рода уж до чего крайне так совсем неприглядно скотского отношения к своим собственным гражданам некогда и впрямь ведь имели на редкость, то еще всецело беззаконное место, и время в том самом очень даже ныне весьма далеком прошлом.
Ну, а как раз потому и не следует, вешать на Советскую власть всех тех может так еще, и самих уж по себе весьма ведь задолго до всего этого нашего нынешнего времени с голоду и жажды напрочь издохших собак и кошек…
Действительно, кто это супротив того решиться хоть чего-либо возразить: то ярое и псевдоиудейское языческое христианство в руках католических фанатиков попросту со временем вполне полноценно так превратилось в орудие уничтожения всего того, что хоть сколько-то возвышалось над безликой серостью в дни фактического правления средневековой Испанией апостолами дьявола в лице святой инквизиции.
Однако тут сама же собою вполне сразу напрашивается более чем прямая параллель именно с той чисто так советской системой довольно-то деятельного, и последовательного зомбирования личности.
В те уж ныне сколь безоговорочно далекие, темные времена бывали ведь и случаи, когда пастух, у которого волки загрызли овцу, спешил довести до сведенья святой, в его глазах инквизиции, что он проклял в горах, совершенно так вдали от всяческого человеческого жилья, одного из святых мучеников.
И дело тут было именно в том, что для него инквизиция действительно олицетворяла собой всевидящее око Бога.
А между тем те самые люди, что сколь бесцеремонно придают себе некий «божественный облик», как правило, служат одному лишь напыщенно слащавому культу как раз-таки всего своего на редкость осатанелого садизма и ничему ведь вовсе так нисколько уж иному.
Ничто превыше того попросту никак и не могло быть их настоящим (не провозглашенным) предназначением, или воду из колодца носить, или людскую кровь лить - и то и другое по одному разве что тому самому как есть чисто безапелляционному приказанию свыше.
И эдакие цепкие повеления всегда были на редкость сколь верно от постореннего глаза прикрыты сиропом безвинного благочестия, а также еще и вовсе недремлющей заботой о нравственной чистоте перед лицом всевидящего Всевышнего.
А еретиков, инквизиторы вполне вот воспринимали только лишь как многогрешную плоть, чьи души им следовало всячески терзать, чтобы изгнать из них весь тот сатанинский дух.
То есть во времена крайне убогой разумом «святой» инквизиции этаким макаром жертв религиозного произвола, безусловно, же заставляли признать свою дружбу с дьяволом, да и со всеми теми его сверхъестественными проявлениями.
Ну, а в другом, значительно поболее позднем историческом случае, людям весьма так безапелляционно всячески разом вменяли в вину козни супротив новой власти, как всегда сколь благочестиво наилучшей из всех тех, что только когда-то были и будут на всей этой грешной земле.
Что в человека нальешь, то из него затем наружу постепенно со временем и польется.
Ну, а сама первопричина весьма ведь до чего обезличенно воинственной нелюбви мнимых духовных вождей этакого современного быдла к ярким, выдающимся личностям проста и в принципе до боли ясна.
Эти люди были вполне потенциально способны отнять у них и впрямь всеми фибрами их низменной души сколь отчаянно так вожделенную ими власть.
И чтобы раз и навсегда сходу отбить у всех и каждого к тому большую или даже самую малую охоту, и нужны были те необычайно самоуверенные жрецы бесовски бездушного, как и беззастенчиво безгрешного садизма.
И при всем том были они, как есть, доверху переполнены сколь искренней самодостаточной святостью, которая полностью оправдывала и очищала грехи, оставляя изуверам и палачам сверкающе чистую совесть, и если чего ее и омрачало, так это разве что может только свое или тем более чужое не вполне достаточное всеблагое рвение.
В СОВЕТСКИХ УСЛОВИЯХ, ЧТО ВПОЛНЕ СТАЛИ ВРЕМЕНЕМ САМОГО БЕСПАРДОННО НАГЛЯДНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ ВСЕГО УЖ ТОГО ИМЕННО, ЧТО НЕКОГДА КАК ОНО ЕСТЬ БЫЛОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ ВСЕ СТАРОЕ ОКАЗАЛОСЬ РАЗВЕ ЧТО ВСЕЦЕЛО ВНОВЬ ДО ЧЕГО ВЕДЬ ТОЛЬКО ПОТРЕБНО И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НУЖНО…
А как раз-таки потому и весь тот палаческий механизм весьма этак ныне стародавней инквизиции в СССР, несомненно, уж полностью разом и возродился, да еще и в самом том доподлинно ни с чем, что было ранее, никак и несопоставимо гигантском же объеме…
Большевизм, еще с тех бесславных же дней своего никак неправого зарождения, всегда опирался на невежество наивных детей своего времени, что всерьез уворовывали, что на пути к всеобщему счастью и прогрессу костью в горле стоит не всеобщая косность человеческого мышления, а вполне конкретные, подловатые личности, нахапавшие себе чужое добро полумифические эксплуататоры.
А вот затем их и близко попросту нисколько не стало, но нарушать старую добрую традицию кое-кому было вовсе-то явно совсем не с руки, а потому враги, кто бы они ни были, обязательно должны были себя вполне хоть как-либо разом вполне проявить.
Ну а, попросту говоря, до чего непременно как-нибудь уж себя вполне тем или иным путем сходу вот обнаружить.
А в том числе и ради того, чтобы на деле разом действительно стать козлами отпущения за все эти наши извечные «временные трудности».
Причем в самих представлениях рядовых большевиков обо всем том так или иначе окружающем их мире буквально-то напрочь отсутствовал какой-либо, пусть и самый захудалый… более-менее конструктивный подход ко всей той где-либо ведь чисто же самой по себе существующей общественной жизни…
Этакие бескомпромиссные оракулы донельзя скорого прихода в этот мир некого иного жития-бытия, а также самого скорого конца, безмерно старых и потемневших во тьме веков несвобод всячески апеллировали к вере в светлое будущее как к весьма полноценному оправданию любых невообразимо диких зверств, что творились в том немыслимо заклятом нынешнем настоящем.
Причем буквально на все их палаческие действия никакая юриспруденция и близко так явно попросту не распространялась, раз революционеры, по их собственным убеждениям, действовали в истое благо всего остального человечества, и было им дано в силу их глубочайшего невежества безоговорочно поверить, в этот их отъявленно наглый и самоуверенно нелепейший бред.
Точно так их предки некогда усердно молились Богу, прося у Него всякие милости, ну а затем они одним уж махом сходу и порешили взять их себе именно сами, да только на этот-то раз как есть ведь вовсе-то совсем явно безо всякого спроса.
А все потому, что в душе эти люди так и остались все теми же стародавними язычниками, разве что уж чисто считай внешне сменившими того идола, что стоял на холме на несколько преображенного идола в храме.
Автор никак так не склонен к оскорблению лучших чувств действительно во что-либо верующих, его первейшей целью является более чем острая необходимость разом уж указать на довольно-таки серьезную проблематичность восприятия христианских догм людьми, попросту и близко вот явно не знавшими ни грамоты, не всех тех самых естественных своих человеческих прав.
А ведь еще Гоголь обо всем этом написал в его гениальных «Мертвых душах»:
«Говорили они все как-то сурово, таким голосом, как бы собирались, кого прибить; приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо и воздух был вовсе не ароматический».
А язычество на Руси вполне уж неизбежно где-то вот так и осталось, причем именно в виде некоего того до чего стародавнего похмелья – это еще Гоголь отлично подметил, недаром он истинным классиком со временем стал.
То есть, самого язычества давно нет, как нет, ну а похмелье от него, как и тяжкий его перегар, так до сих пор и остались.
Причем не только Гоголь отмечал - это весьма же исключительно броское свойство русского характера, но также и исконно русские люди, безумно любящие свой народ, вполне разделяли с ним это его более чем взвешенное и обоснованное мнение.
И вот ведь он тому довольно-то явный и самый что ни на есть конкретный пример.
Эдвард Радзинский, «Иоанн мучитель»:
«Ибо, к сожалению, как справедливо отмечал наш великий историк Соловьев, русский человек не слишком изменился с IX века, со времен силой уничтоженного язычества. Людям было трудно понять, почему надо возлюбить ближнего, как самого себя. Приходилось доказывать по-язычески – выгодой.
Поразительное сочетание христианства с язычеством в душах людей отражает нравы Московии. Именно поэтому столько внимания и уважения здесь уделяли церковным обрядам – это были своеобразно преломленные в сознании вчерашние языческие заклинания».
И в эти наши будто бы новые времена ничего такого существенного, в принципе, и близко так ни в чем вовсе ведь не переменилось…
Да только сколь же неистово захотели горячие головы буквально все в единый миг разом во всей вселенной весьма спешно и радостно полностью переменить - понадеявшись на одну лишь ту подчас и впрямь совсем нелепую жар-птицу удачу…
Однако всякая сутолока жизни неизбежно проистекает из самой обыденной тривиальности, а не из неких донельзя так скороспелых возвышенных устремлений.
Ну а исходя из всего того именно тем наиболее естественным следствием насильственного подъема может стать одно лишь то совсем же ужасающее всем своим свистом падение в пропасть оставленных где-то, казалось бы, весьма далеко позади безумных вакханалий того-то, и впрямь будто бы навеки ныне напрочь позабытого средневекового прошлого.
Мир, некогда ушедший от нас в самое далекое былое, более чем запросто затем оживает, причем совершенно уж явно так легче простого.
Ну а все то сколь безупречно так действительно новое в нем более-менее явственно зарождается разве что в тяжких муках совместных (между всеми членами общества) тяжких раздумий о той или иной вот возможности какого-либо более-менее осознанного выбора только лишь еще дальнейшего пути.
Причем речь тут может идти лишь о чем-либо поистине закономерном и надо бы разом признать самом же естественном и оптимальном выборе того или иного общественного развития.
Однако при этом сами поиски правильного и одновременно с этим чрезвычайно быстрого пути несколько ведь явно сбивали довольно-то многих людей со всякого толка.
А между тем та мнимая и крайне прямолинейная примитивность «легко достижимого» счастья могла послужить одной лишь вполне так наглядной причиной всеобщего великого народного горя.
Раз уж все те сколь тяжкие вериги вековой тоскливой обыденности вовсе так невозможно было наскоро с себя сорвать, раз и навсегда их весьма запальчиво, отправив в сущее то дальнейшее небытие.
Всему чему угодно в жизни большого общества в целом непременно как есть должно было происходить медленно, и сколь еще статно и постепенно, поскольку обоз стародавнего прошлого слишком малоподвижен и его буквально ведь неизменно тянет только назад, а никак не вперед.
Причем резкое движение куда-либо строго назад, будучи величаво преподано в качестве устремления куда-либо стремглав разом
