Идеал недостижим

задремал.

Проснулся утром. С серпом в руке вылез из палатки. Никого не было. Но снег вокруг был испещрен волчьими следами. Волки даже подходили к самой палатке.

Игорь поехал домой.

Поднимаясь по лестнице в квартиру, он столкнулся с отцом. Тот спускался с полным рюкзаком. Лунин несказанно обрадовался сыну.

– А я к тебе собрался! Хотел домой привезти. Разве можно сейчас в горах находиться, Игорек! Ты бы хоть обо мне подумал! Я же о тебе беспокоюсь, ночей не сплю…

– Я же говорил, что приезжать не надо. – Они зашли в квартиру. Игорь заметил в углу маленькую, со вкусом украшенную елочку. – Я ведь палатку перенес в соседнее ущелье. Ты бы пришел туда – никого нет, палатки нет, вечер приближается…

Лунин покачал головой. Снял рюкзак.

– Ты мешки-то все перетаскал?

– Еще на неделю работы.

– Перетаскай, когда тепло станет, не раньше. Торопиться незачем.  Деньги у нас есть… Нина говорит, что Данила Никанорович смотрит на горы, плачет и причитает: «Ну как он может там жить, в стужу такую?»

– Нина Даниловна? – с удивлением переспросил Игорь.

– Да, она два раза приезжала. Встречала и провожала родных. Вокзал-то рядом. Одну ночь они здесь все переночевали. Я с ней порвал навсегда, но товарищеские отношения остались.

Игорь помылся, переоделся во все чистое. Его ждал вкусный обед. Лунин потчевал его и продолжал расспрашивать.

– Что же ты на новый год не приехал? Я тебя так ждал! Елку нарядил.

– Для меня праздников не существует. Я не понимаю, почему я должен обязательно радоваться в какой-то определенный день календаря.

– Дело не в датах, Игорек. В праздники близкие люди собираются вместе, чувствуют, что они – одно целое… Тоскливо мне было одному на новый год. Телевизор отчасти спасал…

– Я тоже концерт слушал, – с улыбкой сказал Игорь. Он купался в теплоте. И в теплоте, исходящей от батарей, и в теплоте человеческой. – Волки всю новогоднюю ночь выли. – Лунин снова покачал головой. – А где Жыпара? Нашла родственницу?

– Нет. Зато она со Съездбеком недавно познакомилась…

– Видимо, его родители – убежденные коммунисты, – вставил Игорь. – В честь какого-нибудь съезда партии назвали.

– Наверно. Жыпара говорит, они влюбились друг в друга с первого взгляда. Он жениться обещает. Они вчера приходили. Съездбек мне, в целом, понравился. Скромный,  вежливый. Она счастлива. Глаза светятся. Улыбка с лица не сходит… Он в институте учится.  Живут они с Жыпарой сейчас у его старшего брата. У того свой дом во Фрунзе… Я рад за нее. Хорошая она девушка. Чуткая. Целомудренная.

Игорь кивнул. Сказал:

– Мне вообще киргизы нравятся. Недостатки у них, конечно, есть. Но они обладают одним прекрасным качеством, которое все недостатки перевешивает, – простодушием.

– Может быть, может быть… Она открытку на новый год прислала. Тебя и меня поздравила. – Лунин подошел к журнальному столику. Стал перебирать лежавшие на нем поздравительные открытки. – Вот эту. С горами… Многие с новым годом поздравили. Не забывают нас. Ольга, княжна. Теперь она в Кишиневе живет. Есть семья, дети… Соколова. Тебя она тоже поздравляет. Какое-то немного грустное послание. Пишет, что я для нее всегда был идеалом. И как мужчина. И как человек. Но почему «был»? Словно прощается со мной навсегда. Или хочет сказать, что я уже не идеал?  Может, обиделась, что я сдавать кандидатский минимум не приехал? Она же обо всем договорилась. Дата была назначена. Но я в такой депрессии был!.. Нет, она человек большой души. Подобные обиды – слишком мелко для нее… Ну и Вера, конечно, нас с тобой поздравила… А вот это радостный сюрприз! – Он взял со столика конверт. – Гаврила Муромов открытку прислал и письмо! Фронтовой друг. Мы дружили, хотя я был старше его по званию и должности. Я ему обязан жизнью. Мой адрес, как специалиста по мумие, ему дали знакомые. Живет он в Костроме. Работает на заводе мастером. Зовет в гости. Я к нему обязательно съезжу.

Вдруг пришел Андрей. Лунин и его угостил обедом. Андрей подарил им шкатулку, которую сделал своими руками. Сказал:

– Дядь Вадь, ты мне как-то масляные краски хотел подарить. Помнишь? Они мне теперь очень нужны.

– Забирай. – Лунин повернулся к Игорю. – Они же нам больше не понадобятся? –  Игорь отрицательно помотал головой. – Художником я уже не стану. Хотя раньше  мечтал об этом. У Игоря художественные способности есть, но он не хочет этим заниматься. Забирай, Андрей.

Он отдал краски, разбавитель, растворитель, кисточки.

Уходя, Андрей сказал:

– Дядь Вадь, я тебя люблю. Правда, люблю.

Когда он ушел, Лунин задумчиво произнес:

– Он всегда говорил то, что чувствует. Лицемерить и льстить не умеет.

Прошло несколько дней. Однажды утром Игорь услышал, что отец насвистывает мелодию Соловьева-Седого. Лунин был оживлен и деятелен.

– Сегодня, Игорек, я проснулся другим человеком. Таким, каким был раньше. Я возродился! Проснулся, а во мне эта музыка звучит. Это она мне какой-то толчок дала…  Не могу только вспомнить, что за песня.

– «Золотые огоньки».

– С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь, сынок! Алкоголь из жизни исключаю. Вернусь к диссертации. С фильмами надо вопрос решить. Ты хотел их смонтировать. Если не можешь, я специалистов  найму.

– Я сам сделаю.

– Хорошо… Вера пишет, что у нее мумие закончилось. Надо ей отвести… – Вера реализовывала мумие в Саратове. Все полученные деньги отсылала Лунину. – Пойду билет покупать.

Через день Лунин уехал.

5

Он вернулся через две недели,  в состоянии мрачном и раздраженном.

– Неудачно я съездил. Вот только мумие Вере отвез. Единственное полезное дело.

Лунин стал рассказывать.

Вера пожаловалась, что спрос на мумие падает. Надо снижать цену. Рынок начинал насыщаться мумие.

Она сказала, что в Саратове незадолго до его приезда одну женщину, которая продавала мумие, осудили по статье «Спекуляция». Срок дали условный.

– Тогда, Вера, реализацией мумие больше не занимайся, – решил Лунин.

– Я лишь знакомым продаю. Так что ко мне не придерутся, – успокоила его Вера. Но выглядела она встревоженной.

Из Саратова Лунин поехал в Москву. Хотел договориться с Соколовой о кандидатском минимуме. И узнал, что она умерла от рака неделю назад. Он был потрясен. Говорить об очередном экзамене ни с кем не стал. Тут же направился в Кострому, к Муромову.

Встретили его радушно, ласково. Гаврила полысел, пополнел. Он выглядел старше Лунина, хотя они были ровесниками. За столом, заставленном всякими закусками  домашнего приготовления, стали вспоминать войну.

– Гаврила ведь мне дважды жизнь спас, Глаша, – обратился Лунин к жене Муромова, толстой женщине с добрыми голубыми глазками.

– Он вас часто вспоминает, – сказала она. – Говорит: "Вот каким должен быть командир!"

– Командир ты был что надо, – кивнул головой Муромов. – Мы, солдаты, тебя любили. Перед атакой обязательно хохму какую-нибудь скажешь. Чтоб боевой дух поднять. Потом первым из окопа вылезешь. Крикнешь: «За Сталина!». И первым на фрицев бежишь.

– Да, Сталин был для меня идеалом. Никто тогда не знал, что это кровавый деспот.

Муромов поднял брови.

– Деспот? Кровавый?

– Каждая человеческая жизнь бесценна. А на его совести сотни тысяч невинных жертв!

– Невинных, говоришь? Да это все враги были! Внутренние враги. Их надо было уничтожить!
– Лицо Муромова стало суровым и упрямым. Лунин хорошо знал это выражение. – Как можно хаять Сталина! Он войну выиграл!

Вспыхнул горячий спор. Глаша поддерживала мужа. Спорить Лунин не любил, но в принципиальных вопросах считал себя обязанным отстаивать истину. Из-за стола они встали чужими людьми. Лунин переночевал и утром, оставив Муромову в подарок 10 граммов мумие, уехал. Расстались сухо.

Из Костромы Лунин отправился на Черное море. Здесь его ждало новое огорчение.

Один из отдыхающих, интеллигентный, симпатичный человек средних лет, выразил желание купить 30 граммов мумие. А когда Лунин принес лекарство в условленное место – в беседку возле санатория, неожиданно появились милиционеры. Покупатель оказался подставным лицом. Лунина отвели в милицейский участок. Его опять заподозрили в торговле героином. Посадили в одиночную камеру. Освободили его только через сутки, когда убедились, что это не наркотик.

В поезде, возвращаясь домой, он вновь и вновь вспоминал, как бесцеремонно разговаривали с ним  милиционеры, и гневно сжимал кулаки.

– Как всегда, получил я от Веры, от ее доброты и заботы, мощный заряд положительных эмоций. Но на этот раз его хватило ненадолго, – закончил рассказ Лунин.

Он сходил в магазин, возвратился с бутылкой кагора.

– Это как лекарство, – объяснил он. – От всех этих переживаний сердце болеть стало. А вино боль заглушает.

– Для этого валидол есть, – буркнул Игорь.

– Кагор – это слабое вино. Это же не водка. Водка мне больше не нужна. – Лунин стал откупоривать бутылку. – Тетя Надя  уже все забывать стала. Газ включенным может оставить, воду не закрыть. Трудно Вере с ней… – Он наполнил стакан. Выпил его залпом.  И  вдруг воскликнул: – Не хочу жить в государстве! Государство – это насилие.

– Без государства нельзя,  – возразил Игорь. – Оно защищает нас от преступников, от внешних врагов. Но только государство должно быть справедливым.

– Толстой был против государства.

– Он во многом ошибался.

Когда вино кончилось, Лунин пошел в магазин за новой бутылкой.

СМЕРТЬ

1

Прошло семь лет.

Ничего не изменилось в жизни Луниных.
Один по-прежнему добывал и продавал мумие, другой заготавливал эфедру. Лунин-старший диссертацию о мумие забросил. Как когда-то в Турткуле – диссертацию о российско-иранских отношениях. Он уже достиг пенсионного возраста, но пенсию не получал. Не хватало стажа. Его работа по договору с Лекраспромом в стаж не вошла.  Цена на мумие – его единственное средство к существованию – неуклонно падала. Игорь фильмы не смонтировал. Все никак не решался подступиться к этому делу. Постоянно откладывал. Оба оставались холостяками.

Внутренний голос говорил Игорю, что жизнь надо менять, что отец прав: с горами надо покончить. Ведь он  создан не для физической работы, а для умственной. Но Игорь любил горы. С детства любил. Горы – это поэзия. Это одиночество. Это отсутствие отрицательных эмоций. Природа может подвергать человека испытаниям и опасностям, но расстроить не способна. Расстраивают люди.

Пугала Игоря такая резкая перемена в жизни.

У него несколько раз завязывались знакомства с девушками. И довольно быстро  прерывались. Обычно, по его инициативе. Ни одна не пробудила в нем любовь. Не соответствовали они его идеалу.

Он все чаще вспоминал Машу Стасову. Может, он прошел мимо своего счастья? Прекрасная девушка. Любила его. Она бы его никогда не бросила. И ведь она ему нравилась. Сейчас Игорь не сомневался в том, что познакомившись с Машей поближе, он бы обязательно ее полюбил. И была бы она для него первой красавицей на земле. Несмотря на нос неизящной формы. Какая это могла быть великая любовь! Все эти годы он бы жил семейной жизнью, с любимой и любящей женой. Был бы отцом. Именно так он представлял себе счастье.

Но зимой Игорь едва не женился.

После долгого перерыва пришел Федоров. Лунин был в отъезде, поехал по обычному маршруту