беззастенчиво грабят, сам уж тащил все, что только плохо лежит.
Этим лишь как есть разве что вот дополнительно ужесточая условия и без того сколь повседневно на редкость совсем безрадостного своего существования.
А между тем все тут на деле могло быть и, безусловно, как-никак, а явно иначе, попросту как есть еще учитывая сам тот факт, как охали да ахали иностранные специалисты, когда им вполне наглядно демонстрировали образцы ранее попросту сверхсекретной военной техники.
Но то ведь были одни этак исключительно бравые вооружения!
Вот как будто нельзя было при точно той же царской власти продавать и продавать во все края и пределы, лучшие в мире холодильники и стиральные машины, телевизоры и микроволновые печи?
И вот кабы и близко никогда не было той на редкость злосчастной революции, то именно уж тогда русская бытовая техника и в самом-то деле, а вовсе не по одной и впрямь невозмутимо лживой красной пропаганде, ни в чем бы никак не уступала самым наилучшим мировым образцам.
К тому же имелись бы и весьма ведь самые конкретнейшие шансы, что они бы по всем своим параметрам их еще и, несомненно, довольно-то во многом бы превосходили!
Русский народ очень уж даже талантлив в плане всего своего вовсе так нисколько не предприимчивого изобретательства.
Причем суммарное количество всех его изобретений, если рассматривать их в плане революционного новаторства в той самой сколь же широкой сфере развития техники превышает буквально любые, какие только кому будет угодно… всевозможнейшие стандарты.
И кстати, тот наиболее выпуклый и конкретный пример подобного рода донельзя резкого прорыва в области технологий – это ведь как раз-таки опыт той же Японии, очень даже быстро за относительно короткий срок разом уж и превратившейся из полуфеодального государства в сверхсовременную державу.
И именно этот яростный прорыв в грядущее и может послужить самым безупречным подтверждением, данным вовсе никак не случайно в сущую так пустоту брошенным праздным словам.
Однако для медленного и последовательного осуществления чего-либо подобного надо было разом же подтолкнуть колесо истории никак не в этическом, а прежде всего именно в политическом смысле, что неизменно всегда приносило явную пользу, когда речь шла о вполне действительно разумных реформах.
После выражения народного гнева в 1905 году и впрямь-то более чем явственно разом уж следовало сходу положить конец всему тому безнадежно одряхлевшему царизму, оставив монарху одни лишь помпезно величественные, церемониальные функции.
Однако - это именно тот сущий испуг бескрайнего русского бунта сколь во многом явно ведь и поспособствовал как раз-таки именно тому, что довольно многие представители российской интеллигенции буквально сходу тогда отказались от всякой существенной поддержки той-то опричной державы, собственный народ уж доведшей до такого на редкость откровенно варварского состояния.
Как будто тот последний самодержец был и впрямь вполне единолично в ответе не только за все свое самое полнейшее безволие, но также и за все те так или иначе имеющиеся грехи его порою совершенно нерадивых подданных.
Но все же тому последнему российскому государю надо бы вполне еще воздать по всем его на редкость никак нескромным заслугам в том до чего безупречно яростном деле самого так постепенного расшатывания собственного трона.
Да и тогдашняя Дума едва ли являлась чем-либо большим, нежели чем самой так явной более чем откровенной замшело вшивой видимостью истинно настоящей действующей умом и разумом демократии.
А потому и абсолютное большинство всех тех бесконечных дискуссий в ее стенах явно носили характер одной лишь разве что сколь еще условной для всех тех, так или иначе имеющихся в ней сторон вовсе же бессмысленно толкущей воду в ступе говорильни.
А впрочем, та Дума вообще вот никак не могла действительно печься о чем-либо повседневно же поистине важном.
Причем идею оголтелой, сутолочной болтовни всячески спонсировал и раздувал сам царь.
Вот два свидетельства друга его детства.
И. Сургучев. «Детство Императора Николая II»:
«Жорж однажды похвалился, что он может показать, как маме кланяется Хоменко, но условие: мы должны съесть по пол-ложки песку. Я отказался, но Ники с заранее смеющимися глазами съел и к вечеру был болен, и пришлось вызвать Чуку вера. В «игральной» комнате всегда была горка песку».
«Что это? Откуда яма? Кто допустил?!
Теперь догадываюсь, что у него промелькнула мысль: не было ли здесь покушения на детей?
Но Нику снова схватил хохотун, и он, приседая, чистосердечно объяснил отцу все: как я вчера поколотил его за шар и как он мне сегодня отомстил.
Великий Князь строго все выслушал и необыкновенно суровым голосом сказал:
— Как? Он тебя поколотил, а ты ответил западней? Ты — не мой сын. Ты — не Романов. Расскажу дедушке. Пусть он рассудит».
Из двух этих маленьких сценок более чем отчетливо во всем явно проглядывает, все уж как оно вообще только есть внутреннее естество Николая Второго.
И был он, попросту так говоря человеком довольно-то совсем безвольным, слабым духом, но хитрым и при всем том и впрямь до чего весьма легко подпадающим под всякое достаточно сильное чужое влияние.
Ну, а при подобном государе - государство на Руси совершенно вот никак не могло не пойти-таки прахом.
Потому как в условиях самодержавия без действительно достойного умом, толкового царя соблюдать все те имеющиеся в стране законы, разве уж кто-нибудь тогда еще поистине станет?
А, кроме того, явно пойдет и тот вовсе вот форменный грабеж и сущая беспрестанная междоусобица.
И главное, всем этим событиям будет всецело придан, самый что ни на есть более чем скандальный характер, и уж будут они, затем повсеместно тогда обсуждаться, причем чрезвычайно вот зрелищно и в самых суровых лицах всеми-то сколь грозно всячески осуждаться…
Дни тогда вот еще стояли достаточно же либеральные, что, однако, вовсе не повлияло на все те, что и ранее в точности таковые… и впрямь извечно царящие во внешне подгнившей империи доподлинно так житейские нравы.
Поскольку тот никак несносный, «наносной либерализм», несомненно, во всем лишь, куда явственнее поспособствовал разве что лишь исключительно большему обострению тех чрезвычайно старых общественных язв…
Раз уж весь этот мир - он таков, чего это нам тогда значит вообще вот стесняться?…
То есть и до того, конечно, было довольно-то немало буквально-то всяческого чиновничьего произвола, однако, при том последнем беспомощном самодержце - это до той наивысшей же степени совсем опостылело тогдашнему светскому обществу, что вовсе так неудивительно его более чем двоякое отношение ко всей той сколь внезапно приключившейся революции.
А будь это как-либо иначе, то ведь все уж само собой тогда, пусть и медленно, но верно постепенно бы явно так разве что вскоре затихло.
Да только наивная вера безоглядно крепка!
И кстати, машина законодательного крючкотворства, вводящего народ во искушение всеми теми до чего еще сладкими своими обещаниями, никак не есть большевистское славное изобретение, а только лишь то, что им досталось по самому прямому праву наследия от той более чем безответственно всезнающей Думы.
Еще Лев Николаевич Толстой в его романе «Война и Мир» упоминал о том, что на Руси законов много, а исполнять их совершенно ведь явно так некому:
«Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать».
Да и Салтыков-Щедрин пишет о том же в его книге «История одного города»:
«Как нарочно, это случилось в ту самую пору, когда страсть к законодательству приняла в нашем отечестве размеры чуть-чуть не опасные; канцелярии кипели уставами, как никогда не кипели сказочные реки млеком и медом, и каждый устав весил отнюдь не менее фунта».
Так что, то не только довольно-таки совсем предвзятое мнение именно уж одного из великих классиков.
Производить мертворожденные законы - это и впрямь дело, куда поболее легкое, нежели чем и впрямь-то совсем неукоснительно соблюдать кем-либо давно написанные, при этом как-никак вроде и правым делом действительно занят, да и деньгами государственными втихую ворочать никто уж нисколько вот явно не запретит.
Главное, старшее начальство слушать, а все остальное обязательно как-нибудь да пребудет всякому тому, кто ухо востро держать действительно станет…
Так что, как то на деле и впрямь весьма, несомненно, оно ведь уж явно выходит, вся та бездумная исполнительность и есть сколь естественное свойство всего того российского чиновничества.
И вот как обо всем этом отзывается Вилли Токарев в его песне «Высоцкому»:
«Сколько было ретивых, верноподданных слуг,
Что загнали поэта в заколдованный круг!..»
Или как уж оно было до чего еще весьма вот великолепно отображено в поэме великого Грибоедова «Горе от ума»
Молчалин:
«В мои лета не должно сметь
Свое суждение иметь.
Чацкий:
Помилуйте, мы с вами не ребяты,
Зачем же мнения чужие только святы?
Молчалин:
Ведь надобно ж зависеть от других.
Чацкий:
Зачем же надобно?
Молчалин:
В чинах мы небольших».
Или вот еще как именно о том же самом, собственно, написал в прозе великий Лев Толстой в его романе «Война и мир»:
«Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе».
Все уж везде от одной разве что барской воли более чем вчистую в те времена всенепременно ведь явно так и зависело.
«Барин приедет, он нас рассудит» - это и есть лейтмотив российской жизни буквально этак испокон веков.
Но это вовсе никак не свойство самого же народа, а куда вернее, одна из тех целыми столетиями складывавшихся традиций, всецело возникших только лишь из-за тех весьма этак определенно более чем совсем нелегких условий, в которых жили племена Русичей еще с былинных времен.
Ну, а будь между Россией и Азией хоть какие-либо вполне серьезные природные препятствия, и уж тогда чему-либо таковому на ее земле явно ведь попросту и не бывать бы истинно, что совсем во веки веков.
Постоянные набеги явно так требовали одного же крепкого кулака, а то всем разом будет нисколько так в конечном итоге вовсе несдобровать.
Ну, а рука та должна была быть весьма вот неизменно так твердой и жесткой, а то явно уж понатворят всякие местные наместники чего им только самим, собственно, вздумается, а главное и в любом, не в одном лишь строго экономическом, но и во всяком том большом политическом смысле.
А тут и резкие веяния с Запада, несли с собой бациллы, отравляющие мозг прекраснодушием и всеобъемлющей новоявленной дикостью, призванной уничтожить всю ту старую барскую лютость, да и зажить себе в мире и согласии, как то людям как есть изначально и было предначертано в старые добрые времена каменного века.
Ведь еще с тех довольно давнишних времен так и остались в памяти народов радужные иллюзии о жизни в общине безо всякой власти помещиков и фабрикантов.
Однако, кроме весьма явственного урона от зубов и когтей саблезубых тигров и
