намного раньше, чем говорил Витька. У ребенка просто не было сил бороться, настолько он был ослаблен от недоедания и нескончаемых побоев. Головокружение сменилось потерей сознания, и Илюша с корточек повалился на землю.
Его никто не видел. А если бы и видел? Он зашел за простаивающие вагоны на запасной ветке. Именно здесь дядя Жора, у таких как Илюша, выворачивал карманы, а когда ничего не находил, пускал в ход кулаки.
Зайцев был сам не свой. Он выскочил на перрон и стал снова расспрашивать о мальчике, никто ничего не знал, но тут Зайцев увидел местного беспризорника.
-Иди сюда!- позвал Зайцев.
-Еще чего,- недружелюбно отозвался тот.
-Да иди сюда, кому говорят.
Паренек сорвался с места.
-Стой!- закричал Зайцев. - Мальчика лет семи знаешь? Из ваших вокзальных.
Беглец остановился на довольно приличном расстоянии от Зайцева, чтобы, если что, успеть дать деру.
-А вам какое дело?- крикнул паренек.
-Спасать его надо!
Беспризорника слова незнакомца удивили, если не сказать поставили в тупик.
-Знаешь или нет?- отчаянно выкрикнул Зайцев.
-Ну, знаю!
-Боже ты мой, ну что же ты молчишь?! Где его искать?
-Ну, не знаю. Может, где всегда.
-Пошли, покажешь!
-Еще чего. Иди сам, если делать нечего!- выкрикнул паренек и, указывая рукой на длинную вереницу пассажирских вагонов на запасной ветке, объяснил: - Сразу за ними.
Зайцев бросился в указанном направлении. А на перрон вышли Иван Иванович с Александром Николаевичем.
-Иван Иванович!- воскликнул Александр Николаевич.
-Вижу, ваше величество. За ним!- крикнул Иван Иванович и побежал в направлении пассажирских вагонов, за которыми скрылся художник.
Зайцев нашел Илюшу неподвижным. Он тут же сорвал с его головы кулек и, как только мог, стал приводить мальчика в чувства.
Ничего не помогало, все было напрасно. Илюша отказывался дышать. Просто не хотел и все.
Прижимая к себе ребенка, Зайцев закричал от отчаяния.
Илюша посмотрел со стороны на странного незнакомца, прижимающего к себе не его, Илюшу, а причину его страданий.
«Еще один!»- яростно подумал Илюша.
Иван Иванович замер, встретившись взглядом с Илюшей. Он хотел было на него грозно закричать и потребовать, чтобы он вернулся обратно, но по счастливым глазам понял, что это не поможет. Нельзя лишать счастья, если взамен вы не можете предложить еще большее счастье. Иван Иванович не мог.
-Помогите!- кричал Зайцев, не выпуская из рук затихшего мальчика.
Илюша улыбнулся и пошел навстречу мечте, которая так долго не сбывалась.
Вдалеке показался дядя Жора вместе таким же как он мерзавцем в кожаной черной куртке.
-Не понял?- выкрикнул дядя Жора, подбежав.
-Убирайтесь, пока целы!- ответил Иван Иванович, сжав кулаки.
-Ты чего его схватил?- закричал негодяй, замахиваясь на художника.
Зайцев задыхался и был как будто в бреду.
Александр Николаевич без приглашения бросился в самое пекло и повалил одного из нападающих на землю. Другой оставшийся на ногах выхватил из кармана раскладной нож.
-Я предупреждал,- закричал Иван Иванович, и на миллионный город обрушилась беспросветная мгла. Зайцев очнулся и почувствовал невероятный жар как будто от раскаленной докрасна печи и потерял сознание. Раздались истошные вопли, которые тут же заглушило козлиное блеянье. Никто ничего не заметил. Миллион человек просто закрыли и тут же открыли глаза. Кода все вернулось на свои места, дядя Жора вместе с таким же как он преступником, как сквозь землю провалились. Александра Николаевича окружало одиннадцать слуг во главе с Иваном Ивановичем.
-Выход только один!- сказал хором одиннадцать близнецов.
-Но братья!- попытался возразить Иван Иванович и многозначительно добавил - Опасно!
Это привело всех в неописуемое удивление, особенно Александра Николаевича.
-Иван Иванович!- воскликнул он.- Я готов был от вас ждать всего чего угодно, но чтобы черт поджал хвост. И прошу заметить, какой черт!
У Ивана Ивановича сами собой округлились глаза, и он как закричит:
-Чтобы, я, поджал хвост! Да я вас людоедам живьем скормлю!
Александр Николаевич раскрыл рот. Такого он в свой адрес еще ни разу не слышал. И это могло обозначать только одно, что Иван Иванович под словом “опасно” подразумевал что-то очень благородное.
-Вот именно!- сказал Иван Иванович, подтвердив предположения присутствующих.
-Мы просим прошение, - сказали одиннадцать близнецов,- но если сейчас же не вмешаться, будет поздно, и тогда уже действительно ничего не поможет.
Один из близнецов достал из-под плаща хрустальный флакон с алой как кровь жидкостью и вложил ее в руку Александру Николаевичу.
-Иван Иванович, приводите Зайцева в чувство,- сказал другой близнец.
-Подъем, паразит!- закричал Иван Иванович и вмазал бесчувственному Зайцеву тяжелую оплеуху
-Иван Иванович!- ахнул Александр Николаевич.
-Признаю, ваше величество, зверство. Но ведь же работает!
И вправду, надо отдать должное Ивану Ивановичу, Зайцев, очнулся, вздрогнув как будто на него вылили целое ведро ледяной воды.
Зайцев как в лихорадке замотал головой. Остановив свой взгляд на бездыханном мальчике, которого он на протяжении всего времени, даже когда был без сознания прижимал к груди, не выпуская ни на секунду из рук, к нему возвратилось отчаянье, обрушившись на него с новой, еще более ужасающей силой.
-Сейчас же возьмите себя в руки паразит! – закричал Иван Иванович.
-Я верю в вас, Зайцев,- сказал Александр Николаевич художнику, открыл флакон и поднес к его губам.
-Кто вы?- выпалил Зайцев и тут же забормотал:
-Помогите, пожалуйста, помогите.
-А мы что, по-вашему, дурака валяем?!- возмутился Иван Иванович.
-Ну что же вы, пейте,- взмолился Александр Николаевич,- он уже на подходе!
-Пей, паразит!- снова закричал Иван Иванович.
Зайцев подчинился, опустошив до донышка флакон, закрыл глаза и перешел за черту, не зная, вернется ли обратно. За тем окинул оттуда всех присутствующих внимательным взглядом и впился глазами в бездыханного пожилого человека и такого же безжизненного ребенка.
Лицо художника передернуло как будто он был с чем-то не согласен. Раздался гул приближающего издалека поезда, и художник бросился к нему на встречу.
-Нам остается лишь только уповать,- сказал Иван Иванович, провожая взглядом художника.
Илюша стоял на перроне и улыбался мечте, несущейся ему на встречу.
Подъезжающий поезд казался ему спасением. Он не был похож ни на один поезд, что приходилось ему видеть раньше. Хоть он и был весь окутан смрадным зловещим облаком, Илюша нисколько не боялся и был готов ко всему.
-Илюша!- закричал художник, как только увидел на перроне мальчика.
«Что ему надо?»- яростно подумал Илюша. - Я не хочу! Зачем?
Художник решил больше ничего не говорить. Он просто подошел и крепко взял Илюшу за руку. Так, как когда-то в далеком детстве он брал за руку мать. Но тогда он не смог ее удержать, вот и сейчас у него в голове кружилось лишь только одно.
-Я не отдам тебя, слышишь. Не отдам,- сказал художник.
Илюша улыбнулся. Необыкновенное, незнакомое ему прежде тепло пролилось в его сердце.
Поезд стал останавливаться, рождая на свет оглушающий скрип. Такой ужасающий, что в ушах художника сначала что-то зашумело, а потом раздался страшный звон, который сменил еле слышный гул. В глазах художника поплыло. Он ничего не слышал кроме непрекращающегося гула.
Голову художника как будто заключили в стольные тиски, но он не выпускал руку Илюши, а, наоборот, еще сильней сжал ее в своей руке. И тогда поезд загудел, набрал скорость и быстрее урагана пролетел мимо перрона, и где-то вдалеке растворился в воздухе.
Зайцев открыл глаза. Мальчик кашлял у него на груди. Иван Иванович был очень доволен. Александр Николаевич хлопал Зайцева по плечу и что-то говорил.
А Иван Иванович достал из-под плаща какие-то железнодорожные билеты.
-Что это?- взволновано спросил Зайцев, еще окончательно не придя в себя.
-Шанс!- ответил Иван Иванович. - Им нужен художник, привести в должный вид старую обвешавшую церковь.
Зайцев взял билеты.
-Окажите милость. Я бы хотел видеть монету,- сказал Иван Иванович, обращаясь к его величеству.
Александр Николаевич отдал Ивану Ивановичу рубль Александра II.
Иван Иванович улыбнулся монете без портрета. И прежде, чем скрыться, необыкновенные незнакомцы проводили художника и мальчика на перрон. Александр Николаевич не мог сдержать радость, был счастлив. Иван Иванович строго наказывал не подводить. Художник ничего не говорил, но было и без обещаний понятно, что он справится, обязательно справится. Илюша крепко держал художника за руку, смотрел на солнышко, щурился, улыбался и мысленно знакомил своего, прежде единственного друга, с художником. И просил солнышко не обижаться, если теперь он будет больше проводить время с художником, а не с ним.
И благословен будет каждый, кто нашел себя и силы противостоять злу и обрушатся беды на голову того, кто избрал ложь колесом своей жизни. Таким несчастным был Язычков, не знавший, что может быть за ложь. Он вылетел из железнодорожного вокзала, как вылетает пробка из бутылки с шампанским, если ее как следует потрясти.
Язычков перетрусил страшно. Особенно ему было не по себе от того, кто был в шляпе. Да, что не говорите, а Иван Иванович умеет нагнать жути, особенно на негодяев. Очень жидкий на расправу этот народец.
«Где уж там увидимся! Если только на том свете,- подумал Язычков, усаживаясь в маршрутное такси. Такое оранжевое, оранжевое. Бывают другого цвета.
Мало кому в наше время не приходилось подвергать себя опасности, вручая свою жизнь черт знает какому транспорту. Поговаривают, что по причине участившихся чрезвычайных происшествий с маршрутными такси за глаза «маршрутку» окрестили «катафалком на колесах».
То ли от того, что страх в сердце дрянного человека был настолько велик или еще отчего, Язычков нисколько не придал значения тому, что салон маршрутного такси был абсолютно пустым. Ни водителя, ни пассажиров, ни одной живой души.
-Я тороплюсь,- выкрикнул Язычков, захлопывая дверь.
Автомобиль тронулся с места и с немыслимой скоростью понесся по оживленной дороге.
-Знаете, что за ложь бывает!?- сотряс салон строгий голос.
Язычкого всего передернуло. До умопомрачения знакомый голос лишил дара речи. Язычков завертел головой. Не обнаружив вокруг себя ни одной живой души, Язычков отмахнулся от своего открытия, сославшись на то, что, мол чего на свете не бывает, но когда его взгляд замер на водительском сиденье без водителя его парализовал сильнейший страх. Его сердце замерло в груди после чего, как будто куда-то провалившись, забилось как сердце крысы в ее последнюю минуту жизни.
Руль кружился как шальной то в одну, то в другую сторону. Клаксон гудел пострашней самой противной милицейской сирены. Как и бывает с маршрутным такси, оно нарушало все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения. «Маршрутка» шла на обгон, подрезала всех к чертовой матери, не взирая на габариты. Не говоря уже о пешеходах, бродячих кошках и собаках, которых она никогда не щадила. Светофор и подавно не брался безумным транспортом в расчет. Одним словам, «маршрутка», черт бы ее побрал!
Одолеваемый животным страхом Язычков бросился к двери.
А расплачиваться кто за вас
