основе, получали по 180 рубликов ежемесячно. Плюс - премии. А бригадиры монтажников - и того больше. Но Кремнёву незачем было злиться и претензии предъявлять: он был рад и тому, что его просто куда-то взяли.
В театре было две бригады монтажников, работавших через день с 15.00 и до 23.00 вечера - и без выходных соответственно: отдыхали все в отпуске. В каждой бригаде было по четыре человека, включая и бригадира. Это были люди, специалисты своего дела, хорошо знавшие, как оформлять каждый спектакль, какие к нему нужны декорации и как их надёжно скреплять болтами и скобами, чтобы они на пол не грохнулись с треском и не придавили людей. Сложное, надо признаться, занятие, очень и очень ответственное, связанное с безопасностью актёров, со здоровьем и жизнью их.
Около монтажников-профессионалов всегда болталась целая куча студентов, как узнал в процессе работы Кремнёв, которые приезжали в театр в послеобеденные часы и помогали таскать из подсобок массивные декорации за контрамарку. Это чтобы потом, с её помощью, без-платно посмотреть спектакль. Со студентами проблем в этом плане не было, как и отбоя от них. Среди них даже существовала очередь - кому и когда приезжать, чтобы не превышать количество, необходимое для работы…
12
Максим попал в бригаду, где бригадиром был здоровенный и говорливый малый по имени Жора - предельно амбициозный и самолюбивый пацан, “эстет великий и знатный”, всё свободное от работы время старавшийся перевести разговор подчинённых на литературу и искусство: живопись, театр, кино, - где он почему-то считал себя большим-пребольшим докой. По виду он был забулдыгой и двоечником с неполным средним образованием. Однако пыжился всем доказать, и Кремнёву - тоже, что любого знахаря-искусствоведа и даже академика-гуманитария запихнёт за пояс.
Когда Африкантов привёл Максима в подсобку - тесную, грязную и глухую комнатушку без окон, прокуренную насквозь, - и объявил его новым монтажником, после чего ушёл по делам, - так вот после этого Жорик сразу же прицепился к Кремнёву с вопросом:
- Вот чьи переводы Шекспира лучше, ответь: Пастернака или Маршака?
Кремнёв опешил, естественно, от подобных слов, удивлённо вытаращился на бригадира, нового своего начальника, после чего ответил серьёзно и тихо:
- Не знаю: я не читал ни того, ни другого.
После этого ошалело вылупился уже сам бригадир, смотря на новичка как на чудо.
-…Как это не читал Пастернака и Маршака, не понял?! - громко сказал он через паузу, всем видом своим и страшными гримасами на лице выказывая крайнее удивление, рисуясь этим перед присутствующими работягами. - Мне вчера Глеб Фёдорович по телефону по секрету сказал, что ты, наш новый монтажёр, Университет закончил. Голова, мол, светило! - не забулдыжка какой-нибудь, не пьянь! А ты Пастернака с Маршаком не читал - классиков нашей советской литературы! Ну ты даёшь, парень! И чему только вас там в Университете учат?!
- Чему надо - тому и учат, - тихо опять, но твёрдо ответил Кремнёв, бледнея. - К тому же, я исторический факультет заканчивал. Мне Пастернака и Маршака знать не обязательно. Я - не филолог.
- Да какая разница, кто ты и на каком факультете учился?! - попробовал было и дальше поиздеваться-покуражиться над новичком задиристый бригадир, но Кремнёв быстро осадил его, поднимаясь с места и направляясь к двери:
- Давай-ка лучше работать пойдём, чем языком трепать. Десять минут четвёртого на часах - скоро спектакль уж начнётся…
Норовистому Жорику сильно не понравилось подобное поведение новичка, как легко догадаться, и он после этого стал Кремнёва всячески притеснять, нагружать его дополнительной работой, которую не оплачивал. Максим всё это видел и понимал - но молчал и терпел. И хватило его терпения на полгода ровно…
13
Все спектакли театра для монтажёров сцены делились на две ярко-выраженные категории: пупковые и проходные, или пустяшные. Пупковыми (к которым относились, в частности, «Проснись и пой», «Ревизор», «Женитьба Фигаро» и некоторые другие) работяги-сборщики называли спектакли, где было полным-полно декораций. И были они габаритными и тяжёлыми по весу, включавшими в свои конструкции металлические блоки и балки, так что рвали парням пупки во время их перетаскивания из подсобок по длинному покатому коридору (студентам доверяли эту каторжную работу, как правило). А потом ещё и на сцене с ними много было возни - во время их установок и монтирования согласно задуманным художником и режиссёром планам и чертежам.
Канительное это дело, скажу я вам, установка и монтаж декораций, и главное - очень и очень ответственное. Через месяц, к примеру, после прихода на работу Кремнёва в театре случилось ЧП. В перерыве между первым и вторым актом «Ревизора» на актёра Романа Ткачука, исполнявшего роль слуги Хлестакова Осипа, упала колонна, которую плохо закрепили рабочие. Хорошо ещё, что была она выполнена из картона, не из дерева, - но всё равно тяжёлой была, зараза, массивной, и Ткачук потерял сознание от удара по голове... Пришлось вызывать врача в срочном порядке на сцену и приводить актёра в чувства нашатырём, голову ему бинтовать из-за потёкшей крови, а перерыв удлинять на 20-ть минут к неудовольствию зрителей... Так потом и проходил Ткачук весь второй акт с перебинтованной головой, что-то бурча под нос будто бы сильно выпивший. Пришлось им даже с Андреем Мироновым (исполнявшим роль Хлестакова) спонтанно обыгрывать этот курьёз на сцене, чего в сценарии не было, разумеется. Миронов тогда спросил у Ткачука как бы между прочим:
- А что это у тебя, Осип, с головой? зачем повязка?
- В этой проклятой гостинице такие низкие двери и лестницы, - зло отвечал Ткачук, мысленно матеря монтажников, вероятно, - что я со слепа башкой о притолоку стукнулся.
- Давай осторожней ходи, - ответил ему Хлестаков-Миронов повелительным тоном. - Ты мне живой и здоровый нужен…
После того случая в театре разразился громкий скандал: травмированный Ткачук бушевал знатно, вони и копоти от него много было. По этой причине Африкантова даже вызывал к себе Плучек на ковёр и, по слухам, шедшим от секретарши главного Инессы Германовны, сильно кричал на него, топал ногами и матерился. А под конец и вовсе грозился уволить главного монтажёра сцены к чёртовой матери, и его бездельников-подчинённых разогнать, алкашей и неумёх поганых… Но когда успокоился и остыл - всех оставил на месте, разумеется. Только приказал вычесть из зарплат членов бригады, что работала в тот день, 500 рублей: Ткачуку на лечение. Что и было исполнено в точности бухгалтерами: чего-чего, а вычитать и лишать они умеют быстро и качественно... Попал под раздачу тогда и Кремнёв, хотя вины его в том случае не было никакой как ученика монтажёров... Однако и он ста рублей в итоге лишился и работал потом целый месяц без-платно фактически. Вонючего Ткачука после того случая он видеть и слышать не мог: демонстративно не здоровался с ним и гордо проходил мимо, когда видел его за кулисами или в буфете…
14
Рабочий день монтажёра сцены Кремнёва начинался и проходил так. Он приезжал в театр в половине третьего пополудни, переодевался в специально-отведённой комнате и сразу же шёл на сцену, минуя душную, тесную и вечно-гудящую курилку. Там языкатый бригадир Жоржик, доморощенный культуролог-эстет с начальным образованием и самозваный профессор политологии одновременно, какую-нибудь очередную ахинею нёс монтажникам и студентам про своего любимца-Хрущёва - “творца советской весны”, про Пастернака и Маршака, Солженицына и Бродского, Синявского и Даниэля - якобы лучших и передовых людей современности и чуть ли ни любимцев богов! Мафиозным космополитам-евреям, словом, идеологам-разрушителям Первой страны Советов, этот безголовый и пустой гражданин годами осанну пел без устали и остановки; ну и тлетворные байки рассказывал заодно, запущенные ЦРУ сначала, а потом подхваченные КГБ СССР и тиражируемые агентами спецслужб по городам и весям Союза. Было видно со стороны политически-грамотному человеку, что Жорик хоть и был дурачок, - однако быстро просёк, хитрюга, кто в театре Сатиры хозяин и кому, соответственно, надо задницу лизать. Он этим старательно и занимался все годы работы - и был в фаворе у руководства и в чести. Но слушать подобную вражескую пропаганду выпускнику МГУ Кремнёву, близко знакомому с конспирологией, было, элементарно, противно и тошно: уши сразу же вяли и настроение портилось…
Поэтому-то, чтобы сберечь нервы, разум и душу, Максим и направлялся прямиком на сцену и долго по ней в одиночестве взад и вперёд бродил, зорко всматриваясь и чутко вслушиваясь в полутёмный пустующий зал. Он всё пытался понять, случайный в общем-то человек в мире искусства, уяснить для себя ту киношно-театральную магию якобы, то якобы волшебство, из-за которых люди очумело в актёры прутся и потом до смерти шутов гороховых из себя добровольно строят на подмостках сцен и перед телекамерами - лицедействуют-изгаляются перед зрителями за аплодисменты и за автографы, за славу и за бобло. Тьфу!!! Это же так противно и унизительно, так мелко и пошло всё, как любому трезвому и думающему обывателю представляется! Это по-детски глупо наконец даже и на беглый, поверхностный взгляд - всю жизнь выламываться и кривляться, кого-то из себя вечно корчить и строить за лицемерную, пошлую, а часто и проплаченную похвалу, которой цена - копейка! «Разве ж разумно и правильно, ёлы-палы, разве ж достойно гордого и высокого звания ЧЕЛОВЕК, - всегда непонимающе думал он в такие минуты, - ради этой вот ржавой и гнилой копейки, потраченной на раскрутку и на рекламу, забывать и плевать на Божий замысел на свой собственный счёт и своё же земное предназначение, на тот высочайший эволюционный потенциал, наконец, что был получен каждым из нас про запас от наших великих и славных пращуров?! Потенциал этот - не мёртвый и не пустой груз, не рудимент эволюции и Истории! Его надобно всенепременно развивать и пополнять дальше - для будущих поколений ариев и славян, для их устойчивого и правильного развития! Вот в чём смысл земной человеческой жизни-то состоит! - не останавливаться на достигнутом!...»
Полгода ходил Кремнёв и “носом на сцене рыл”, присматривался и прислушивался, принюхивался к окружающей атмосфере. Но так и не отыскал ничего такого, особенного и сногсшибательного, чтобы его вдруг взбодрило и вдохновило однажды, подсказало чёткий, прямой и ясный ответ: зачем люди так сами себя низводят, нивелируют и унижают, становясь актёрами!...
«Нет, как хотите! - уже перед самым увольнением решил он для себя твёрдо и окончательно, презрительно щуря при этом глаза и недовольно носом шмыгая. - Но актёры - это особая порода людей, и людей ли! Это - дети малые и неразумные с полным отсутствием мозговых извилин в башке, которые категорически не хотят взрослеть и умнеть, а может и не могут этого; а хотят всю жизнь оставаться маленькими и капризным существами с замашками грудничков! И при этом чтобы другие за них работали, кормили и поили их, узаконенных дармоедов и клоунов, - а они бы только в куклы игрались и сами себя славили и тешили...»
15
В 15.00 ровно на сцене появлялись монтажники и студенты во главе с бригадиром, и начиналась работа по
