настоял!
-Рубашкин, я даже не знаю, что вам на это сказать. Идите за травой, на дворе осень - молодые листики для нас роскошь.
-Хорошо! – сказал Рубашкин и удалился.
Буквально через десять минут счастливый Рубашкин принес целую охапку пожелтевшей травы.
Кто-то из докторов хотел нелестно отозваться о молодом враче, но Гребешков тихо сказал:
-Даже не вздумай!
-Вот, пожалуйста, как вы просили, Юрий Петрович,- радостно сказал Рубашкин.
-Спасибо, вы молодец. Открывайте!
-Может подождать, пока успокоится?- взволновано сказал один из докторов.
-А если с голоду помрет! – сказал Гребешков и весело рассмеялся под дикие взгляды коллег.
Кто-то побледнел.
-Открывайте же!- сказал Гребешков, и дверь поспешно открыли.
Он взял траву из рук Рубашкина и без боязни вошел в палату.
Кирилл Яковлевич весело заржал, в благодарность кивнул головой и стал жадно есть траву, сложенную для него посреди комнаты.
«Так и заворот кишок недолго!»- подумал Гребешков, нахмурился и сказал:
-Хватит, голубчик, довольно!
Кирилл Яковлевич поднял на Гребешкова ополоумевшие глаза и сказал:
-Не вопрос, только - за десять!
«Любопытно!»- подумал Гребешков и спросил:
-А почему так дорого?
Кирилла Яковлевича передернуло, и он заплакал.
-Ну, что вы, успокойтесь, десять, значит, десять!- согласился Гребешков и помог подняться Кириллу Яковлевичу на ноги. Тот дрожал как лист на ветру, и в один миг ужасно побледнел. Холодный пот проступил у него на лбу, и слезы катились по щекам.
Доктора за дверью зашептались, не скрывая восхищения.
Гребешков подал какой-то знак рукой, и Рубашкин куда-то быстро удалился.
-Как вас зовут?
-Кирилл Яковлевич, наверно. Я не помню!- всхлипывая, сказал Кирилл Яковлевич и добавил:
-Он сказал, что ему надо восстановить справедливость, чтобы разрешить досадное недоразумение.
-Кто сказал?
-Я не помню, я ничего не помню!- стал нервно шептать Кирилл Яковлевич, вцепившись в Гребешкова.
-Ничего страшного, всему свое время. Вы обязательно вспомните,- теплым спокойным голосом сказал Гребешков и обнял перепуганного чем-то насмерть мужчину.
-Как ваша фамилия?
-Чернов! Нет, не Чернов,- сказал Кирилл Яковлевич и задумался.
-Не волнуйтесь, подумайте еще раз.
-Чернов- это фамилия человека в шляпе, в шляпе, в шляпе!- стал бормотать Кирилл Яковлевич, до боли в суставах сжимая халат Гребешкова.
-Не волнуйтесь, все будет хорошо, я никому не позволю вас обидеть.
-Правда?- спросил Кирилл Яковлевич и перестал плакать.
Гребешков кивнул и улыбнулся Кириллу Яковлевичу как маленькому ребенку, которому улыбается взрослый, когда желает спокойной ночи и просит ничего не бояться.
-Моя фамилия Баранкин, а человека в шляпе - Чернов!
Гребешков снова улыбнулся, и Кирилл Яковлевич улыбнулся в ответ затравленной улыбкой человека, в сердце которого есть место только отчаянию и страху.
В палату вошла черноглазая медсестра, с резкими чертами лица, очень сильная на вид женщина, со спины похожая больше на сурового медбрата, чем на чуткую помощницу медсестру.
Кирилл Яковлевич испугался.
-Не волнуйтесь, это Люба, она хорошая,- поспешил успокоить Гребешков.
-Мне страшно. Он был в шляпе, в шляпе!- бормотал Кирилл Яковлевич и снова заплакал.
Гребешков сделал знак рукой, чтобы Люба как можно скорее ушла, а шприц и резиновый жгут оставила на кровати.
Люба недовольно фыркнула, но сделала, как ей сказали.
Гребешков сам сделал укол и уложил Кирилла Яковлевича на кровать.
Прежде чем закрыть глаза, Кирилл Яковлевич что-то бессвязно говорил, всхлипывал и крепко сжимал руку Гребешкова, который вышел из палаты только, тогда, когда тот крепко уснул.
-Что с ним?- взволновано спросил Рубашкин.
-Он очень сильно чем-то напуган, но все будет хорошо. Переоденьте его, но только аккуратно, и вот еще что! Миша, позвони в милицию и сделай запрос на имя Кирилла Яковлевича Баранкина, или Чернова. Мне кажется, что он водитель. Руки у него шоферские. Если ничего нет, оставь приметы. Если не сегодня, так завтра кинутся искать.
Хорошо, сделаю. Траву убирать?
Гребешков улыбнулся, ничего не ответил и пошел делать обход, потому что не мог взять и, так просто, уйти.
Спустя какое-то время Рубашкин сообщил, что Чернова никакого нет, а вот Баранкин Кирилл Яковлевич числится. Он и вправду оказался водителем, а именно - таксистом одного из городских таксопарков, где его уже обыскались.
-Родственникам я сообщил и объяснил, что увидеться с ним раньше, чем завтра ни в коем случае нельзя, а вот на работе ситуация скверная!- сказал Рубашкин.
-Машину не могут найти?
-Как вы догадались?
-Просто!
-Так что мне им сказать, они под дверями стоят?
-То же самое, что и родным.
-Так, ведь…
-Машина, Миша, это вещь, она - рано или поздно, все равно найдется, человека прозеваешь, потом не вернешь!
Прошло буквально пару часов, и во двор непростой больницы въехал желтый газон в сопровождении милицейского эскорта.
Когда из газона стали волоком доставать человека с ног до головы измазанного навозом и запутанного в рыболовную сеть, кто-то засмеялся. Гребешкову же сделалось печально от того, что такое возможно, Человек кричал, счищал с одежды навоз и пытался им в кого-нибудь бросить, а когда его затаскивали в здание больницы умудрился укусить Рубашкина за ногу.
Молодого врача, до глубины души потрясенного посягательством на его жизнь, под руки отвели к Любе в кабинет. Медсестра налила Рубашкину спирта, и сказала, что он чудом остался в живых.
После чего она сняла халат и, оставшись в одних трусиках, показала два огромных рубца на бедре. Рубашкину после этого стала намного хуже. Как только Гребешков узнал о поступке медсестры, он отправил бледного Мишу домой, а Любу настоятельно попросил так больше никогда не делать, и тем более с молодыми врачами.
Опытные санитары умудрились раздеть и как следует вымыть буйного пациента, практически при этом не испачкавшись. После чего на хорошо пахнущего человека другие санитары надели смирительную рубашку и привели в кабинет главного врача.
-Как вас зовут?- спросил Гребешков.
-Скотников меня зовут, и я ни в чем не виноват!- закричал Скотников. Он без конца крутил головой, тяжело дышал и смотрел по сторонам так, как будто боялся, что сейчас кто-то откуда-нибудь выскочит и ему будет худо.
-Не волнуйтесь, пожалуйста, я вас ни в чем не обвиняю. Хотите, вас освободят, и медбратья оставят нас наедине?
-Нет, не хочу!- выкрикнул Скотников и с нежностью в глазах посмотрел на санитаров как на близких родственников, с которыми не виделся долгие годы.
«Любопытно!»- подумал Гребешков и строго спросил:
-Так, может, вас в милицию сдать, и пускай они с вами разбираются!
Да, сдайте, если можно. У них замки что надо!
-Чего вы боитесь?
-Я – врач, работаю на скорой помощи!- сказал Скотников, прижался к одному из санитаров и с любовью заглянул ему в глаза, а тот в свою очередь растерянно посмотрел на начальника.
«Любопытно!»- подумал Гребешков.
-Она мне говорит, хочешь пить, Алеша?- тоненьким голосочком сказал Скотников, заглядывая санитару в рот. Крепкому молодому парню стало не по себе, и он сделал шаг назад.
-И что вы?- спросил Гребешков.
-Я пошел!- сказал Скотников и сделал шаг в сторону не отвечающего взаимностью санитара, и тот побледнел.
-И что потом?
-Она как даст мне по голове и еще - в колодец!- закричал Скотников, и санитар вздрогнул.
-Все понятно, вы можете идти!
-Куда?- спросил Скотников у санитара.
-Откуда пришли!- ответил Гребешков.
-Нет!- закричал Скотников и упал на колени перед санитаром, который от неожиданности как ошпаренный отскочил назад и ударился об дверь.
-Он все, что угодно, для нее сделает. Он ей торты покупал!- сказал Скотников и заплакал.
-Кому, коллега?
Скотников посмотрел на Гребешкова как на нездорового человека, перестал плакать, широко раскрыл мокрые от слез глаза и вдумчиво произнес:
-Елизавете Петровне- дочери Петра Великого. Она у меня в кармане была!
-В каком?
-В куртке!- сказал Скотников, задумался и добавил:
-Ну, я пойду, а то у меня еще пять вызовов. Не дай бог, опять старухи!
-Хорошо, идите, вас проводят!- сказал Гребешков и снова подумал: «Любопытно!»
Спустя пятнадцать минут санитар, приглянувшийся Скотникову, написал заявление об увольнении по собственному желанию.
-Пожалуйста, придите среди недели и получите расчет,- попросил Гребешков, и санитар как угорелый выскочил из кабинета главного врача и пустился наутек.
Спустя еще некоторое время, как и велели - под белые рученьки, наряд милиции усадил в машину небезызвестного журналиста, привез в непростую больницу и ввел в кабинет главного врача.
-Зачем связали!- сказал Гребешков, тяжело вздыхая. Журналист ему показался совсем плохим. Он трусился от страха и выкрикивал, что во всем виноват Колоколов.
-Это не мы!- испуганно сказал Мышев, а Молотков толкнул его в бок и сказал:
-Это он сам, Юрий Петрович.
-И нос?- спросил Гребешков, а милиционеры сделали вид, что очень спешат.
-Хорошо, я разберусь!- сказал Гребешков, и милиционеров только и видели.
-Как вас зовут?- спросил Гребешков.
-Во всем виноват Колоколов!
-Кто еще?
-Дьявол!
-Больше никто?
-Еще Петр III! Он меня связал! Я не хотел писать, меня Колоколов заставил.
-Что писать?
-Статью как дьявол делает людям уколы и гоняется за женщинами с кочергой.
«Любопытно!»- подумал Гребешков и спросил:
-Вы знакомы с врачом скорой помощи Скотниковым?
Петухов кивнул головой. У него был вывернут нос и, наверное, ему было очень больно, но журналист, на удивление, никак это не демонстрировал, как будто бы, так и надо. Еще у него на лбу была шишка с грецкий орех и запекшаяся кровь на нижней губе.
-Вы что-нибудь хотите?
-Жить!
-Что еще?
-Писать сказки!
-Очень хорошо. Хотите, я дам вам шариковую ручку и тетрадь?
Петухов заплакал и сквозь слезы сказал:
-Вы меня не обманете?
-Не в коем случае!- сказал Гребешков и позвал стоявших за дверью санитаров.
Петухова развязали, выкупали, одели в кремовую пижаму; медсестра Люба вправила ему нос, после чего ему сделали укол, и, перед тем как журналистом завладел исцеляющий сон, Гребешков принес ему тетрадь и шариковую ручку. И в прошлом журналист, а теперь необыкновенный писатель, обнял для него самое лучшее лекарство на свете и сладко засопел, твердо зная ответ на то, что он будет делать завтра.
Глава тринадцатая. Маршал ГРУ.
Три черных ЗИЛа с правительственными номерами в сопровождении эскорта из мотоциклистов остановились возле кирпичного многоэтажного здания. Точное расположение редакции история умалчивает и, по большому, счету это не имеет никого значения. Прискорбно то, что подобные редакции есть в каждом городе России.
Автомобили сияли и приводили прохожих в полный восторг. Гордость советского машиностроения как магнит притягивала к себе любопытные взгляды, и вызывала чрезвычайный интерес.
Невдалеке от правительственной делегации собралось изрядное количество зевак. Дверцы распахнулись, толпу охватило удивление, и она недоуменно зашепталась. Ну где такое видано? Пожалуй, только на параде. Водители, показавшиеся из автомобилей, были в милицейской парадной форме, в звании полковников, и, ко всему прочему, вооружены пистолетами. Вслед за ними толпу ошеломили восемь генералов разного рода войск и ведомств. Всех и не
