временных трудностей, переживаемых страной во время истинно, что уж само собой оправданного перехода бывшей аграрной страны на некие новые индустриальные рельсы?
Однако и впрямь плохо струганными шпалами той считай попросту бесконечной железной дороги, вовсе ведь беспрестанно весьма уж верно служили как раз-таки скелеты неправедным судом осужденных, а затем и сложивших головы на тех нисколько ранее и не бывалых (по их объемам) лесосплавах.
Причем еще и запросто гнили те бревна по берегам рек, раз никакой хозяйской руки вовсе-то тогда вот явно и не было, а значит и какого-либо ущерба никто и близко явно никак попросту и близко так нисколько не чувствовал…
Для того единственного во всей стране «свободного человека» главное было не прибыль, а убыль весьма уж сколь неблагонадежного населения в самые отдаленные края, а еще лучше - и вообще на тот свет, и при подобном раскладе оно ведь было только-то всецело во всем разом вполне так надежнее…
Причем убыль эта носила совершенно необратимый, можно даже сказать, многовековой (с дальним прицелом в грядущее) донельзя отрицательный характер…
Все ее последствия будут столетиями до чего только негативно разом сказываться на всем том общественном и экономическом укладе страны.
Все трудности постперестроечного периода выросли совсем не на голом месте – корни их в истовом разбазаривании всех тех общенациональных ресурсов, причем как в сталинскую, да точно так и в брежневскую эпоху.
В старые времена жизнь была построена на самом так истинно самобытном житейском разуме и православной вере, а не на тех издали завезенных лживых и бесноватых теориях.
И есть еще и та довольно-то весьма значительная разница между пшеницей, которая каждый год вырастает совершенно так новая, и величественными кедрами, которые вовсе не каждый век на ту же высоту вновь свои колючие ветви к самому верху могуче возносят.
Причем всеми теми уж непоправимо некогда свершенными великими историческими ошибками мы вполне ведь явно обязаны именно тому самому никак этак незабвенному Владимиру Ильичу…
Раз это он Владимир Ульянов и привел весь свой народ, словно же Иван Сусанин поляков, в гиблое болото сколь многозначительно эпохального кризиса, коий и останется в памяти поколений на многие века, причем именно в качестве самого так сурового назидания всем тем только лишь грядущим потомкам.
Причем капитализм в России был да зачах на корню, а между тем сегодняшняя Россия могла бы жить ничуть не хуже Японии, если бы ее, конечно, до чего только сходу не увели со вполне действительно верного исторического маршрута в серую мглу сколь этак новоявленного большевистского средневековья.
Господин Ульянов протянул вдаль руку, а все страна потом чуть ли и впрямь-то ноги с голода сходу чуть было не протянула…
И давно бы пора сделать как раз именно так, дабы незабвенный Ильич свою вдаль простертую длань более так нигде и никогда вовсе ведь отсель совсем уж и не протягивал.
Со всех центральных площадей российских городов должны быть напрочь сметены все те заводским способом наскоро так варварски наштампованные статуи.
Правда, кто-то, конечно, скажет, что это никак не сам Ильич был до чего доподлинно этак во всем виноват – блекло светлую идейку, мол, не он, а его ужасный последователь и новоявленный узурпатор Сталин донельзя вконец извратил чуть ли не до полной ее неузнаваемости, однако все это не более чем досужие домыслы.
Поскольку еще с самого начала своего злосчастного глумления над Россией большевики-ленинцы повели себя несравнимо похуже любых монгольских ханов-завоевателей.
Вот он тот самый конкретный пример их палаческих действий.
Пишет писатель Сергей Алексеев в своей книге «Крамола»
«— Большевики применили систему заложников! Бесчеловечный прием!
— Замолчи, иуда! — оборвал Бартов. — От хорошей жизни применили! Республика на грани смерти!..»
Как говорится, если уж республика на грани своей «безвременной кончины» ведет себя этаким именно что вовсе бесчеловечным образом, коему попросту никак нет никого названия во всем человеческом языке, то каковой это при ней затем еще, в конце концов, непременно окажется жизнь, пусть даже и для самых наиболее послушных ее граждан?
Зачинателем всего этого зверства был как раз-таки тот всем ведь никак небезызвестный картавый ирод рода людского.
Вот как в самых-то живых, попросту надо сказать, до чего безукоризненно жизненных красках его некогда весьма выразительно описал большой писатель Александр Куприн, и надо бы сразу заметить, что он нисколько не был одним из тех, кто тут же сбежал из России, как только там повеял первый ветер неимоверно пламенной революции.
Его маленький рассказ «Ленин. Моментальная фотография» - яркая иллюстрация ко всему тому чудовищному балу сатаны!
«В сущности, - подумал я, - этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, гораздо страшнее Нерона, Тиберия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки людьми, доступными капризам дня и колебаниям характера. Этот же - нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И при том - подумайте! - камень, в силу какого-то волшебства - мыслящий!
Нет у него ни чувства, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая, непобедимая мысль: падая – уничтожаю».
И ведь до сих самых пор этот чертов «камень» так уж и возвышается над центральными улицами многих городов бывшего Советского Союза.
Причем совершенно так ныне вот ясно, что раз и навсегда столь легендарно же будет овеян этот камень в сколь истинно многих грядущих веках мраком до чего еще чудовищно красноглазого бесчестия.
А между тем именно на ЕГО ленинских постаментах и должны быть, в сущности, установлены до чего только величественные монументы, ярко живописующие все, то беспросветно несветлое прошлое, стоившие жизни и здоровья всем тем совершенно неисчислимым жертвам бесовской и антипролетарской революции!
Причем памятники эти должны быть самыми что ни на есть различными, учитывая как местный колорит, да так и события, имевшие место именно в этом, собственно, городе.
Однако затем, когда уж явно пройдут невообразимо многие лета все, то неимоверное нагромождение чисто «временных трудностей» явно так еще можно будет и впрямь-то начать весьма первостатейно рассматривать именно как нечто сугубо понятное и вполне легко объяснимое.
Причем нечто подобное всего-то лишь разве что только в связи с тем, что процесс становления новой жизни всегда довольно труден и сколь невероятно весьма трудоемок.
А как раз потому и у всякого того самого уж первоначального и крайне так наивного вершителя революции, который сколь еще беспрестанно только лишь и барахтался в тех до чего неумело им выговариваемым латинизмах никакого заранее вот накатанного пути вовсе ведь и не было даже в помине.
Да и сами те на редкость вычурно и горько изрекаемые слова в устах подобных людей разве что только более чем явственно и напоминали некие языческие заклинания.
О да они так и сыпали чудовищными проклятиями, сколь многое, припоминая всему тому до чего еще отчаянно стародавнему темному прошлому, а впрочем, никак не менее от них доставалось и всему тому ныне и близко для них совсем несветлому и крайне так откровенно серому нынешнему настоящему.
Причем все те азбучные истины, так и пронзающие ветвистыми молниями черные небеса, что берут свой исток из самой глубины их крайне чувственного сердца только лишь и являются самым наглядным экстрактом экзальтированных чувств и эксцентричных амбиций, а более и ничего уж иного в них совсем этак попросту вовсе и нет.
Светлый путь он светел, а потому всемогущ, а тьма скверна, а, следовательно, нисколько так далее совсем уж нестерпима…
Ничего поболее того от подобного рода людей и близко так никогда попросту ведь явно совсем не услышишь.
А между тем та до чего еще безнадежно неверная и тяжкая дорога одними-то ногами только вперед неизменно будет сколь неизбежно чревата разве что явственной гибелью всей духовности и беспросветной безнадегой вконец осоловелых от выпивки масс (и это даже от чьего-либо пола не очень и вправду на деле зависит).
Да только в том донельзя лучезарном сознании некоторых во всем остальном прекрасно развитых людей и по сей день ничего никак и на сантиметр уж никак этак нисколько не сдвинулось.
Мы безнадежно бедны, потому что враги наши не дремлют, они нам все время палки в колеса вставляют, а потому мы должны, в первую очередь, укреплять державные интересы, ну а все личное - оно разве что когда-нибудь некогда лишь только разве что явно потом…
Да вот, однако, та сколь навеки окаянная американская империя и близко-то почти не заботящаяся о каком-либо личном благосостоянии своих граждан, между тем при всем том разом умудряется обеспечить абсолютное большинство из их числа всем тем им крайне, как есть более чем жизненно необходимым.
И этак оно считай ведь только лишь потому, что у американских граждан всегда уж до чего многое есть для той самой более-менее вполне нормальной человеческой жизни.
Ну а те чрезвычайно так великие достижения в определенных областях общую жизнь вот явно вовсе не украшают, а лишь всемерно они только крупнее подчеркивают довольно горькую утрату всего того, чего страна могла бы достигнуть, пойдя путем самого естественного своего чисто же капиталистического развития.
О, все эти невообразимо великие успехи в освоении космоса, да и вовсе-то никак нисколько не глубокомысленного (для власти) начала атомного века…
…а между тем совершенно так бестолковое, если не сказать безголовое руководство попросту до чего яростно выковало ядерный меч и отправило человека в космос лишь разве что потому, что именно в чем-то подобном и заключались его собственные сугубо же чисто имперские приоритеты.
В то самое время, как все, что вообще тогда с какого-либо бока уж вполне принципиально касалось самого доподлинно житейского обустройства всякой поистине донельзя простой человеческой жизни…
Нет, уж в тех откровенно противных разуму действиях тогдашней безупречно скотской власти и близко не наблюдалось ни малейшего хоть сколько-то искреннего желания действительно обустроить извечно тяжкий людской быт, да и всецело облегчить народу при всякой царской или не царской неволе мучительно тяжкое его и впрямь-таки самое еще повседневное существование.
Да и вообще в том самом чисто нравственном смысле какого-либо вполне ведь твердого стержня у большевицкой напасти никогда отродясь вовсе и не было - все ее заявления носили чисто декларативный характер.
Ну а именно как раз потому то вконец заплесневевшее и завшивленное общество, что было до самой же глубины своего нутра вконец отравлено над всем и вся так и царствующей тогда коммунистической идеологией и было считай, что за нос через сущие тернии к далеким звездам совсем бездумно только ведь и ведомо…
Однако при этом никак уж нельзя не признать, что самые изначальные намерения неизменно были разве что самыми удивительно наиблагими.
Да и вообще тот злосчастный режим беспрестанно гудел во все
