Идеал недостижим

вещи. Странное зрелище являли улицы Бишкека. Так теперь назывался Фрунзе. По обеим сторонам тротуаров длинными вереницами сидели горожане, продавали свои пожитки, от курток до пуговиц. Пользуясь перестроечным правилом «Разрешено все, что не запрещено законом», на перекрестках свободно торговали порнографическим журналами, самодельными в основном. Они лежали в развернутом виде. Их видели дети. Сидели на тротуарах и  таджикские цыганки, часто с маленькими детьми. Они просили милостыню. Люли заполонили город: в Таджикистане шла гражданская война. На каждой цыганке Игорь задерживал взгляд. А вдруг это Зебо?

Он думал о работе. Надо было менять вид деятельности.

После распада СССР рвались налаженные экономические связи. Каждая  республика наивно полагала, что эти связи ей невыгодны, что ее продукция оценена слишком дешево, что разорвав их, она заживет лучше. Политики националистического толка даже утверждали, что в советскую эпоху Россия грабила другие республики. А ведь на самом деле она большинство из них дотировала. В РСФСР жилось труднее всего.
Все надеялись выиграть от разрыва старых экономических отношений. Но все проиграли. Жить стало еще хуже. В Киргизии это было очень заметно.

Цены удивляли. Месячная зарплата медсестры составляла 24 сома, а килограмм мяса стоил 35. Подорожало все. Фанера в том числе. Она поступала из России. Изготовление кухонных досок стало нерентабельным.

Лишь в книжных магазинах происходила уценка. Можно было увидеть произведения талантливых писателей, например «Петербург» Андрея Белого, оцененные в один тыйын! Тыйын по-киргизски копейка. И даже по такой символической цене их не покупали. Магазин "Букинист" был забит старыми книгами до отказа. Все кинулись их сдавать. Людям стало не до книг. Надо было выживать.

Расцвела преступность. Стали обыденными понятия: рейдерский захват, киллер, ОПГ.

В их подъезде поселился бывший подполковник юстиции – вежливый, достаточно интеллигентный татарин. Он любил выпить. Из-за этого потерял работу  и семью. Стал зарабатывать на жизнь юридическими консультациями. Но, по той же причине, клиентов находил все меньше и меньше. Иногда он занимал у Луниных на бутылку. К нему зачастили подозрительные люди. Однажды он пришел с расстроенным и встревоженным лицом.

– Вся надежда на вас! Меня на счетчик хотят поставить…

– На счетчик? – переспросил Лунин-старший.

– Если я сегодня вечером не отдам долг, 800 сомов,  они включат счетчик. – Тогда это были большие деньги. – То есть огромные проценты будут начисляться. За каждый день. Это страшное дело. Денег у меня сейчас нет. В долг никто не хочет давать. – Он развел руки в стороны. И повторил: – Вся надежда на вас. Долг я быстро верну. Деньги у меня будут: я квартиру хочу продать.

Лунины дали подполковнику нужную сумму. Почти все деньги отдали, какие  у них тогда были. Татарин горячо поблагодарил. Уходя, сказал:

– Я вас раскусил. Вы – интеллигенты высшего порядка.

Долг он не отдал. Не успел. Его забили насмерть на улице Кулатова…

– Лунин? Игорь? – раздался вдруг за спиной глухой голос. В нем звучало сомнение. Он обернулся. Это был Витя Требушной. Они вместе  занимались в шахматном кружке. Встречались за доской на соревнованиях. Игорь узнал его сразу, хотя они не виделись четверть века. Они засыпали друг друга вопросами, вспомнили общих знакомых.  Заговорили о работе.

– Инструктором шахматного клуба трудиться не желаешь? – спросил Требушной. – Я сейчас директор клуба. Будешь шахматы выдавать, турниры проводить.

Игорь согласился.

8

Прошло восемь лет.

Много событий произошло за это время на территории бывшего Союза. Россия пережила противостояние Ельцина и Верховного Совета, закончившееся стрельбой танков по Дому Советов и разгоном депутатов, чеченскую войну, теракты, дефолт.
СНГ, в которое сразу после его образования вошли все бывшие советские республики, кроме прибалтийских, становилось формальным объединением. Впрочем, президент Киргизии Аскар Акаев неизменно выступал за дружбу с Россией. Даже как-то сказал: «Россия дана нам Богом». К Акаеву – интеллигенту и интеллектуалу, талантливому ученому – Лунины относились с симпатией.

Обычным явлением стала трудовая миграция. Киргизы, таджики, узбеки уезжали в Россию на заработки. Там зарплата была заметно выше.

А жизнь Луниных изменилась мало. Игорь работал в шахматном клубе. Он вернулся к изучению шахматной теории. Стал кандидатом в мастера. Лунину нравилась работа сына. «Инструктор шахматного клуба» звучало престижней, чем «рабочий лесхоза». Жену Игорь все еще не нашел.

Лунин разменял девятый десяток. Он почти не видел. Ему сделали операции на оба глаза, но это мало помогло. Его беспокоила экзема. Ноги были в незаживающих ссадинах. Однако он полностью сохранил ясность ума и жизненную энергию. Все внутренние органы работали как в молодости. Он поставил перед собой цель – дожить до девяноста лет. Неинтересно было жить без цели. Для этого он старался побольше находиться на балконе, избегал слишком жирной и соленой пищи. От спиртного он давно отказался. Не ощущал в этом потребности. Лунин всегда готов был пошутить, Но выражение его лица с каждым годом становилось трагичнее.

Лунин мужественно переносил слепоту, экземный зуд, головные глаукомные боли. Его больше мучила боль душевная. У Лунина было два горя. Первое горе, давнишнее, – отчужденность сына.

Игорь заботился о нем. Регулярно закапывал в глаза пилокарпин. Натирал на терке морковь. Он где-то прочитал, что содержащийся в ней каротин помогает при глазных болезнях. Следил, чтобы не кончался лоринден. Каждый день читал Лунину книги. Эти чтения тот ждал с нетерпением.

Но между ними пролегала стена. Игорь редко первым начинал разговор. Отвечал коротко и сдержано. После ссоры из-за Вари он с отцом по-другому, за редким исключением, не разговаривал. Обычно они молчали. Сколько раз пытался Лунин разрушить эту стену. Вкладывал в эти попытки всю свою любовь, употреблял все свое обаяние. Лишь гордостью не поступался. И каждый раз сын только еще больше отдалялся. И Лунин прекратил попытки.

Ему все чаще приходила невыносимая мысль, что он сыну в тягость. Лунин старался не обременять его лишними просьбами, по возможности все делал сам.

Второе горе пришло не так давно. Как все люди в его возрасте, Лунин стал подводить итоги прожитой жизни. И понял, что жизнь не удалась.  Он вспоминал свои юношеские мечты, ощущение безграничных сил, уверенность в особом предназначении. Ничего он добился! Даже как специалист по мумие. Фильм не создал, диссертацию не написал. Он умрет никому неизвестным. Исчезнет бесследно. А дело его жизни? Да, он создал  честного, порядочного человека. Но не идеального, как он мечтал. Идеальный человек не может так относиться к родному отцу. Последняя мысль объединяла оба горя.

Как-то пришла Жыпара. Вид у нее был озабоченный. Игорь находился в клубе.
 
– Вы бороду отрастили? – прежде всего сказала она, думая о чем-то своем. Лунин носил теперь седую бороду клином. – Как вы живете, Вадим Александрович?

– Все хорошо, – ответил Лунин. Ему так хотелось пожаловаться на сына, на его холодность. Даже поплакать хотелось на ее плече. Но он не желал выносить сор из избы.

Жыпара вздохнула и заговорила о своей беде. Урмату опять грозила тюрьма. Он избил какого-то южанина в пьяной драке. Сломал нос. Выбил зубы. Родственники потерпевшего поставили ультиматум: либо они получают компенсацию, либо пишут заявление в милицию. Сумму они назвали большую. Жыпара ходила по знакомым и просила взаймы.

Жили Лунины скромно. Спрос на мумие резко упал. Вера его больше не продавала: оно у нее закончилось. Игорь зарабатывал в клубе немного. Но Лунин несколько лет копил деньги на свадебный подарок. Он считал, что когда сын женится, он должен подарить молодоженам подарок ценный, замечательный. Скорее всего, ковер. Пусть невестка проникнется к нему благодарностью, пусть знает, что он человек, достойный уважения, а не какая-нибудь обуза, не беспомощный старик. Эти деньги он отдал Жыпаре. Она горячо поблагодарила.
Жыпара приготовила чай. С выражением сострадания на лице смотрела она, как передвигается по комнате Лунин – неуверенно, вытянув вперед руку, как он ощупью ищет чайную ложку.

Жыпара стала рассказывать о своей жизни. Она работала уборщицей. Урмат перебивался случайными заработками. На постоянной работе не задерживался. Его увольняли за пьянство. Пил он все больше, бил ее все чаще. Она смирилась со своей судьбой.

– Хорошо, защитники мои подросли. Бекболотик и Уланчик меня всегда защищают. Их Урмат не бьет. Он вообще их ни разу пальцем не тронул. За это его можно похвалить. А больше и не за что. – На прощание она с чувством сказала: – Еще раз спасибо огромное. Я обязательно отдам. Я вас много лет знаю, Вадим Александрович. И из-за вас я поняла, какими добрыми, отзывчивыми могут быть русские.

Сыну об этом визите Лунин не сказал.

Несколько дней он находился в приподнятом настроении. Он был еще кому-то нужен, он мог еще приносить пользу!

В шахматный клуб можно было идти двумя путями. Один проходил мимо мусорных контейнеров. Недалеко от них иногда устраивали стоянку бездомные. Игорь предпочитал другой путь, но изредка, для разнообразия, выбирал этот. И как-то  встретил необычного бомжа.  Ни грязная всклокоченная борода, ни огромный синяк под глазом не могли скрыть благородство и утонченность его лица. Взгляд был скорбный, но полный достоинства. Весь день Игорь вспоминал эту мимолетную встречу. Не способен был думать ни о чем другом. Пытался угадать, что случилось с этим человеком. Он представлялся ему настоящим интеллигентом и  идеалистом. Наверное, потерял квартиру из-за своего благородства и прекраснодушия. Воображение живо рисовало подробности. Сам собой рождался сюжет для целой повести. И Игорь начал ее писать. Не мог не писать. Он вырезал из газет все статьи о бомжах. На работу ходил только мимо контейнеров. Изучал – издалека – и другие места их обитания. Он находился в состоянии эйфории. Чувствовал, что впервые в жизни занимается своим делом, тем, для чего он рожден.

Через три месяца повесть была готова. Он отнес рукопись в журнал «Литературный Кыргызстан». В советскую эпоху его главным редактором несколько лет был Чингиз Айтматов. В годы перестройки журнал был известен далеко за пределами Киргизии. Тираж доходил до 55 тысяч. В одной Москве было 15 тысяч подписчиков. Развал Союза ударил и по нему. Тираж резко упал. Но не упал уровень журнала. Игорь оставил свой номер телефона и стал с нетерпением ждать звонка. Если бы его повесть опубликовали, это было бы для него безмерным счастьем. Отцу о повести он ничего не сказал.

В редакции, в ожидании главного редактора, Игорь разговорился с высокой и очень худой женщиной с коротко подстриженными рыжими волосами. Лицо у нее было довольно привлекательным, несмотря на длинноватый нос и чересчур  тонкие губы. Ее  красили глаза. Глаза Зебо! Такие же зеленые, большие, живые. Только в ее глазах было больше мысли. Ей было лет тридцать пять. Звали ее Клава.

Она принесла свои стихи. Оказалось, шесть ее стихотворений уже были