Максим с готовностью начал рассказ, поудобнее усевшись в кресло. Рассказал коротко свою биографию: что родился и вырос в Касимове, старинном русском городе на Оке, что расположен на границе Рязанской и Владимирской областей. Там же, в Касимове, и в средней школе учился, по окончании которой поступил на исторический факультет Московского Университета, в котором в прошлом году успешно завершил учёбу.
- А как же ты к нам в ЖЭК-то попал? - не понял Эдик. - Ведь ты же должен сейчас три года целых работать по специальности и по распределению. Таков порядок, насколько я знаю.
- Должен, да, - охотно подтвердил Кремнёв. - Я и работал с августа по декабрь прошлого календарного года. А в декабре уволился из столичной конторы по состоянию здоровья: врачи порекомендовали мне пока не заниматься умственной работой, сделать небольшой перерыв. Так я и оказался в вашем ЖЭКе.
- Ясно, - понимающе затряс головой Эдик, морща лоб и что-то там про себя усиленно соображая. - Только всё равно непонятно, как тебя взяли-то к нам, с твоею-то трудовой книжкой? Ведь там же у тебя написано, скорее всего, и про твою специальность историка, и про твоё высшее образование. А в Москве категорически не берут таких: уж это-то я абсолютно точно знаю: сам когда-то окончивший одесский торговый институт.
- Так у меня две трудовые книжки, - простодушно выдал Кремнёв совершенно постороннему человеку тайну, которую категорически не должен был никому выдавать. - Одну мне выписали ещё в стройотряде, когда я в Смоленске на стройке работал. Вот по ней меня и взяли сюда.
- Наш начальник пошёл на должностное преступление, стало быть, - холодно заметил дотошный гость на эти слова Кремнёва. - Две трудовые книжки в СССР иметь не полагается… Ну да ладно, это - его дела, за которые пусть лично он и несёт, в случая чего, ответственность. Ты ему ручку-то не золотил за это? - лукаво вдруг спросил Эдик, с ядовитой ухмылкой взглянув на Кремнёва, пытаясь правду сам угадать.
- Нет, не золотил, - серьёзно и твёрдо ответил Максим. - Он мне просто так решил с трудоустройством помочь, абсолютно бескорыстно.
- Ой-ли? - не поверил гость, оскалившись… Ну да ладно, - махнул он рукой, не веря Максиму, и потом спросил, задумавшись на секунду: - А когда он тебе прописку-то сделать обещал?
- Через полгода обещал прописать в общагу сначала, а уж потом на постоянной основе. Но когда? - неизвестно.
- Ну почему же “неизвестно” - известно как раз, - всезнающе и широко улыбнулся Эдик, обнажая два ряда белых и на удивление здоровых зубов. - Это дело может растянуться на годы: замучаешься ждать. Поэтому, если хочешь ускорить процесс, и значительно, обращайся ко мне: я помогу тебе это сделать гораздо надёжнее и быстрее.
- Так сделай, - сказал Максим, прямо и просто смотря в глаза собеседнику. - Я это и Фёдору ещё в прошлую смену сказал. А теперь вот и тебе говорю, что мечтаю процесс ускорить.
- Но это денег будет стоить. И не малых, - ответил Эдик, пристально смотря на Максима и изучая реакцию его.
- Я понимаю, - сказал Максим, не раздумывая. - И я готов платить. Скажи сколько.
- Тысяча рублей, - назвал Эдик сумму, не отрывая глаз от Кремнёва и пытаясь точно понять, насколько платёжеспособен его собеседник и стоит ли с ним возиться.
- Хорошо! Тысяча так тысяча!
-…У тебя что, есть такие деньги? - принялся уточнять детали гость, одновременно выстраивая своё дальнейшее поведение и разговор.
- Есть.
- У тебя, или у родителей твоих, к которым тебе ещё надо будет ехать в Рязань и всё им там объяснять? А они возьмут - и откажут, и денег тебе не дадут?
- Да никуда мне ехать не надо, не волнуйся, - самонадеянно засмеялся Максим, с некоей гордостью даже за свою самостоятельность и независимость от других. - У меня свои деньги имеются, которые я в стройотряде заработал, учась в МГУ.
- Ну что ж, молодец, Максим, коли так! Уважаю таких пацанов, кто не сидит на родительской шее и за отцовские штаны не держится до седых мудей. Ты, стало быть, деньги можешь в любой момент принести, как только они мне понадобятся? - я правильно тебя понял?
- Да, могу. Они лежат в столичной сберкассе и полностью в моём распоряжении.
- Отлично! - просиял довольный Эдуард, юлой завертевшись в кресле. - Тогда не будем с тобою резину тянуть и транжирить напрасно время, а прямо завтра же и примемся за дело. Хорошо?! Согласен?! Надеюсь, пауза тебе не нужна на раздумье?! Ведь чем быстрее начнём, согласись, - тем быстрее и кончим, чтобы ты поскорее москвичом стал. Не правда ли?
- Да так-то оно так, - опешил Максим от неожиданной спешки. - Только вот как я завтра успею? - если я утром только смену сдам. Мне ж надо будет домой потом попасть и сберкнижку взять; а потом с ней на Ломоносовский проспект ещё съездить, на другой конец Москвы: там мои деньги лежат ещё со времён учёбы. А это - время, и не малое: круг-то большой получится. До обеда я вряд ли обернусь.
- Ну и что? - твёрдо стоял на своём собеседник, не желавший затягивать процесс. - До обеда ты это сделаешь, снимешь деньги?
- Сниму.
- Отлично! А после этого сразу же дуй сюда к нам с деньгами и документам: я тебя буду ждать в своей столярной мастерской. Назавтра у нас всё равно никаких заказов нету. Пока ты будешь за деньгами мотаться, я к начальнику местной милиции съезжу с утра пораньше и с ним твой вопрос перетру, заручусь согласием. Федька тебе ведь сказал уже, что он - мой родственник?
- Да, сказал, - подтвердил Максим с восторженным видом.
- Ну вот видишь, какие крутые и важные дяди твоими делами займутся! Не то что наш жэковский начальник-пустозвон, от которого ничего не зависит фактически, который - ноль без палочки, фук! Только и делает, что штаны протирает сидит каждый день и в носу ковыряется. Клоун! Его тут у нас и за человека-то никто не считает. Ну его к лешему - дармоеда!
- Но их, деловых товарищей, - быстро вернулся Эдик к начатому разговору про деньги, - их надобно “подогреть” - сам, поди, понимаешь! Не маленький! Деловые - они “бабки” любят больше всего на свете. Знай! Зато за “бабки” они что хочешь сделают - только плати. Точно тебе говорю - дело верное!... Так что езжай завтра в сберкассу с утра пораньше, не тяни; а потом - к нам сюда дуй со всех ног… Сейчас нарисую тебе схему, где наша столярка находится, и как её разыскать. И завтра после обеда я буду тебя там ждать до самого конца работы. Договорились?...
Заручившись согласием Кремнёва, довольный Эдуард после этого проворно достал из бокового кармана дублёнки блокнот, раскрыл его на середине и принялся чертить на листке шариковой авторучкой, лежавшей там же, в блокноте, схему расположения жэковской столярки. Нарисовав её за минуту, он вырвал блокнотный лист и передал его Кремнёву.
- На вот, возьми, посмотри. Тебе тут всё понятно? Не заблудишься?
-…Понятно, вроде бы, - ответил Максим через какое-то время, внимательно изучив схему, аккуратно на бумажке вычерченную.
- Ну и отлично, - просиял её автор, поднимаясь с кресла. - Жду тебя завтра у себя до последнего. Давай, не подводи меня и людей - не затягивай с деньгами. Всего тебе доброго, Максим, удачно отстоять и сдать смену. До встречи…
18
Сказав всё это, Эдик с Фёдором поспешно покинули кочегарку, очень и очень довольные, как показалось, а наш герой, между тем, ополоумевший от удачи, принялся за работу - уголь в котлы подбрасывать стал раз за разом и тихо песни при этом петь, что-то про себя насвистывать озорное и жизнеутверждающее. Подбрасывал - а сам всё про разговор с Эдиком, не переставая, думал. И счастьем светился весь, тихим внутренним праздником, предвкушая для себя большие и скорые перемены.
Всю ночь он не сомкнул глаз: лежал на тюфяке и мечтал, заложив руки за голову, - хотя до этого всегда спал по ночам пару-тройку часов в подсобке, чтобы восстановить силы. А в этот раз спать не мог - голова его огнём горела и сон бежал прочь: счастливые мысли прочь его прогоняли… Утром, сдав смену напарнику, он пулей понёсся к бабке за документами и сберкнижкой, но дома долго задерживаться не стал, успев лишь умыться наспех, переодеться в парадное и пустого попить чаю. И сразу на выход: на автобус сначала, а потом - на метро… Часов в десять он был уже в сберкассе на Ломоносовском проспекте, таким образом, где, отстояв очередь, снял деньги - тысячу советских рублей, годовой заработок его матушки, и понёсся с ними назад в Перово: на встречу с Эдиком. Об опасности и обмане он не думал совсем. Он был в тот момент в полной отключке, в угаре!
В два часа пополудни Максим уже переступал порог столярной мастерской, где его терпеливо дожидался Эдик. Увидев его, он обрадовался, вскочил со стула, крепко гостю руку пожал - и сразу же заявил гордо, что был у родственника в отделении милиции утром, и тот согласился помочь. Дескать, всё в силе, всё - тип-топ, и он что обещал - сделал.
Услышав это, счастливый Кремнёв тут же передал новому другу пачку с деньгами и документами. Отдал Эдику всё что имел на руках в тот момент, чудак-человек, - паспорт, военный билет офицера запаса и даже новую трудовую книжку, вторую по счёту, полученную в декабре от Цитлёнка. Зачем он это сделал? - Бог весть! Тогда его словно околдовали.
Когда выходил из столярки с чувством выполненного долга, на улице ярко светило солнце, выжигая огненными лучами старый надоедливый снег. Был месяц март на дворе, весна стремительно наступала - первая послеуниверситетская, самая что ни наесть долгожданная и желанная, самая сладкая из всех!... Почему? - спросите. Да потому, хотя бы, что выпускнику-Кремнёву уже не надо было думать про зачёты, сессии и экзамены, про надоедливые курсовые работы и диплом, про стройотряд тот же. Всё это было уже далеко позади, а впереди его ожидали прописка и комната в Москве: так ему только что пообещали хорошие, добрые люди… А за пропиской и комнатой его ждала БОГИНЯ его, Мезенцева Татьяна Викторовна! Милая, чудная, славная девушка неземной красоты и ума божественного, ангел во плоти, посланница Рая, которую он не видел целый календарный год уже - обалдеть можно от подобного срока! - но которую не забывал ничуть, к которой, наоборот, всем существом, всей душой стремился… Но ничего-ничего! Бывает в жизни и хуже, и дольше люди друг друга ждут. Подождёт и он, не скиснет и не сломается. Вот сделает всё в скором времени, с Москвой с Божьей помощью определится! - и сразу же к ней на поклон с цветами и предложением, от которого она уже не откажется ни за что: не сможет и не захочет этого. И то сказать: когда он станет твёрдым и законным москвичом с собственной жилплощадью, а не лимитой поганой, не жителем захолустного Касимова, - тогда он переменится кардинально манерами и поведением: в этом нечего сомневаться. Он больше не будет уже по-детски сюсюкать, скулить и канючить, нет, ходить хвостом за БОГИНЕЙ СЕРДЦА, повсюду выискивать и высматривать её из-за углов. Какой там! Он просто молча возьмёт ЕЁ за руки при встрече и крепко-крепко прижмёт к груди. И больше уже от себя никуда не отпустит.
Понятно, что настроение его от этакой радужной перспективы было на максимуме тогда: домой на Хохловку, во всяком случае, он на крыльях любви летел и несколько дней после этого как новобрачный в медовый месяц довольством и счастьем светился…
19
До начала апреля Кремнёв с нетерпением от Эдика положительных вестей ждал. Верил
