сломал у хозяйки звонок, чтобы она его не слышала, глухая тетеря, и никому не открывала засов. Что и происходило в действительности: сильно ослабшая слухом Анна Николаевна не то что звонка, но и стука в дверь уже не слышала и никого не впускала к себе, когда была дома…
По этой же причине - из-за своего стремительно развивавшегося психического заболевания и подозрительности - Кремнёв и домой перестал в это время ездить, родителей навещать, чем повергал отца и мать в совершеннейший ужас. Они-то чувствовали оба, что с сыном происходит беда, что дела его в Москве совсем-совсем плохи. Однако помочь ему они ничем не могли: сидели бедные, лили горькие слёзы по вечерам - и ждали оба финала, трагической развязки.
А её всё не было и не было как на грех. Силы родительские, как и силы сына, были на исходе. Родители всё порывались приехать в Москву и поговорить по душам с Максимом, утешить его, подбодрить, а заодно и из первых уст узнать обстановку, - но сын категорически запретил им приезжать к нему, объясняя это своей катастрофической занятостью…
Но однажды: в сентябре 82-го года это случилось, - к нему не выдержала и всё-таки самовольно приехала в гости матушка, Вера Степановна, предварительно сообщив о предполагаемом приезде в письме. Но Максим, прочитав письмо по диагонали и невнимательно - не до того было, - на это сообщение не обратил внимания, пропустил его мимо памяти и ушей... Вспомнил о нём лишь в субботу днём, в половине первого пополудни, когда приехавшая в Москву матушка уже полчаса как ждала его на вокзале с огромною сумкой свежих яблок, вертела головой по сторонам, высматривая блудного сына.
«Чёрт возьми! - выругался тогда Максим, вскакивая с дивана, хватая в руки письмо и вторично его читая. - Сегодня же матушка обещалась приехать. И вероятно приехала уже, стоит и ждёт меня на перроне, наверное, волнуется. А я забыл про это совсем: всё лежу и сплю, и никак не могу проснуться…»
Полусонный, он вскочил с постели, быстро оделся и помчался пулей на вокзал. Приехал туда в начале второго по времени, когда очумевшая мать уже больше часа его ждала, вся измучалась из-за этого, бедненькая, подурнела и почернела. А он, вместо того, чтобы её поблагодарить за визит и яблоки, грубо её отчитал, негодяй, что приехала не вовремя. Потом с неохотой на Хохловку её привёз, недовольно бурча, накормил её дома пустым пакетным супом с хлебом: больше-то у него не было ничего в холодильнике, не приготовил для матушки - забыл. И потом сразу же отправил её, полуголодную и неутешную, опять на вокзал, сказав сквозь зубы, что у него сегодня, мол, много дел, и ему, соответственно, некогда.
Он тогда потому так всё сделал грубо и по-хамски, не по-сыновьи совсем, что видеть глаза матери, слезами наполненные и тоской, которые пронизывали его насквозь как те же лучи рентгеновские, было ему невыносимо больно. Ведь матушку было не обмануть и не заговорить ничем: она всё насквозь своим плачущим сердцем видела, что у него внутри твориться, какая кровавая каша там варится и вываливается наружу, пугая её. И от этого её материнского ясновидения и испуга одновременного становилось больнее и горше во много раз. Потому хотя бы, что так не хотел Максим, как смерти боялся того, что его социальное падение близкие ему люди увидели бы. Он один хотел его пережить - и один за всё расплатиться. Без свидетелей…
21
Кончился тот семейный кошмар Кремнёвых в ноябре 1982-го года. Кончился тем, чем и должен был завершиться по всем правилам логики - личной катастрофой героя романа, Кремнёва Максима Александровича, вознамерившегося по окончании МГУ плыть против течения жизни и устроить свою судьбу по своим собственным правилам и лекалам, сильно отличным от государственных и общепринятых! Её, катастрофу, ускорили и многократно усилили политические перемены в стране, произошедшие в это время.
10 ноября 1982-го, как известно, скоропостижно скончался Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев, только-только вернувшийся тогда с отдыха в Завидово в прекрасном состоянии и самочувствии, как теперь выясняется, как говорят и пишут свидетели тех событий. И вдруг - смерть! Неожиданная, необъяснимая и непонятная!
Его место на партийном Олимпе быстренько занял матёрый иудей и сионист Ю.В.Андропов (Либерман в девичестве), сильно помогший при участии Чазова Леониду Ильичу отправиться на тот свет (читайте об этом замечательную работу В.Легостаева «Генсек кровавый»). А до этого Андропов долгие годы возглавлял главный карательный орган страны - КГБ СССР, который разросся при нём до каких-то поистине чудовищных размеров, как тот же гигантский спрут опутав своими щупальцами весь Советский Союз “от Москвы и до самых до окраин”. Даже и в советских ЖЭКах были тогда стукачи, работавшие на Комитет исправно: и за страх, и за совесть, как говорится. Власть КГБ при Андропове была поистине устрашающей и всеохватной. Штат организации превышал все мыслимые и немыслимые пределы, как дьявольский Молох пожирая бюджет: зарплаты у сотрудников были космические. Для них же, офицеров-гэбистов, были свои собственные магазины, спец-буфеты, санатории, больницы и поликлиники, закрытые для простых граждан СССР. Работать в КГБ в те годы было очень выгодно и престижно.
Захватив осенью 82-го Кремль, главный перестройщик Андропов, выпестовавший на смену себе Горбачёва, решил перво-наперво поставить страну на колени и навести на людей СТРАХ. Решил пойти по точно тому же пути этот мутный и скользкий товарищ, как это было и во времена Красного террора и коллективизации, да и в том же 1937 году. Вот и подумайте и скажите, люди, кто проливал кровь и творил все без-чинства и зверства в Советские годы: “тираны” и “деспоты” Ленин и Сталин, или же их иудейское окружение всё-таки, что получило конспиративное название у историков ленинская гвардия?
Итак, с приходом в Кремль иудея-Андропова в стране закончилась разом поистине райская, свободная и счастливая советская жизнь - и начался массовый террор населения, принявший какие-то гипертрофированные размеры. Выпущенные из тёплых кабинетов на улицу птенцы гнезда андроповского: молодые, крепкие и задорные парни, ошалевшие от безделья и стукачества, от читки чужих доносов и писания своих, - люди с Лубянки в серых костюмах начали по приказу шефа рыскать по городам и весям Союза в дневные часы и пачками отлавливать всех, кто им на глаза попадался и чем-то вдруг не нравился - одеждою или лицом. Принялись отлавливать тех людей, понимай, кто в дневное время не был на рабочем месте по каким-то причинам - законным и обоснованным в большинстве своём.
Таким вот совершенно диким и дурацким образом сионист-Андропов со своими подручными силовиками захотел навести в стране мнимый порядок, заставить работать бездельников и лишних людей, а не по баням и пивнухам в рабочие часы мотаться. Не понимали чекисты, видимо, вместе с деспотичным шефом своим, стоявшим одной ногою в могиле, что так они борются со следствием, а не с причиной советского застоя и бардака. Пытаются зелёнкой и йодом, если перейти на прямой и понятный медицинский язык, лечить сифилис…
Как бы то ни было, но под ту совершенно идиотскую кампанию по наведению мнимого порядка попал и безработный и бездомный Кремнёв. В конце ноября он, полусонный и голодный, вышел на улицу в два часа пополудни, чтобы купить колбасы, чая и хлеба в соседнем гастрономе, которые у него закончились, - и там-то его как раз и загребли люди в штатском во время плановой облавы. Быстро посадили его в воронок и отвезли в ближайшее отделение милиции - для выяснения личности и причин шатания по Москве в рабочие часы. В тесной, полутёмной и душной комнате предварительного дознания и произошло первое следствие, после которого ошалевшие от услышанного чекисты тут же отправили бомжа и матёрого тунеядца Максима прямиком в КПЗ, с дальнейшим прицелом на трудовую исправительную колонию…
Следствие и суд прошли быстро: Кремнёв охотно во всём сознавался, ничего не отрицал и даже наотрез отказался от платного адвоката. Зачем? Честно подтверждал, что и не работал долгое время, и не был нигде прописан, - чем приводил молодых следователей из МВД в некоторое смущение даже: не привыкли они к таким парням, кто все грехи на себя добровольно и безропотно вешали.
По окончании следствия в начале 1983 года состоялся суд в Таганском районе столицы, который приговорил подследственного Кремнёва Максима Александровича, лейтенанта запаса, к 6-ти годам колонии общего режима за бродяжничество и тунеядство, и за уклонение от воинской службы и дисциплины, главное, что судьи посчитали тяжким грехом, перевесившим все остальные… Напомним, что тогда вовсю разгорался советско-афганский военный конфликт (1979-89 гг.), и на фронт гребли многих военнообязанных молодых парней с гражданки - и солдат, и прапорщиков, и офицеров. А 5-ть лет не встававший на воинский учёт Кремнёв сам себя превратил в дезертира фактически, да в военное время. Справку же из психоневрологического диспансера он показывать не стал: испугался! Она ведь левой была по сути, - и, предъявив её следствию, он бы фактически подставлял под удар людей, сделавших ему в далёком 1977-м году полезное и доброе дело.
Разъярённые судьи не поскупились на приговор, влепили Кремнёву по-максимуму: он определённо не заслуживал столько. Так ему и адвокат после оглашения приговора сказал, глаза удивлённо вылупив… Но андроповская кампания по наведению порядка тогда ведь только-только начиналась и была всем в диковинку. И все чиновники страны от мала и до велика, по всегдашней своей привычке выслужиться и угодить, старались и очень хотели выделиться и отличиться перед новым генсеком, добавить авторитету себе в глазах новой власти. На людей им было насрать, люди для них всегда были мусором…
Подсудимого тут же, в зале суда, заковали в наручники и прямиком отправили отбывать наказание под Брянск, в автозаке уже переодев его в арестантскую робу…
Родители, присутствовавшие на суде, не выдержали подобного позора и приговора сыну. Отец, Александр Фёдорович, едва вернувшись в Касимов полуживой, сразу же слёг от обширного инсульта, потерял сознание. Через три дня, не приходя в себя, он скончался. Матушка, Вера Степановна, мужа не много пережила: через полтора месяца и она отдала Богу душу от остановки сердца. Хоронили её соседи - больше некому было похоронить. А опустевшую квартиру Кремнёвых сразу же забрало себе государство, поскольку там никто уже не был прописан. Её, квартиру, тут же отдали каким-то касимовским очередникам, которые, въехав, выбросили всю старую мебель и вещи бывших хозяев на улицу...
И остался таким образом наш герой осуждённый и без родительского гнезда, и без собственного жилья вообще. Он превратился, сидя в колонии, в настоящего бомжа - уже и де-юре, а не де-факто, как раньше…
После отсидки жизнь ему надо было начинать с нуля, когда уже из близких рядом не было никого. Даже и родителей…
(окончание следует)
