Идеал недостижим

воспоминания Горького.

Федоров слушал с интересом.

Очень понравились ему слова графа Льва Толстого, сказанные Горькому: «Я больше вас мужик и лучше чувствую по-мужицки». Его фраза «А я про баб скажу правду, когда одной ногой в могиле буду, – скажу, прыгну в гроб, крышкой прикроюсь – возьми-ка меня тогда!» привела Федорова в восторг. Он долго хохотал. С предположением Горького, что Толстой в глубине души был непоколебимо равнодушен к людям, Федоров решительно не согласился.

– Хороший мужик, – подытожил он, когда Игорь закончил чтение. – А ты неплохо читаешь.

– Лучшее произведение Горького, самое глубокое, – вот эти его воспоминания о Толстом, – горячо и убежденно произнес Игорь. – В его романах, пьесах такой глубины нет. Выходит, его талант раскрылся полностью только в соприкосновении с гением Толстого.

В дверь позвонили. Это приехал Лунин. Он радостно улыбался. Вместо обычных объятий и поцелуев крепко пожал Игорю руку.  В поездке он много думал об отношения с сыном. И пришел к выводу, что должен держать себя с ним как со взрослым. Хотя ему было привычнее и проще считать Игоря по-прежнему ребенком.

Лунин прошел в зал. Увидел Федорова, и лицо его стало серьезным. Они обменялись рукопожатием.

– Интересные вы люди. Тянет к вам, – признался Федоров, как бы объясняя, почему он здесь. – Ну, расскажи, как съездил. – Усмехнулся. – Много мумиё продал?

– Удачной была поездка, – неохотно ответил Лунин. – Вот только паспорт потерял… В Ялте отдохнул. В море купался, на удивление всем.
 
– Так ты вдобавок и морж?.. Еще, Игорь, партейку сгоняем. Должен же я отыграться!

Лунин стал доставать из чемодана подарки сыну. Подарил что-то и Федорову. Сказал:

– Играйте, а я пойду сфотографируюсь на паспорт.

– Давай, – сказал Федоров. – Только не с таким мрачным лицом снимайся.

– Нет, я улыбнусь.

– Ну, улыбаться-то не надо…

– Глазами. Вот так. – Лунин улыбнулся глазами.

– Во! – воскликнул Федоров, поднял в знак высокой оценки актерских способностей Лунина большой палец и довольно засмеялся.

Лунин вернулся через полчаса.

- Вадим, у меня деловое предложение о деловом сотрудничестве, - заговорил Федоров. - Я о мумиё… Собирать его я умею. Это у меня неплохо получается. А вот с продажей не очень. Не с моей рожей мумиё реализовывать. А у тебя вид представительный. Язык хорошо подвешен. С людьми говорить умеешь. Давай объединимся. Я буду мумиё собирать, а ты – продавать. Готовить вместе можем. Навар пополам. Как тебе такой расклад?

– Спасибо за предложение. Но я предпочитаю все делать сам.

На миг глаза Федорова стали злыми. Но он засмеялся, желая, видимо, показать, что отказ не огорчил и не обидел его.

– Сам по себе? Ну, ну. Была бы честь предложена…

Лунин продолжил рассказ о своей жизни в Ялте. Федоров, не отрываясь от игры, прерывал его колкостями, какими-то нападками. В его словах чувствовалось желание принизить Лунина. Тот с горячностью защищался.

– Тебе меня никогда не понять! – воскликнул  Лунин в ответ на очередной выпад Федорова.

– Да я тебя лучше знаю, чем ты сам! – возвратил тот.

– Нет! – вскричал Лунин.

Игорь в разговоре не участвовал.

Лунин ушел на кухню. Стал там хлопотать. Через четверть часа он вышел оттуда с сумрачным лицом и убежденно произнес:

– Нехороший ты, Юра, человек. Я приехал в отличном настроении, в прекрасном самочувствии. Два часа с тобой пообщался, и весь отдых насмарку пошел.

Федоров промолчал.

Игорь выиграл. Играть следующую партию он отказался.

Федоров ушел.

– Другой бы на моем месте просто выпроводил бы его, – произнес со вздохом Лунин. – А я не могу. Твоя прабабушка – потомственная дворянка – меня учила: «Если в дом приходит гость, он обретает особый статус».

– Наподобие статуса неприкосновенности у дипломатов?

– Да.

В марте Лунин опять отправился в Россию. Возвратился он быстро. Вид у него был расстроенный.

– Милиция меня два раза задержала. На несколько часов. Первый раз подумали, что я наркотик продаю. Мумие на героин похоже. Кое-как их убедил, что это лекарство. Брошюру о мумиё показал. Другой раз обвинили в спекуляции. Пришлось доказывать, что я сам мумиё собираю. Прошлогодний договор с Лекраспромом помог. Он при мне был. Дал им мумиё порядочно… Неприятнейший осадок от всего этого остался!

Когда Лунин попросил Игоря помочь расфасовать мумиё, тот заявил:

– Больше я мумиё заниматься не буду.

Лунин бы неприятно поражен. Но переубеждать сына не стал.

Игорь снова получил отсрочку от службы, до осени.

Опять заключили договор с конторой. Поехали в соседнее с Касансаем ущелье. Теперь у них было распределение труда: Игорь собирал эфедру, Лунин – мумиё. Впрочем, если оно находилось в опасном месте, Игорь помогал отцу.

Он взял учебники. Готовился в институт.

А Лунин изучал определитель млекопитающих.

– Я близок к разгадке, – многозначительно говорил он сыну.

Однажды Лунин пришел в радостном возбуждении.

– Эврика! – воскликнул он. – Игорек, я только что открыл, как возникает мумиё! Столько было версий: мумиё – это загустевший сок арчи,  это минерал, это, научно выражаясь, экскременты грызунов. Я к последней версии склонялся. И сегодня точно установил: мумиё – это экскременты золотистой полевки! Два часа в пещере пролежал и своими глазами все увидел. Очевидно, они превращаются в мумие со временем, под воздействием горного климата. – Он достал определитель и показал Игорю довольно несимпатичного зверька. – Вот она. Золотистая полевка. Наша благодетельница! – Он довольно рассмеялся. – Теперь надо статью написать. Жаль, что у меня нет биологического образования. Можно, конечно, написать вместе с каким-нибудь биологом. А если он нечестным человеком окажется и украдет у меня идею?.. Буду думать.

Это известие Игорь воспринял равнодушно.

Приближалось время экзаменов. Они собирались вместе отправиться во Фрунзе. Но недалеко от них остановились геологи. Они направлялись в Арслан-Боб – заповедник с уникальными лесами грецкого ореха. Геологи звали Лунина с собой.

– Эх, как неудачно совпало, – с расстроенным лицом говорил Лунин. – Я так всегда  мечтал в Арслан-Бобе побывать!

– Я могу один поехать.

– Можешь? Правда? Геологи говорят, ты обязательно поступишь, раз у тебя первый разряд по шахматам. Спортсменов охотно принимают. Ты только в автобиографии – надо будет автобиографию написать – обязательно укажи, что у тебя первый разряд.

Из  Намангана во Фрунзе Игорь летел на самолете.

За два дня до первого экзамена он получил повестку в военкомат – пройти медкомиссию. Игорь удивился. Он полагал, что его до осени беспокоить не будут. Комиссия была необычной: пришли только те, у кого была отсрочка. О здоровье спрашивали не врачи, а замвоенкома, майор. На Игоря нашло какое-то боевитое настроение.
Утром он испытал небывалое наслаждение. По радио передавали концерт из песен Мокроусова. Одна прекрасная мелодия сменяла другую. «Осенние листья», «Сормовская лирическая», «Мы с тобою не дружили», полюбившиеся еще в Новосибирске песни из «Свадьбы с приданым»… С каждой песней его наслаждение росло. К концу концерта ему казалось, что большего восторга человек ощущать не может. Мокроусов стал для него таким же близким и дорогим человеком как Лев Толстой.
Талантливая музыка всегда настраивала его на высокий лад. Теперь он не хотел жаловаться на здоровье. Ему стало совестно, что он увиливает от армии. Игорь сказал, что у него ничего не болит. Врач, внимательная, чуткая женщина, по заключению которой он и получал отсрочки, удивленно подняла брови. Майор, как бы не понимая, несколько секунд молча смотрел на него, вопросительно взглянул на женщину, повторил вопрос. Игорь повторил свой ответ. Майор почему-то рассердился, прогромыхал:

– Ладно, тогда пойдешь служить!

У Игоря от медкомиссии осталось неприятное впечатление. Неприятен был грубый тон майора. Неприятно было, что, отвечая на вопросы, надо было стоять  посреди  комнаты на доске, точно в нарисованных на ней контурах ступней.

Игорь постеснялся упомянуть в автобиографии о первом разряде. Первый экзамен был по истории, его любимому предмету. Он получил четыре, хотя вопросы в билете прекрасно знал и вроде бы ответил правильно. Сочинение надо было писать о «Евгении Онегине». Он высказал только свои мысли, смелые и парадоксальные, как ему казалось. Повторять чужие идеи, фразы из учебника ему претило. За сочинение он получил три. Он так и не понял почему. То ли не понравилась независимость его суждений, то ли он, увлекшись содержанием, наделал грамматических ошибок. По немецкому и литературе он получил четыре. В университет Игорь не поступил. Неожиданно для себя, он воспринял это довольно болезненно. Самолюбие  страдало.

Через неделю приехал Лунин. Его первым словом было:

– Поступил?

– Нет.

Лунин переменился в лице. Узнав, что Игорь не упомянул про первый разряд, вскричал:

– Ну почему же! Я же говорил!

– Ты всегда говорил, что хвастать нехорошо.

– Да какое же это хвастовство! Надо было мне с тобой поехать!

Рассказал Игорь и о медкомиссии. Лунин всплеснул руками.

– Ну зачем же ты так сказал? У тебя ведь действительно сердце болит, это же правда! Мне врач говорила про эту медкомиссию. На ней тех, у кого постоянно отсрочки по здоровью, вообще с учета снимают, их в армию никогда уже не призовут. Она обещала, что тебя  позовут на ближайшую такую комиссию. Эх, зачем я с тобой не поехал!

То, что сын не поступил, расстроило Лунина еще сильнее, чем самого Игоря. А через несколько дней он получил новый удар.

Лунин пришел домой с хмурым лицом. Мрачно произнес:
– Опередили меня. Статья о происхождении мумиё вышла. Автор пишет, что мумиё производят грызуны. В Таджикистане это пищухи, на Алтае – белки-летяги. А в Киргизии – золотистые полевки!.. Я все тянул со статьей. А все надо делать сразу…  Игорек, никогда ничего нельзя откладывать! Вот тебе наглядный пример.

Осенью Игорь третий раз получил отсрочку на полгода. А весной его забрали в армию.

РАЗЛУКА

1

– Швыдче! Швыдче! – повелительно и злобно кричал командир отделения младший сержант Петров.

Они бежали между сосен к учебному пункту. Он находился в бору под Барнаулом, в километре от их воинской части. Игорь попал во внутренние войска.

Крик новобранцы слышали с утра до вечера. Они были ошарашены, подавлены.
В книгах и фильмах отношения в советской армии изображались доброжелательными, уважительными. И Игорь верил этому. Даже предостережениям отца не придавал большого значения. Теперь его представление о мире рушилось.

– Быстрее! Не сачковать! Вы марш-бросок с полной выкладкой не бегали! Швыдче! Не дай бог кто отстанет!

Отстал Игорь. У него стучало в висках. Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Он хватал воздух широко открытым ртом. Дальше бежать он был не в силах. Игорь остановился. К нему подскочил Петров.

– Ты что стал? – заорал он. Визгливые нотки зазвучали в его крике. Выглядел он совсем мальчишкой. На учебном пункте большинство командиров отделений были призваны в армию полгода назад.

– Серд… це…– пролепетал Игорь. Он задыхался.

– У всех сердце.

– У меня… сердечна… я… недо… статочность…

– Под больного закосил?