ещё и приписали вверху: исправленному верить, - и гербовую печать поставили для убедительности. Довольный Максим поблагодарил их за оказанную услугу, пожелал всего самого наилучшего - счастья, здоровья, любви и женихов хороших, - и тут же отчалил обратно в Смоленск на попутке. А оттуда - в Москву, где его с надеждою дожидался начальник перовского ЖЭКа…
13
Привезённая книжка с новой записью очень понравилась начальнику.
- Ну вот, теперь - совсем другое дело! - радостно сказал он, забирая паспорт и книжку Максима с собой, чтобы тут же идти с ними в отдел кадров. - Теперь и комар носа не подточит, как в народе у нас говорят. Поднимайтесь, Максим Александрович, и пойдёмте с Вами устраиваться кочегаром в наш дорогой и любимый ЖЭК. Я нового кочегара уже месяц как манну небесную жду: Вы меня от такой головной боли избавите!
- Только это, - нахмурился Максим, нерешительно поднимаясь со стула. - У меня ведь военный билет офицера запаса. И там всё про меня написано: и где учился, и какое у меня звание и военная специальность. С этим-то проблем не будет, как Вы считаете?
- Не будет, не будет, - успокоил его начальник уверенным тоном. - Ты только спрячь свой билет подальше и не показывай его никому. Хорошо? Договорились? Спросят если - скажешь, что потерял и теперь его восстанавливаешь. И они от тебя отстанут. Кому тут нужны военные билеты, в нашем-то гадюшнике, если у нас на работу таких чудаков принимают, что без мата про них и не скажешь. Точно тебе говорю. У нас со справками из дурдомов люди работают, и даже бывшие уголовники подъедаются, бывшие зэки то есть - и их принимают, не брезгуют, не дают от ворот поворот. Если всем дебилам и м…дакам от ворот поворот давать - работать станет некому на Руси. Так-то вот, парень!
- Странно, - удивлённо покачал головой Кремнёв, направляясь с начальником в отдел кадров ЖЭКа. - Бывших зэков и дурачков берёте, значит, а людей с высшим образованием - нет. Получается, что дипломированные специалисты в нашей стране как бы персоны non grata, и живут гораздо хуже уголовников тех же, если для них все дороги закрыты.
- Получается, что так, - подтвердил крамольную мысль Максима начальник, и сразу же осёкся и замолчал, видимо опасаясь стукачества и последствий…
14
Так вот и стал наш герой в конце февраля 1978 года кочегаром одной из столичных котелен, самым случайным образом стал и для него счастливым. С начальником ЖЭКа он устно договорился - после того как оформили все его документы и официально зачислили в штат коллектива, - что через полгода где-то, необходимый испытательный срок, Кремнёва пропишут временно в одном из жэковских общежитий. А через пару-тройку лет, если всё будет тихо и гладко с работой и дисциплиной, уже можно будет хлопотать и о предоставлении ему комнаты в коммуналке: так начальник ему пообещал. Бездомного и безработного Максима подобная радужная перспектива, ясный пень, вполне устраивала, и он с жаром принялся за дело…
Труд кочегара ему, молодому и физически здоровому парню, понравился сразу, пришёлся по сердцу. Потому, во-первых, что он целые сутки был в кочегарке один и был сам себе хозяин - без единого начальника рядом и их сурового окрика и догляда. Это его, патологического свободолюбца и гордеца, очень и очень устраивало, с молодых лет привыкшего к самостоятельности и одиночеству - качествам, которые многократно развил и преумножил Университет. Ему нравилось сидеть и часами смотреть на огонь в печах, подбрасывать в них уголь периодически - чтобы ярче, с треском горели! - и чувствовать себя маленьким Прометеем при этом, дарившим людям счастье, тепло и жизнь в суровую зимнюю пору. Нравилось и то даже, что к нему в кочегарку часто спускались убитые горем жильцы окрестных домов и жаловались - кто гневно, а кто обречённо - на холод в квартирах, где проживали старики и дети. И Максим с удовольствием рассказывал им, как заправский хозяин огня или всего ЖЭКа начальник, что он делает всё что может - не пьянствует на работе и не филонит, не экономит уголь, чтобы на сторону его толкнуть за водку. В доказательство подводил людей к градусникам и показывал температуры воды в котлах, убеждал, что котлы работают на полную мощь, на пределе - и увеличить градус уже нельзя: система может взорваться. Пояснял, что если и не доходит тепло до квартир - то не по вине отопителей, точно.
Людей убеждали подобные искренние объяснения, как вызывал доверие и сам молодой кочегар, непонятно как оказавшийся в таком непристойном месте. И они, притушив страсти, понуро уходили домой ни с чем, видя, что работяги в котельной не пьяные и не виноватые. А значит грешно на них злобу срывать, без-правных и честных тружениках... Старики-пенсионеры местные к Максиму часто спускались в подвал от нечего делать: сидели и смотрели, как он легко и справно работает, беседовали с ним часами на разные темы. Особенно - на исторические: пожилые москвичи считали себя в Истории большими доками почему-то. Не все - но многие… Максим охотно поддерживал те разговоры и дальше их развивал. Мало того, он так складно и грамотно всё рассказывал спускавшимся к нему перовцам про прошлую жизнь страны, что пенсионеры готовы были его часами слушать, разинув рот, забывая про болячки, режим и ужин.
Но особенно полюбил Максим, работая в кочегарке, звёздные ночи, когда всё вокруг успокаивалось и затихало, когда останавливались автобусы, троллейбусы и трамваи, и даже метро, а уставшие за день люди засыпали крепким и безмятежным сном. Тогда-то и наступало лучшее для Кремнёва время, когда он оставался совсем один на целом свете и чувствовал себя недремлющим и заботливым Демиургом современной жизни - именно так! - неутомимым Стражем покоя, тепла и порядка жителей любимой и дорогой Москвы. Он, углём загрузив котлы под завязку, выходил из подвала на улицу в полночь, задирал кверху голову и подолгу стоял и смотрел на небо, наслаждаясь красотой, глубиной и космической мощью его, и даже будто бы ощущая где-то там высоко-высоко в космосе Самого Господа Бога нашего, с Которым он пристрастился даже беседовать по ночам - всё сокровенное Ему про себя рассказывать, просить подсказки, помощи и защиты. Хотя верующим человеком он не был и не пытался быть. Любая религия казалась ему тогда пустой забавой и баловством, настоящим опиумом для народа…
Работа в кочегарке тем ещё была хороша и крайне выгодна для Кремнёва, что работать в ней он должен был сутки через трое. После смены у него оставалось огромное количество свободного времени, которое он тратил с пользою для себя: по столичным музеям часто ходил и выставкам, регулярно посещал театры, премьерные показы кино. Поднимал свой культурный потенциал, одним словом. Или просто часами гулял по центру Москвы, по Таганке той же, открывая для себя всё больше и больше этот древний и чудный город. Счастливое это было время - работа кочегаром в Перово. Жаль только, что оно так быстро и трагически кончилось, увы. Судьба оказалась к Кремнёву тогда крайне немилосердна.…
15
Две смены только и отработал тихо и спокойно Максим в своей котельной. А в третью смену, вечером, часов в семь по времени, к нему неожиданно нагрянул в гости мужик, который представился работником этого ЖЭКа Фёдором. Было ему лет сорок по виду, может чуть меньше даже. Но выглядел он очень плохо для своих средних годов: небритый, немытый и неухоженный, одетый как арестант в замызганный старый ватник. Всё это дополняли до сиротского вида столетняя шапка-ушанка, вся вытертая по бокам, засаленная и заношенная, брюки хэбэшные, строительные, вытянутые на коленках, и старые же кирзовые сапоги со сбитыми каблуками и потрескавшимися голенищами. Бомж бомжом, одним словом, забытый людьми и Богом бобыль, не знающий с малых лет женского тепла и ласки, целительного домашнего уюта.
- Ты - наш новый кочегар, стало быть, - с порога сказал Фёдор после того, как представился, впиваясь в Максима холодным и расчётливым взглядом, который Кремнёва пробрал до костей и даже передёрнуть плечами заставил. - Ну что ж, хорошо. Будем знакомы. А я - местный столяр, работаю в ЖЭКе уже около 15-ти лет. А первые годы в этой вот кочегарке лямку тянул, как и ты. Но потом за хорошую работу меня в столяры перевели, повысили значит.
Проговорив всё это грубым, глухим голосом с хрипотцой, мужик по-хозяйски прошёл внутрь кочегарки и уселся в одно из двух старых и разбитых кресел, притащенных кочегарами с помойки для отдыха и перекуров.
- Иди сюда, - сказал он застывшему в проходе Кремнёву, показывая рукой на второе свободное кресло. - Садись, отдохни чуть-чуть от работы. Ну её к лешему. Давай с тобой лучше о жизни посидим-покалякаем, поближе познакомимся. Вместе ж теперь работать придётся: надо всё друг про друга знать.
Делать было нечего - пришлось подчиниться гостю, заслуженному работнику ЖЭКа как-никак, столяру по профессии, что на местном уровне было сродни академику. Максим покорно прошёл и сел напротив Фёдора, хотя сразу же для себя решил, сердце так ему подсказало, не сближаться и не сдружаться с ним, потому как не его это была поля ягодка. Рожа у мужика была уж больно дебильная и тупая, не изуродованная интеллектом и образованием. За всю свою жизнь он если и осилил какую книжку - то только АЗБУКУ и БУКВАРЬ. И было это очень и очень давно: в начальных классах школы. После этого на образовании им был поставлен жирный крест: хулиганистый с детства Фёдор (а это было видно и невооружённым глазом) посчитал, вероятно, что учёного учить - только портить, и полностью переключился на улицу. Есть такая порода людей, которых улица лучше школы и института учит, как жизнь прожить - и не замарать честным трудом руки. А довершает уличную учёбу тюрьма - лучший для таких типов университет, самый престижный и главный. А то, что мужик сидел, было видно по его рукам расписным и исколотым… Да и злой и жестокий он был по виду, что тоже не располагало к близкому знакомству с ним, к дружескому общению…
- Ну, рассказывай давай, как тебя зовут, - обнажая жёлтые, гнилые и кривые зубы, лукаво ухмыльнулся гость, засовывая в рот дешёвую сигарету «Прима». - Ты сам-то куришь, кстати? - вдруг спросил он, виновато взглянув на Максима и протягивая ему пачку. - Если куришь - то угощайся, не жалко.
- Нет, спасибо, - поблагодарил Кремнёв. - Я не курю. А зовут меня Максимом.
- Макс значит, - ответил довольный мужик, поудобнее устраиваясь в кресле и выпуская из себя густое облако дыма. - Ну что же, будем знакомы. Себя я уже назвал - Фёдор… Откуда ты родом, Макс, коли не секрет?
- Не секрет: из Касимова, что в Рязанской области.
- А работал до этого где и кем? Не похож ты вроде бы на работягу: настоящий интеллигент по виду.
- Я не работал, я учился до этого: ты прав, Федь.
- А где? - не унимался Фёдор.
- В Университете.
- Это здесь, в Москве? На Ленинских горах который?
- Да.
- Надо же! - искренне восхитился неучёный мужик-раздолбай. - А к нам сюда как тебя занесло?! В наш гадюшник?!
- Занесло вот, - с грустью ответил Кремнёв, глаза на сторону отворачивая, словно и сам дивясь, как он тут оказался действительно, с какого перепугу или перепоя лютого. - За квартиру сюда пришёл работать и за прописку. Уж больно не хочется из Москвы уезжать в наше Рязанское болото.
- Тогда ясно! - понимающе
