же не вор и не дурак, если ты согласен вот так взять и стратегическое сырье, на котором держится целостность и свобода твоего государство и разбазарить. А если завтра неприятель, с какими недобрыми мыслями полки на границе выстроит? Чем их бить потом прикажешь если порох по ветру пустим? Он этот порох потом в три дорого станет и потом время. Время, не за какие деньги не купишь. Ты бы еще предложил пушки обратно в колокола воротить.
-Не знаю куда что возвращать,- усмехнулся Иван Иванович. - Но сейчас у них, что не переговоры, то пару сотен пушек на лом. Это у них называется разоружение.
На Петре Алексеевиче от такой новости поменялось лицо, но слава Богу уже приехали и остановились, а то все шанцы имели поцеловать столб, такой по силе потрясение испытал император.
- Что же получается, у вас в правительстве одни воры?- ужаснулся Петр Великий. Кто инициатор этих их разоружений?
-Кто их знает, но ветер все больше иза моря.
Петр Алексеевич вообще помрачнел и повесил свою светлую голову на своих могучих плечах.
-Тогда выходит что дураки,- тихо промолвил Император. Ведь вор он что? Вор может и воротиться! Наворует и гляди начнет ратовать за благое дело. Или смотри, в Бога уверует, стыдно станнит половину вернет! А дурак как был дураком так дураком и помрет.
И Петр Алексеевич тяжелый от черных мыслей, и пошатываясь, вышел из машины. Окинул вал и словно не узнал. Все здесь было ни так, как во времена Петра Великова как-то слишком, что ли по-щегольски словно и не крепостное военное укрепление, а площадь для парадов.
-А здесь что теперь балы устаивают?- тяжело спросил император.
-Нет, ваше величество, больше реконструкции минувших сражений. Что-то вроде маскарада.
-Маскарада?- заревел Император.
-Вы не правильно поняли, это ни так уж скверно. Собирается народ и смотрит как русское оружие разило неприятеля. Это как бы игра, игра полезная и совсем не забава. И подобные игры я вам скажу спасение по нынешним временам. А то они ведь только прощение за победы просят. Еще смотри столетия и отрекутся от своих прадедов, что жизни своей не жалели во имя своей земли и новых поколений.
-Прощения просят?!- ужаснулся император. За победы прадедов, прощения просят.
-Да, просят, мол простите нас это не мы. Видите ли в чем дело, сейчас чтобы спасти надо сначала разрешение спросить, но это только русскому человеку, все другие без спросу, мир спасают. Порушат суверенитет какого-нибудь государство и заявят: мы раде блага! Раде мира! Оружие у них было. А на самом деле оружие и нет ни какого так только, какая-то нефть, из которой топливо для танков выходит.
-Танк, это что такое? Верно оружие. Должно быть оружие! Да точно какое-то оружие, если чтобы раде его топлива надо развязывать со слабым войну,- решил великий полководец.
-Да вы не ошиблись, врожденное чутье вас никогда еще не подводило. Танк это такая крепость на колесах.
Петр Великий горько усмехнулся.
-Крепость на колесах говоришь. А мой народ разоружается?
-Народ в Росси всегда была вещь относительная. Вроде как бы и есть если на войну или на выборы, а вроде и нет вовсе, потому что с его мнением никто и некогда не считается.
Петр Алексеевич опустил голову.
-Да вам стыдиться нечего, хотя и не без греха.
-Не хочу больше, не выдержу,- возвращай меня обратно в альбом Иван Иванович.
-Да с удовольствием. Гвоздев гони монету, Петр Алексеевич отдохнуть от вас желает - уморили.
-Да если бы от смеху,- горько сказал Петр Алексеевич и растворился в воздухе.
Гвоздев ахнул.
Иван Иванович взял монету на которой снова был портрет Петра Великова.
-И смотри мне Гвоздев, ни кому. Но в принципе болтай все ровно же не вытерпишь, что сердце мучить все ровно никто не поверят. А почему знаешь?
-Почему?- наивно поинтересовался Гвоздев.
-Да потому что дураки ни во что не верят,- сказал И ванн Иванович и растворился в воздухе оставив Женьку Гвоздева на том месте где когда-то лилась русская кровь за свободу и благополучие будущих поколений.
Глава четвертая. Великое столпотворение.
Дмитрий Сергеевич отпустил коляску и с Рублевым стал прогуливаться по улице «Большая Садовая» в направлении проспекта «Буденовский».
-А давно хотел вас Егор Игоревич спросить,- заговорил Дмитрий Сергеевич.
-Да я вас слушаю.
-Что вы понимаете под словом, вера?
-В Бога?
-Разумеется в Бога ни в черта же. Черт согласитесь, очень даже материален, как вам не раз уже представилось убедиться.
-Если Бога не было бы, его стоило бы выдумать.
-Это слова Вальтера, я же хочу слышать ваше мнение.
-До встречи с вами я полагал, что Бог есть олицетворение вселенской совести. Основа основ, которая не дает миру сорваться в пропасть.
-Что же вы теперь полагаете иначе?
-Нет, теперь я в это верю еще сильней, а по знакомству с вами склоняюсь, что Бог существуют.
-Это мило не считая того, что в этом сам человек, что больше полагается на чудо, чем на голос сердца.
-Да, но Фома уверовал лишь только потому, что всем сердцем желал верить, а не желай он верить, не помогли бы никакие чудеса, - сказал Рублев.
-Я ждал про Фому,- улыбнулся Дмитрий Сергеевич. Но знаете, Егор Игоревич про то, что Бог есть вселенская совесть мне больше по сердцу. И вы сейчас поймете почему, а спустя минуту или две, как только мы завернем за угол и окажемся на базарной площади, убедись в моих словах раз и навсегда. И от этого мне печально.
-Печально?
-Да Егор Игоревич печально и грустно. Приумножающий знания приумножает скорбь. К сожалению, вы люди в массе своей и только что грезите чудесами. А знаете, что на самом деле истинное чудо? А стенное чудо, Егор Игоревич, это не полеты по небу. Невидаль какая, вон у вас столько развелось в небесах самолетов, что уже разойтись не могут. А вот просто поступок! Да вы не ослышались, поступок есть чудо и на этом чуде держится мир. И что проку, что вон за углом стоят тысячи людей, стоят и терпят голод и холод, безропотно так сказать сносят лишения и прочее и прочее, чтобы узреть гнилые останки, извините нетленные мощи. Да вот смотрите сами.
Они завернули за угол, оказались на проспекте Буденовский, и уже совсем скоро на их пути выросла необыкновенная как будто не знавшая ни начала, ни конца громадная очередь. И были в той очереди молодые и старые, больные и здоровые. Баптисты, одетые с иголочки с аккуратными книжечками блокнотиками в руках дышали в затылок православному монаху в рясе, которая была запыленная от странствий. Старушки с бумажными иконками и длинными тонкими свечами как карандаши в одной цепочки с парочками на роликах, которые в свою очередь потихоньку как на прогулке котились вслед за калеками на инвалидных колясках. Всего и всех было не перечесть. Большая чудотворная святыня десница Иоанна Крестителя была выставлена на всеобщее обозрение в главном храме Ростова и каждый верующий считал своим долгом узреть чудо воочию. Но паломников и пришедших к храму горожан Дмитрий Сергеевич посмотрел с печалью. В несколько метрах от нескончаемой очереди прямо так на холодном тротуаре лежал человек без чувств. Да быть может, был тот человек пьян, но кто это доподлинно знал, а может плохо ему с сердцем, и не применено было не хорошо, если так под открытым небом и без чувств. И ни скалистые горы, ни мировой океан разделял ту очередь и того горемыку, а проезжая часть, по которой если и проезжали машины, но не так чтобы сильно не так чтобы не было возможности скоро перейти ту дорогу, и не надо было стоять долгие минуты или отправляться на поиски пешеходного перехода.
-Вышел сеятель сеять семя свое,- сказал Дмитрий Сергеевич. И когда он сеял, иное упало при дороге, и было потоптано, и птицы небесные поклевали его. А иное упало на камень и, взойдя, засохло потому что не имело влаги, а иное упало между тернием, и выросло терне и задушило его, а иное упало на добрую землю и взойдя, принесло плод вторичный. А теперь рассудите Егор Игоревич. Собравшиеся здесь это те которые, услышав слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении? Или те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня и временем веруют, а вовремя искушения отпадают.
Рублев задумался.
- А что тут думать,- удрученно вывел Дмитрий Сергеевич. Что польза Егор Игоревич, если кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет? Может ли это вера спасти его? Если брат или сестра ноги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь скажет им « идите с миром, грейтесь и спасайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе.
Дмитрий Сергеевич на минуту оставил Рублева и подошел к одному молодому человеку скромно стоящим среди других и терпеливо ждущим, когда до него дойдет очередь. В руках молодой человек держал книгу. Книга это называлась:
«Евангелие»
-Здравствуйте,- вежливо обратился Дмитрий Сергеевич к молодому человеку.
-Здравствуйте, - с готовностью и вниманием ответил молодой человек.
-Можно воспользоваться вашей замечательной книгой?- спросил Дмитрий Сергеевич.
Молодой человек на миг растерялся, но, быстро пришел в себя и протянул книгу просящему.
-Оставьте себе,- сказал молодой человек.
Дмитрий Сергеевич беря книгу, лукаво улыбнулся:
-Вам что же она больше не нужна?
Молодой человек снова смутился, но опять лишь на миг.
-Если вы просите вам нужней,- ответил молодой человек.
Дмитрий Сергеевич и с приподнятым настроением и книгой в руках вернулся к Рублеву.
-По-моему я ошибся,- прошептал Дмитрий Сергеевич на ухо Рублеву. - Молодой человек подает большие надежды.
Вручил книгу Рублеву и попросил:
-От Луки. Глава одиннадцатая о знамениях. И читайте громко, чтобы все слышали.
Рублев опешил:
-Неудобно как-то.
-Не мелите чепухи,- разозлился Дмитрий Сергеевич. Если про это неудобно читать, что же тогда удобно?! Может Газета «Жизнь» где от жизни только горы чужого грязного белья? Читайте Егор Игоревич, не огорчайте меня и без того радости мало.
Рублев прокашлялся и волнуясь стал громко читать:
-Когда же народ стал сходиться во множестве, Он начал говорить: род сей лукав, он ищет знамение, и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка: ибо как Иона был знамениям для Ниневетян, так будет и Сын Человеческий для рода сего.
-И про свечу попросил Дмитрий Сергеевич.
-Никто, зажегши свечу, не ставит ее в сокровенном месте, ни под сосудом, но на подсвечнике, чтобы входящие видели свет. Светильник тела есть ока; итак, если око твое буде чисто, то и тело твое будет светло; а если оно будет худо, то и тело твое будет темно.
Дмитрий Сергеевич тяжело вздохнул.
-Да Егор Игоревич, а с телом и душа.
Рублеву стало стыдно и за себя и за всех стоящих, что так его и не услышали и только и думали, чтобы скорей встретиться со святыней подтверждающей их веру, когда истинная вера была вот всего лишь в пару шагах от них и заключалась в поступке, который простите меня затмевает любую чудотворную святыню потому что света и добра в добром поступке, пожалуй отыщется больше чем в поклонение пусть даже и искренним. И он уже хотел броситься на помощь лежавшему на земле бродяге, но был остановлен Дмитрием Сергеевичем.
-Это правильно и хорошо, но так хочется чудо! ведь, ни что на свете не ценится так как то к чему
