Идеал недостижим

дорогу перед собой.

Он думал о Зебо. Он в нее влюбился! Ему нужно было в кого-то влюбиться. Душа требовала. Зебо соответствовала его идеалу. Красивая пылкая гордая брюнетка. Он знает, в каком кишлаке она живет, знает ее имя. Остается только найти ее и сделать предложение. Да, экзотическая будет у него жена. Хотя почему? Многие влюблялись в цыганок. Граф Сергей Николаевич Толстой, брат писателя, женился на цыганке. Выкупил ее у табора. А если родные Зебо не согласятся на брак с ним, неверным, кофиром? Наверняка не согласятся.
Игорь представил себе, как он похищает Зебо (с ее согласия, разумеется), как за ними гонятся, как они, чудом преодолев все препоны, добираются до Фрунзе. Отец неприятно поражен. Но Зебо, восточная женщина, относится к нему с почтением и послушанием и этим завоевывает его расположение. Они живут дружно и счастливо. Сюжет получался увлекательным. Хоть садись и пиши рассказ.

А если он ей  не понравится? В автобусе она не обратила на него внимания. А если  она уже замужем?

Игорь резко остановился. У дороги на плоском камне сидела девушка. Она низко опустила голову и плакала навзрыд. Густые длинные волосы – каштановые, как показалось Игорю в неверном свете луны, – скрывали лицо.

На ней были таджикские шаровары и платье, а на ногах – кроссовки. Сельские таджички кроссовок не носят.

Он подошел. Таджичка не слышала его шагов: рядом шумела речка.

– Могу я вам чем-то помочь? – спросил Игорь по-таджикски.

Девушка вскочила, отпрянула. Со страхом глядела на него широко открытыми серыми глазами. Лицо у нее было юное, нежное, красивое. И типично славянское. Постепенно она несколько успокоилась. Видимо, его внешность внушала доверие.

– Я русская, – тихо сказала она.

– Марина? – догадался Игорь. Он вспомнил разговор в автобусе.

Девушка удивленно подняла брови.

– Да.

– Что-то случилось?

Девушка снова села. Игорь снял рюкзак и присел на соседний камень.

Здесь была развилка дорог. Дорога налево вела в Хуморигунг, дорога направо поднималась серпантином высоко в гору. За этой горой, отрезанный от всего мира, лежал кишлак Вору. Нигде не чувствовал Игорь себя таким чужаком как там. Он предпочитал в Вору не появляться.

Всхлипывая, с опаской поглядывая на этот серпантин, торопясь, девушка рассказала свою историю. Рассказала откровенно. Видимо, ей надо было излить душу, пусть даже незнакомому человеку. Марина была из небольшого сибирского городка. Там проходил службу Хол. Он легко соблазнил ее, девушку неопытную и наивную. Обещал жениться. Когда Хол демобилизовался, она сбежала из дома и поехала с ним. Сама на этом настояла. Марина его очень любила. Родители Хола встретили ее враждебно. Полмесяца она прожила у них, непонятно в качестве кого. Наконец, Хол объявил, что родители никогда не согласятся на их брак, что они нашли ему невесту, скоро будет свадьба, а ей надо уйти. Он дал ей денег на дорогу домой. Она ушла, но не уехала. Не могла  расстаться с ним окончательно. Надеялась, что Хол передумает. Ее приютил родственник Хола, беззубый, но крепкий еще старик. Он жил один в доме на краю Вору. Марина ловила Хола на улочках кишлака, говорила о своей любви. Такие встречи вызывали у него лишь раздражение. Марина поняла, что Хол никогда ее не любил и не собирался на ней жениться. Старик стал к ней приставать. Настаивал, чтобы она стала его женой. Марина решила наконец-то уехать. Но старик ее не отпустил. Стал запирать, когда куда-нибудь уходил. Этой ночью ей удалось сбежать.

Пока Марина говорила, Игорь не сводил с нее глаз. В лунном свете она была очень красива. Он влюбился. Второй раз в течение суток.

– Куда вы ночью пойдете? – сказал Игорь. – Переночуйте у меня. Я живу недалеко. Марина согласилась.

Она осталась у него!

Для него жизнь в горах всегда была наполнена поэзией. Теперь она стала поэтичной вдвойне. Он ощущал бурную радость.

Зебо он забыл.

Он отправился в Рудаки, ближайший крупный кишлак, купил в местном магазине европейскую одежду для Марины и всяких лакомств.

На работу он не ходил. Решил устроить себе отпуск.

Но постепенно радость его убавлялась. Они были вместе, но душа Марины оставалась для него чужой. Девушка его не полюбила. Он объяснял это тем, что она продолжает любить Хола.

Игорь сделал ей предложение. И не услышал в ответ ничего определенного. Впервые задумался он о своем возрасте. Он всегда ощущал себя молодым. А ведь ему было уже за тридцать. Наверно, восемнадцатилетней Марине он казался старым.

Девушка все время была молчаливой, печальной, погруженной в себя. Думала, очевидно, о своей несчастной любви. Наверно, угнетала ее и неустроенность быта, необходимость экономить воду. С тех пор, как в марте растаял последний снег, Игорь брал воду в реке. Наполнял бидон и две десятилитровые пластмассовые канистры и лез в гору. Бидон и канистра – в руках, другая канистра – в рюкзаке. Марине он сразу сказал, что она может расходовать воду сколько угодно. Готов был ради нее хоть несколько раз в день ходить за водой. Но девушка его жалела и воду экономила.

Ничего ее здесь не привлекало. Кроме, пожалуй, возможности загорать обнаженной.
Игорь не знал, как ее развеселить.

– А что если нам турпоход устроить? – сказал он однажды. И показал на живописное ущелье напротив. Почти все туристские группы туда сворачивали. – В конце этого ущелья есть два маленьких озера. Говорят, очень красивые. А за перевалом – озеро Искандеркуль. В честь Александра Македонского назвали. Он по этим горам с войском проходил. Из Европы приезжают посмотреть. А мы рядом. Нам сам бог велел. До Искандеркуля слишком далеко, а вот на эти два озерца можно взглянуть. Как ты на это сморишь?

Марина вздохнула.

– Если честно, никакого желания нет.

Как нарочно, почти каждый день то приползал к лачуге скорпион, то прибегала фаланга. При виде этих паукообразных Марина пронзительно визжала.

Как-то утром Игорь на очаге, сложенном из камней перед хижиной, готовил завтрак. Летом он пользовался только им. Марина еще спала. Вдруг раздался ее вопль. Она выскочила из лачуги. В глазах был ужас.

– Там… змея, – пролепетала Марина.

Он взял палку и осторожно залез в хижину. У стены свернулся в кольца и угрожающе шипел щитомордник. Игорь с помощью палки выгнал змею наружу. Попытался убить, но она успел скрыться между камней.

– Почему ты дал ей уползти? – стала упрекать его Марина. – Она же вернется.

– Проворная очень!.. Это щитомордник. Его укус для человека не смертелен. Через неделю полное выздоровление наступает.

– Спасибо, успокоил, – буркнула девушка.

Однажды за завтраком Игорь сказал, улыбаясь:

– Кошмар сегодня приснился. Кругом подстерегают меня смертельные опасности. И я во сне думаю: «Что-то совсем мое дело плохо. Нет, лучше я проснусь». И проснулся.

Он засмеялся. Марина даже не улыбнулась. Она молча, со скучающим видом, продолжала пить маленькими глотками чай.

– Месяц назад видел похожий сон, – продолжал Игорь уже не так весело. – Я оказываюсь в безвыходном положении. Гибель кажется неизбежной. Мучительно ищу выход и не нахожу. И в последний момент меня осеняет. Один выход все же есть. Просто надо проснуться! И я проснулся.  – Он стал наливать в свою кружку чай.

Марина вяло махнула рукой. Проговорила уныло:

– Это ты придумал. Не бывает таких снов. – И неожиданно добавила: – Я поеду домой.

Игорь застыл с чайником в руке.

Марину он не удерживал.

Кажется, она чувствовала себя виноватой перед ним. Игорь поспешил  заверить девушку, что он на нее не в обиде, что все хорошо. На самом деле он страдал.
Он проводил ее до Пенджикента, посадил в самаркандский автобус. Расстались они дружески. На прощание Марина крепко его поцеловала.

На следующий день он полез на высокую гору. Близлежащую эфедру Игорь давно сжал. Попробовал работать, но все валилось из рук. Он спустился к лачуге. Думал только о Марине. Все напоминало о ней. Он то сидел возле очага, грустно уставившись в одну точку, то ходил взад и вперед перед хижиной. Впервые за долгое время заболело сердце.

6    

Одним сумрачным ноябрьским днем явился Федоров. Он время от времени  приходил в гости, обязательно с шахматами. Они часами играли. Федорову нравилась лачуга Игоря. В ней было тепло и уютно.

Со временем Игорь благоустроил свое жилище. Из толстых досок сделал дверь. Поставил печку-буржуйку. И ее, и доски дал Федоров. Соорудил лежанку – сложил из камней и обмазал глиной. В ней зигзагами проходил из буржуйки дымоход. Трубы он купил в Пенджикенте. Получилась корейская печь. Почти все тепло оставалось в ней. Достаточно было сварить ужин, и лежанка оставалась горячей до утра. А если он топил долго, она буквально раскалялась. Кто-то бросил возле речки металлический ящик. Игорь притащил его в лачугу. Он служил и обеденным столом, и хранилищем продуктов. На нем стояла керосиновая лампа.

Федоров достал из рюкзака шахматы и сверток.

– Тося блинов напекла, тебе вот передала.

Они стали играть на лежанке в шахматы.

– А у тебя теплее, чем у меня, – сказал Федоров, сделал ход и взял с лежанки книгу. Усмехнулся. – Бабе'ль. Вот наградил господь фамилией!

– Нет, ударение на первом слоге, – откликнулся Игорь. – Талантливый писатель. О красной коннице правдиво написал. И этим нажил себе много врагов. Буденного в том числе. Бабеля в сороковом расстреляли. Сколько замечательных людей Сталин уничтожил!

– Значит, они врагами были. Сталин зря не расстреливал. Он страну укреплял.

– Укреплял? Тем, что десятки тысяч лучших офицеров репрессировал? Ведь в начале войны страшная катастрофа произошла. Наши войска везде попадали в окружение. Миллионы оказались в плену. Прежде всего потому, что не хватало знающих, опытных офицеров. На всех уровнях не хватало.

– Сталин Гитлера победил. Этим все сказано. – Федоров отложил книгу. – Твой ход, – напомнил он, как бы предлагая закончить дискуссию. Но Игорь не мог остановиться. Его всегда возмущала всякая защита Сталина. Для Игоря он был лакмусовой бумажкой. Он определял суть человека по тому, как тот относится к Сталину. И если человек оказывался сталинистом, он падал в его глазах.

– Победа не снимает с него вину за преступления. Не было в истории другого такого властителя, который бы столько собственного народа истребил. Он узаконил пытки. Разрешил расстреливать с двенадцати лет. С двенадцати! Сажал за малейшее свободомыслие. Люди жили в страхе. Не понимаю, как можно оправдывать Сталина. Любой справедливый, благородный человек не может испытывать к нему никаких других чувств, кроме ненависти.

В глазах Федорова вспыхнул злобный огонек.

– Пытки в то время нужны были. Чтобы заговоры раскрывать. Кругом же были враги. Буржуи недобитые, шпионы. Правильная у Сталина политика была.

– Вся его политика – это попрание таких понятий как справедливость, свобода, милосердие.

– Ты споришь как твой батя. Когда он чувствует, что я его фактами к стенке припер, сразу начинает о высоких материях болтать.

– Болтать? О моем отце в таком тоне говорить не надо.

– А иначе это не назовешь. Он такой болтовней хочет от сути…

– Я же сказал: «Об отце так не говорите», – раздельно и медленно произнес Игорь.

Несколько секунд они молча смотрели друг