ворот куртки.
Перед безжалостными глазами открылось окровавленное детское лицо.
Глаза ухмыльнулись.
«Больше дадут!»- подумал мерзавец.
-Пошел, пошел,- сказал он, толкая ребенка в спину. - Скоро приду, проверю,- бросил он вслед и куда-то зашагал в приподнятом настроении, держа руки в карманах.
Одно хорошо день - выдался ясным и солнечным. Мальчик направился в сторону железнодорожного вокзала. Кровь вроде бы не шла. Лицо выражало привычную безысходность, присущую заключенному, отправляющемуся на каторгу. Окровавленными полопавшимися губами, которые были все в каких-то ранках, Илюша улыбнулся солнышку, своему единственному другу, который в отличие от взрослых бывал, милостив и дарил ребенку капельку тепла.
Илюша достал из кармана мелочь. Рубля четыре не больше. Он слышал от Витьки, такого же, как он беспризорника о вещи, которая будет повкуснее конфет, но, главное, что от нее можно незаметно уснуть и потом никогда, никогда не проснуться. Правда, не хватало еще двадцати рублей, но это не беда. Илюша верил, что ему непременно сегодня повезет, и он без труда соберет нужную сумму, пока не вернулся дядя Жора.
«Только бы успеть, пока он не пришел,- снова и снова мысленно проговаривал Илюша и не заметил, как оказался в здание железнодорожного вокзала.
Вокруг было оживленно, если не многолюдно, но Илюшу не покидало чувство, что он находится наедине с самим собой в гигантской комнате, в которой беспрепятственно гуляет ветер. Он не любил вокзал. Вечный сквозняк. Гулкое эхо. И сотни, сотни незнакомцев. И, главное- грусть!
Когда случалось, что мальчик стоял на перроне и провожал какой-нибудь поезд, ему всегда больше всего на свете хотелось уехать, но каждый раз он оставался на перроне и начинал тонуть в необыкновенном море из грусти. Поначалу он плакал, и грусть отступала, но последнее время плакать не получалась. Не получалось и все. Бывает такое страшное состояние, когда очень больно, и, чтобы боль отступила надо встряхнуть душу, надо заплакать. Нет, лучше зарыдать навзрыд, но не можешь, не получается, и тогда необыкновенное море из грусти растворяется в океане боли, с которой нет сил справится. Этих сил порою не находится у взрослого сильного человека. Откуда им взяться у уставшего ребенка, сердце которого истерзано человеческим равнодушием?
-Подайте, Христа ради!- ели слышно обратился мальчик к веселой мужской компании, которая явно кого-то провожала.
-Что?- переспросил один из мужчин.
-Христа ради!- чуть громче, но все равно очень тихо, повторил мальчик.
Кто-то засмеялся.
-Ты бы что ли громче просил, а то так не долго и с голоду помереть.
Мальчик опустил голову и решил поскорее уйти, а то смотри еще, что-нибудь недоброе произойдет. Знает он таких. С таких пользы, как с козла молока! А могут просто ударить. Ну, подумаешь ударить. Это что, ерунда! В сто раз больней, когда просто, просто смеются.
Сильная мужская рука схватила мальчика за руку. Он вздрогнул и замер.
-Что же ты драпаешь? Вот держи!- сказал мужчина, протягивая мальчику пятьдесят рублей.
Илюша растерялся.
-Держи, кому говорят?- настойчиво повторил мужчина и сунул деньги мальчику в карман куртки.
-Какой-то странный он,- сказал приятелям сердобольный мужчина, провожая мальчика взглядом.
-Да он ошалел от счастья,- ответил кто-то и засмеялся.- Мне бы кто, вот так, Христа ради.
Мальчик верил в удачу, но что бы так, с первого раза, заполучить ее в руки, он себе даже представить не мог. Погруженный в свои мысли он быстро пошел в сторону вокзальных дверей, к которым направлялся и Зайцев.
Когда Зайцев, озираясь по сторонам и нервно сжимая в руке чемодан, вошел в здание железнодорожного вокзала, то от волнения художника трясло как легко одетого человека на январском сердитом морозе. Количество касс смутило Зайцева, и он несколько минут стоял на одном месте, все не решаясь какой-то из них отдать свое предпочтение.
А Илюша так был увлечен своей удачей, что наскочил на застывшего Зайцева.
-Извините!- обронил мальчик и быстро зашагал прочь, но, только одному Богу известно почему, обернулся.
Зайцев равнодушно относился к детям. Может потому, что он никогда не был отцом, а может потому, что он практически не помнил своих родителей. Его воспитала тетка. Строгая властная женщина привила племяннику самостоятельность, которая в молодости учит человека не замечать одиночество, в зрелости с ним справляется, а в старости его ненавидеть. Отец Зайцева погиб в Великую Отечественную, мать умерла от тоски, когда ему едва исполнилось четыре года. Единственное, что он помнил о матери, это - железнодорожный вокзал. Раннее светлое утро, за окном весна. Некоторые еще до конца не могут поверить в то, что настала победа, а уставшая выплакавшая все глаза молоденькая женщина в то, что полученная ею похоронка - правда. Она из-за дня в день будила маленького Сашу, и вмести с ним шла на вокзал встречать мужа. Воспоминание из детства, как он стоит на перроне и крепко держит мать за руку, приходило к нему в последнее время все чаще и чаще, и все больше и больше не давало покоя.
Дети Зайцева не трогали, но его всегда за душу брала боль. Может потому, что он - художник, а может потому, что тогда в девстве, когда все расходились, и они с матерью одни оставались на голом перроне, ее глаза наполнялись такой болью, которой не должно никогда посещать человеческое сердце. И именно эта боль, когда они ушли с вокзала в последний раз, сводила всю жизнь его с ума. Потом он стал жить с теткой и больше никогда не ходил по утрам на вокзал встречать отца.
Боль, застывшую в глазах мальчика, Зайцев узнал. Мальчик отвернулся и тут же затерялся в толпе. Зайцева как будто парализовало. Он не помнил, что ему нужно куда-то бежать и от кого-то скрываться. Он даже забыл о деньгах, выпустив чемодан из руки. Боль, которая когда-то забрала у него мать, с новой силой, словно нож, пронзила его сердце. Прошли пятнадцать минут. Именно столько потребовалось Зайцеву, чтобы переосмыслить всю свою жизнь и понять, от чего он бежал все эти годы. Это сорвало Зайцева с места, и он, оставив деньги, бросился на поиски ребенка.
-Вы не видели мальчика? Мальчика в голубой куртке,- спрашивал Зайцев у всех подряд. - Ну как же так!- бормотал Зайцев и бежал по вокзалу, вглядываясь в лица немногочисленных детей.
-Да что случилось?- взволновано спросила сердобольная женщина, обратив внимание на взволнованного мужчину.
-Мальчика. Вы не видели мальчика?- ответил Зайцев, не переставая оглядываться по сторонам.
-Поди, потерял кого?
Зайцев ничего не ответил и продолжал снова и снова спрашивать одно и то же:
-Вы не видели мальчика?
-Из этих что ли?- спросил какой-то мужчина.
Зайцев обернулся.
-Ну что ты уставился! Я говорю, из этих?- сурово повторил незнакомец.
-Извините, я вас не пойму.
-Да, конечно, не поймет он. Колец нацепил. От тебя тюрьмой за километр штормит. Ладно, сам бы. Что же ты, падла, мальца на свою дрянь подбиваешь? - злобно проговорил мужчина и отвернулся.
-Подождите!- крикнул Зайцев и схватил его за руку.
-Ты это что? Жить надоело?- свирепо отозвался мужчина.
-Я вас не понял, объяснитесь,- твердо потребовал Зайцев. В нем проснулась такая сила, что она сбила спесь с крепкого на вид мужчины, а невиданный напор слегка что ли даже напугал.
-Не понял он!- тихо сказал мужчина. - И на клей не ты деньги давал?
-Какой клей?
-Хватит Ваньку валять. Что так уж и невтерпеж, что на людей бросаешься?
-Какой клей?- яростно припросил Зайцев и с силой сжал мужчине руку.
-Какой клей, какой клей. Седой уже и туда же! Малец твой в магазине два тюбика клея покупал.
-В каком магазине?
-На улице.
-А куда он потом пошел?- задыхаясь спросил Зайцев.
-Да откуда я знаю. Я ручку для кроссворда купил и ушел.
Зайцев бросил мужчину и побежал на улицу. В ту же минуту Иван Иванович с Александром Николаевичем оказались на вокзале.
-И где его прикажите искать?- спросил Иван Иванович.
-Вам должно быть видней!- ответил Александрович Николаевич и добавил:
Вокзалы, мне кажется, остались прежними. Всем нет друг до друга никого дела, и все, как можно скорей, хотят оставить ненавистное место, откуда берет начало разлука.
-И еще одно.
-Что же?
-За вещами глаз до глаз нужен! Вон, видите, чемодан нашего Зайцева.
-И в самом деле!
-Так-то оно так. Но скажите мне, ваше величество, кто его несет? Если это Зайцев, я оставлю всех паразитов в покое.
-Слава Богу, не придется!
-Что, правда, то, правда.
-Что же мы медлим, уйдет же!
-От меня, никогда!- сказал Иван Иванович и щелкнул пальцами.
Черт знает кто споткнулся на ровном месте и распластался на полу.
Не успел он подняться, как над ним уже склонился Иван Иванович.
-Помочь, паразит, или сам деру дашь?- сердито с яростью спросил Иван Иванович, сжав кулаки.
Щуплый брюнет посмотрел на чемодан Зайцева.
Иван Иванович удивился:
-Неужели ваш?
-Мой!- сказал щуплый и кивнул головой.
-Подумайте, как следует!- строго попросил Александр Николаевич.
-Нет, мой я говорю!
-И слово можете дать?- спросил Иван Иванович.
-Да, пожалуйста!
Иван Иванович улыбнулся, и, представьте себе, помог щуплому подняться, отряхнул его одежду и даже подал чемодан.
Щуплый, будучи слегка ошарашенный, не знал, что и делать но, совладав собой, не побежал, а замер на месте.
-Ну, что же вы, уважаемый, стоите?- спросил Иван Иванович. Как мне показалось, вы прежде куда-то очень спешили. Не так ли?
-Да спешил!
-Ну, так идите, вас никто не задерживает.
-Да?
-Ну, конечно. Вы же дали слово.
«Вот подфартило!» - подумал щуплый.
-Еще бы!- сказал Иван Иванович.- Но радости в этом мало.
Щуплый напрягся.
Иван Иванович опять удивился:
-Вы что же, в самом деле, не знаете, что бывает за ложь?
-Нет!- осторожно ответил щуплый, пятясь назад.
-Скоро узнаете!- радостно ответил Иван Иванович, и щуплый как можно скорей попытался скрыться.
-Увидимся!- крикнул Иван Иванович в след щуплому и возмутился:
-Вот, паразит, послал меня к черту!
Александр Николаевич улыбнулся:
-Будьте мягче. Учитесь прощать!
-Александр Николаевич, это в конечном итоге, очень дорого обойдется для всех! Полагается так. Что заслужил, то и получил. Ни на грамм больше, ни на грамм меньше.
-Ради Бога!
-Да нет, Александр Николаевич, ради справедливости,- ответил Иван Иванович и задумался. - Чувствую что-то неладное,- вдруг тревожно сказал Иван Иванович. – Настолько неладное, что мне одному без своих верных братьев не справиться.
Александрович Николаевич побледнел.
Илюша сделал так, как учил Витька. На дно полиэтиленового кулька выдавил весь тюбик клея и одел кулек на лицо словно маску. И тут же захотелось снять эту гадость.
«Надо перетерпеть первую минуту, а потом снимать не захочешь». Вспомнил Илюша слова Витьки и не стал снимать кулек. Еще мальчик помнил, как Витька строго настрого предупреждал, чтобы он один никогда так не делал. Потому что если вовремя не избавиться от кулька, можно не проснуться. А самому снять кулек, сил не остается и не хочется, потому что так хорошо становится, по словам Витьки, но Илюша и не собирался просыпаться.
Первые секунды мальчик старался не дышать, так было противно. Но налетевшая духота думала по-другому. Илюша стал задыхаться, и как следствие, старался, как можно больше набрать в легкие воздуха. Едкие пары клея сделали свое дело
