправильно всё-таки устроено их родное советское социалистическое государство, с законодательными порядками которого он теперь впервые столкнулся лоб в лоб. Он, без-цельно слоняясь по Москве часами целыми, не понимал: почему это он, трудолюбивый молодой человек, разочаровавшийся в профессии историка, не может, не имеет права теперь эту профессию поменять и начать жизнь с чистого листа, начать работать руками? Собирать машины на автозаводах не может, строить в Москве жильё или метро то же, дворы и улицы убирать и месть “в лихой лихорадке буден”? Почему его бывшие одноклассники, уроженцы Касимова со средним образованием, это могут сделать легко и просто, а он - нет? Неужто и вправду учёба в МГУ для советских законодателей равносильна 5-летнему тюремному сроку и справке об освобождении, с которой никуда не берут бывших зэков - хоть тресни?! И хвалёный университетский диплом на деле так заметно и так существенно сужает социальный выбор его обладателя?
Но ведь это же чистый вздор и бред, скорая и неминуемая гибель для государства! - если строю советскому, социалистическому выгодно и удобно на практике, чтобы такие люди, как Кремнёв, получив диплом на руки, били потом баклуши всю жизнь в левых пустопорожних конторах, выкачивали из России бабло мешками - и ничего не давали взамен. Абсолютно!... И это при том условии, что многие разочарованные выпускники вузов - а их немало в стране - хотят добросовестно и честно работать, мечтают реальную, а не мифическую пользу стране приносить, укреплять её мощь и богатство. Но делать им этого не дают законодатели. Категорически!!! А почему?! - непонятно, необъяснимо, непостижимо! Как будто советские законы писали и пишут ВРАГИ!
Да, государство затратило на без-платную учёбу Максима немалые деньги. Всё это так, всё - правильно, и он с этим не спорит - понимает всю государственную правоту. Мало того, он даже согласен полностью эти деньги вернуть: они у него имеются, он их потом и кровью добыл в стройотряде, пока его однокурсники-лоботрясы каждое студенческое лето жир наедали под родительским кровом и из родительского же котелка… Но и этого не происходит: не берёт государство деньги ни под каким видом! Работай историком, - говорит, - и баста! Работай! - и дальше баклуши бей, сукин ты сын, переливай из пустого в порожнее до гробовой доски, то есть - до самой смерти! Нам, мол, плохие историки-пустозвоны куда больше милей и нужней, чем хорошие и порядочные работяги! Ну разве ж это ни дикость и ни абсурд, ни бред настоящий!... Ещё какой бред, на сюрреализм похожий, на умопомешательство! Куда с таким сюрреализмом придём, к чему докатимся?! Ни к обещанному коммунизму - точно!...
2
Именно в это время пик психологического напряжения у Кремнёва достиг максимума, и он вдруг начал курить - это в 23-и года-то! - чтобы никотином ослабить чуть-чуть натянутые до предела нервы. Причём курил так много и часто сразу же, что в день у него уходило по паре пачек «Явы» или «Пегаса». А бывало, что не хватало и двух.
Закуришь тут! - как говорится, - когда наш герой одержимый и неразумный сам себя будто в стеклянную капсулу посадил, где полностью остановилось время и перестали тикать часы - и ручные, и настенные, - где остановилось, что гораздо опаснее и страшней, его духовное, интеллектуальное и социальное развитие. И от этого ощущения пустоты, без-цельности и безвременья Кремнёву было не по себе, а порой и вовсе жутко.
А по-другому и быть не могло, согласитесь, дорогие мои читатели и друзья, - ведь вокруг него жизнь кипела и пенилась через край как в вулкане огромном, разбуженном, без конца куда-то неслись и к чему-то угорело стремились люди - любившие, жившие, чувствовавшие, переживавшие, внешне и внутренне развивавшиеся и от этого менявшиеся на глазах! В лучшую сторону, разумеется! И только он, полуживой истукан, оставался на месте сиднем сидеть - прямо как нищий калека на паперти! - смотря на всех с завистью и тоской; только ему одному бежать было некуда и незачем.
Его бывшие товарищи по истфаку, которых он в Университете встречал, когда раз за разом туда наведывался от скуки, - товарищи тоже куда-то очумело неслись, стараясь не выпасть и не отстать от общего ТЕЧЕНИЯ ЖИЗНИ. Аспиранты книги штудировали истово и ежедневно в читальных залах, посещали спецкурсы и спец-семинары, на научные конференции постоянно ездили, готовясь защищать диссертации и становиться учёными в ближайшие годы, светилами и мэтрами советской истории, авторитетами. Не-аспиранты тоже не отставали от них - карьеру стремительно делали на работе, умело рубили бабло и обзаводились дачами, квартирами и машинами собственными, женились один за другим, детей заводили массово. Все они были довольны и счастливы, одним словом, были в деле и в тренде, как модно теперь говорить. Кремнёв слушал их с болью в сердце при встречах, смотрел на каждого с грустной завистью - и думал: «А когда же у меня-то, горемычного, всё наладится, и наладится ли вообще? Когда я-то жить начну по-человечески наконец - полной и нормальной жизнью? Когда квартира появится собственная у меня, любимое дело, девушка Таня рядом?... Или я так и останусь вечным выпускником МГУ без малейшего будущего и накоплений личных, как чеховский Петя Трофимов оставался бедным студентом всю жизнь… Да-а-а, невесёлая просматривается картина, что и говорить!… И встреча с Таней откладывается на неопределённый срок по этой причине. А это для меня самое страшное: страшнее ничего нет. Стоит ли тогда вообще жить, если я больше её не увижу? Ведь ехать на встречу с ней оплёванным неудачником элементарно глупо, если я ей и удачливый не сильно-то буду нужен, если нужен вообще… Да-а-а, попал ты в чуднушку, Максимка, или в болото вонючее и бездонное, которое тебя и погубит в итоге, в себя как щепку малую и никчёмную засосёт…»
Понятно, что с подобными мыслями в голове и траурным настроением в сердце без-прерывное курево было самой маленькой слабостью, которую позволил себе Кремнёв. Пить, слава Богу, он не начал в те годы, в ежедневный глубокий запой не ушёл: организм его был слишком здоров и не выносил алкоголя…
В это же приблизительно время у него раз за разом появлялись мысли обратиться за помощью к Серёжке Дёмину, однокласснику своему. Серёжка был мент как-никак, уже давно работал в Москве, успел тут по-настоящему закрепиться, связями обрасти. Может, поспособствует ему по старой дружбе в милицейскую службу попасть, хоть тем же пэ-пэ-эс-ником или даже участковым. Максим будет на всё согласен, на любую работу, - лишь бы не уезжать из Москвы.
Но всякий раз он откладывал эту сомнительную затею, а потом и вовсе забраковал её на корню. И правильно, в общем-то, сделал. Ведь поможет Сергей, не поможет? - Бог весть. Тут скорее даже “нет”, чем “да”. И всё по той же весьма веской причине - наличию у Кремнёва высшего университетского образования... Но зато уж после этого весь Касимов узнает, что бывший школьный любимец Максим, отличник из отличников и умница из умниц, оказался после окончания МГУ в глубокой заднице! Такой, что даже готов к неучу-Дёмину в напарники идти столичные улицы караулить, участковым лямку тянуть в самом дерьмовом участке! Дела-а-а! Большего позора и унижения для семейства Кремнёвых будет и придумать трудно…
3
В мае к нему на разведку приезжал Сашка Казаков - выведать обстановку. Приехал, хитрюга, в воскресенье в десять часов утра, когда уже страдавший от бессонницы Максим только-только заснул и забылся, на диване юлой прокрутившись всю ночь, промаявшись дурными мыслями и предчувствиями. Так что пришлось ему подниматься с разбитым и кислым видом и идти с Казаковым на кухню, вести с ним там необязательный разговор, который вести не сильно-то и хотелось.
Впрочем, Сашка не долго тревожил его: судьба Максима была ему в целом до лампочки. А приехал он исключительно для того только, чтобы поинтересоваться делами Кремнёва по просьбе своего руководства: Цитлёнка в первую очередь. Поэтому, усевшись на кухне на подставленный табурет, он сразу же
