Идеал недостижим

встречаются, все может быть. По старой памяти. Между ними нет преград. – В своем возбуждении Лунин не думал о том, понимает ли его Игорь.

Лунин долго еще мерил молча комнату большими шагами. Его терзала ревность.

Мальчик тоже молчал. Он не верил, что Валя могла поступить плохо. Он осуждал отца.
И еще больше укрепился во мнении, что женщина – это жертва.

Утром, за завтраком, Лунин посмотрел на унылое лицо сына и с горечью заговорил: 

– Человек она, может, неплохой, К тебе хорошо относилась. Она даже как-то сказала, что тебя любит больше, чем своих детей. Но она совсем не моего круга. Я в больнице в депрессивном состоянии был. Только поэтому ее выбрал. – Рассуждения отца о своем и не своем круге Игорь не понимал. Тот же сам учил его,  что  все  люди  равны.
– Не принципиальная она. Не понимает, что слово надо держать. С ней семья не получится. – Лунин помолчал. Убежденно произнес: – Уезжать нам надо отсюда. Поменять квартиру. Здесь нас ничего не держит. В горы я больше не поеду. Лучше всего в Москву переехать. А если не получится, то в Саратов, поближе к родным. Люди на Волге хорошие. Душевные, чуткие. И настоящих интеллигентов в Саратове много. А здесь в основном потомки крестьян-переселенцев.

Подавляющее большинство жителей Фрунзе тогда составляли славяне.

Разрыв с Валей Лунин переживал очень тяжело. Осунулся. Стал жаловаться на сильные головные боли.

– Мне бы на юг съездить отдохнуть! – сказал как-то Лунин. Он называл югом не только Ошскую область, но  также  Сочи  и  Ялту,  по  старой  саратовской  привычке.
– Обстановку надо сменить. Здесь мне все о ней напоминает.

Он уехал.

В конце декабря пришло письмо.

«Живу я у Веры, – писал Лунин из Саратова.– Тесно здесь, стесняю я их, нарушаю привычный образ жизни, но делать нечего.

Плохо, что на новый год мы с тобой не вместе, и ты там будешь один, как Робинзон Крузо. Мне грустно, очень грустно!.. Если бы не мое состояние и необходимость сменить обстановку, то мы бы поставили елку, встретили бы вместе новый год, этот самый красивый праздник.

Это состояние было и всю дорогу, и здесь меня не оставляет ни на минуту. Плохо сплю, ем насильно и больше в силу того, что тетя Надя очень вкусно все готовит. Иногда голова просто раскалывается. Надо лечиться и немедленно. Хорошо хоть то, что не вижу той домашней обстановки. А ведь как хорошо было нам дома раньше!

В Саратове мне не особенно нравится пока. Дома какие-то грязные, облупленные. В магазинах масло сливочное – по спискам. Выбора совсем мало. Но, конечно, это не главное. Во всяком случае, дело с обменом квартиры будем решать потом, когда выздоровею.

Не экономь, питайся хорошо, готовь горячие блюда. Поддерживай чистоту комнаты, посуды. Меняй простыни. Одевайся опрятно. Помни о ключе от входной двери!
Конечно, ты можешь сказать, что я тебе надоел со своими нравоучениями, постоянными назиданиями, но из этих мелочей складывается наша жизнь, и о них забывать нельзя. А у тебя все это еще не вошло в привычку, в потребность.

Я думаю выехать в Сочи. Сейчас иду в поликлинику оформлять курортную карту. То есть складывается пока все так, как я хотел. Ну, будь здоров. Крепко целую, папа».

Лунин вернулся через месяц. Здоровым, энергичным. В хорошем настроении.

Зима выдалась холодной. В феврале Игорь заболел ангиной. Она довольно быстро прошла, но дала осложнения на сердце. Врачи прописали постельный режим в течение месяца. Игорь был счастлив. Целый месяц каникул свалился на него нежданно-негаданно!

А для Лунина это был очередной удар.

Тревога не покидала его. Он много говорил с врачами. Читал о болезнях сердца. Внимательно выслушивал советы.

Месяц прошел. Лунин повел сына в больницу на обследование. После беседы с доктором он выглядел удовлетворенным.

– Врачи говорят, Игорек, что у тебя компенсированная сердечная недостаточность. Это не страшно. С такой недостаточностью можно всю жизнь прожить и ее не замечать. Единственное: не следует давать сердцу большие нагрузки.

МУМИЕ

1

– Меня бабы любят, – говорил Федоров. – У Инны ведь отбоя от женихов не было. И все интеллигентные, воспитанные. Образованные… А я восемь классов не закончил. Приду к ней прямо с завода – пыльный, в сапогах. Чувырло!.. Я знаю, что я некрасивый…– Он вздохнул. – И она меня выбрала! Правда, был один серьезный соперник. Высокий, красивый, Музыкант. Он Инне нравился. Но я его отвадил к ней ходить… – Федоров усмехнулся.

Они с Луниным сидели на кухне, пили чай. Федоров пришел, чтобы уговаривать его поехать «на чикинду».

– Ну так что ты надумал? Представь: горы, синее небо, речка журчит, птицы поют. Красотища! Лучше курорта! Другой такой работы нет… Едешь?

– Да. – Этой весной Лунин почувствовал непреодолимое желание поехать в горы. Постоянно приходила мысль все бросить и снова собирать эфедру. Но он колебался. Приход  Федорова окончательно склонил Лунина к такому решению. – Я последние полтора года работаю инспектором книжной торговли. Работа вроде мне близкая, с книгами. Но удовлетворения нет. А в горах было. Выложу чикинду в кучку, смотрю на нее и вижу плоды своего труда.

– Так о том и речь!

Пришел из школы Игорь. Федоров с трудом признал его в долговязом худощавом юноше.

– Во вымахал!

Узнав, что отец будет заготавливать эфедру, Игорь захотел поехать с ним.

– Нет, Игорек, сейчас тебя никто не отпустит, – сказал Лунин. – Девятый класс…  И не забывай про сердечную недостаточность.

– Да я прекрасно себя чувствую!

– Тогда летом это обсудим.

Федоров захотел сыграть с Игорем в шахматы. Тот легко выигрывал партию за партией. Федоров злился. То и дело употреблял похабные выражения. Лунин нервничал.

– Юра, при сыне не надо так говорить. Я воспитываю Игоря кристально чистым!
 
Игоря покоробили эти слова. Не хотел он быть кристально чистым. И он возмущался, что его, оказывается, все еще воспитывают.

Другой раз Лунин уже возвысил голос:

– Юра!

Федоров замолчал, но ненадолго.

Лунин рассказал недавний случай. В феврале он поехал в командировку в Нарынскую область. Помогал там устраивать книжные магазины, читал лекции о книжной торговле. Как-то его повезли в райцентр. Ехали вдоль реки. Вдруг заметили на берегу взволнованных и растерянных людей. Вышли из машины. Река несла мальчика. Кто-то попробовал въехать на коне в воду. Но животное не слушалось, вставало на дыбы. Лунин разделся и поплыл к ребенку. Вода была ледяная, течение сильное, стремительное. Он чуть не утонул. Но вытащил мальчика на берег. Тот был мертв. Лунина благодарили. Потом долго еще говорили в окрестных кишлаках о смелом орусе. Наверно, Лунин ожидал от Федорова  похвалы,  но  услышал  лишь  насмешливые  замечания.  По  его
мнению – может, не очень искреннему – Лунин совершил глупость. Чувствовалось, что Федорову хочется принизить его поступок.

Не прерывая игры, Федоров тоже стал вспоминать.

– Ты мертвого пацана вытащил, а я – живую девушку. Туркменку. Из-под завала. Когда в сорок восьмом в Ашхабаде землетрясение случилось, нас, солдат, разбирать завалы послали. До чего красивая была! Восточная красавица. И в одних шароварах. Землетрясений-то ночью произошло… Шах!.. Так она не так радовалась, что от смерти спаслась, как переживала, что я ее полуголой увидел… А вообще-то живых совсем мало находили. В городе почти все дома из сырцового кирпича были. Они все до одного развалились. Сколько трупов мы вытащили! После такой работы нервы были как струны натянуты. Я тогда своего старшину чуть не прикончил! Стал он на меня бочку катить… Побрезговал пешечкой?... Придирается ко всему. Наряды вне очереди объявляет, невесть за что.  Захожу к нему вечером. Там еще солдат один был. Он мне потом говорил, что я страшный был. Белый как мел. Кулаки сжаты. Тоже побелели. Глаза бешеные. «Ты что на меня взъелся? – спрашиваю. – Утихомирься! По-хорошему предупреждаю!» Старшина отмахнулся. «Ладно, ладно. Свободен! Кру-гом!» Вроде он меня всерьез и не воспринимает. А сам-то струсил! По глазам видно было. С тех пор он со мной нормально общался. Оказалось, что это мой друг – якобы друг – Ванька Полулях старшине на меня стучал… – Федоров повернулся к Лунину. – Вот мы с тобой друзья…

– Мы не друзья, – поправил Лунин. – Мы просто знакомые.

Федоров на миг опешил, переменился в лице. В глазах мелькнул злобный огонек. Но он быстро нашелся:

– К примеру, я говорю. Мы с тобой, к примеру, друзья. Стал бы ты на меня стучать?

– Нет.

– Правильно. А он стучал. Когда я об этом узнал, ка-ак ему врезал! Он несколько метров летел… Удар у меня не хилый был. Я в армии все свободное время гантелями занимался, все три года…– Игорь слушал с большим интересом и одновременно думал над позицией. – Меня в армии боялись… А вилочку не хочешь? – Федоров  напал конем на две фигуры и со злорадным торжеством взглянул на противника. – Уж тут-то я тебя прижучу.

– Объявляю мат в пять ходов! – произнес тот в ответ.

Получив мат, Федоров тут же стал расставлять фигуры заново. Поражения его не обескураживали. Только раззадоривали. Чем больше он проигрывал, тем сильнее жаждал взять реванш. Он, кажется, готов был играть вечно.

Вмешался Лунин.

– Ну все, Юра, сыграйте последнюю партию. Игорю надо уроки делать.

– А если бы старшина не изменил своего поведения? – спросил вдруг Игорь, делая ход.

Федоров усмехнулся и твердо произнес:

– Я б его укокошил. – Помолчал, вздохнул и изрек с глубокомысленным видом: – В каждом настоящем мужике сидит зверь.

Через три дня во двор въехала машина Лекраспрома. Лекрастрест переименовали в Лекраспром. Стали грузить вещи.

– Шевелись! – грубо прикрикнул на Лунина Федоров. Он стоял в кузове.

Лунин молча протянул ему мешок с одеждой.

Он вернулся в квартиру с расстроенным лицом. Сел на диван. И объявил:

– Я с Федоровым не поеду.

– Как не поедешь? – изумился Игорь. – Машина ведь уже приехала. Половину вещей уже загрузили… Договор заключили.

Лунин встал, взял ящик и понес его вниз.

Они уехали. Игорь лег на диван. Грустно смотрел в потолок. Как ему хотелось в горы!

2

Участок им выделили на юге, в ущелье Касансай. Палатку они поставили напротив треугольной горы. Она напоминала египетскую пирамиду. От подножия до вершины ее покрывала эфедра. Такого участка Лунин еще не видел.

– В первый день обязательно кого-нибудь подстрелю, – сказал Лунин, беря ружье.  – Всегда так.

– Не подстрелишь, – процедил сквозь зубы Федоров.

– Вот увидишь. Если убью – тебе отдам.

Лунин ушел. Вскоре раздался выстрел. Он вернулся с убитым диким голубем. Молча, с плохо скрываемым торжеством, положил его на камень возле Федорова. Тот тоже промолчал.  Он не прикоснулся к птице ни в этот день, ни на следующее утро.

Лунин не выдержал:

– Юра, испортится голубь!

Федоров молчал. Лунин с сожалением произнес:

– Не будешь есть – я заберу.

Ответа не было. Он сварил  себе суп из этого голубя.

Как бы радовался Лунин такому участку при других обстоятельствах! Но сейчас все отравляло поведение Федорова, его тон – грубый, язвительный, враждебный. Однако последнюю черту тот умело не переходил, не давая Лунину повода открыто возмутиться.
Лунин не мог отвечать ему в таком же тоне. Не мог он так разговаривать с людьми. И он был