пришел к безудержной и абсолютной власти.
Однако были и те другие, кто прежнюю власть вовсе так не прокламациями расшатывал, и шли те люди прямо-таки на самую верную погибель.
И те боевики-эсеры, были ярыми и стойкими борцами «праведного народного мщения», и, как практически всегда оно только ведь случается при подобных отчаянно кровавых делах, они сколь еще определенно разом уж мстили вовсе так никак непонятно кому и за что.
Потому как та самая чисто метафизическая вина перед всем своим до чего разнесчастным народом, как и абстрактными идеями добра, очень уж весьма малопонятная субстанция, и ее может быть буквально сколько угодно.
Да только, то истинно настоящее черное зло никогда и близко не испускало дух даже и при самой весьма ведь безупречно удачной ему мести, если, конечно, не была она и впрямь более-менее достойно настояна на невинно пролитой крови кем-либо вполне полностью О-С-О-З-Н-А-Н-Н-О загубленного, близкого человека.
Глупость всяческого рода иной беззаконной и истово кровавой мести попросту совершенно очевидна, поскольку, мстя за свое, неизбежно отомстишь и за все чужое, ну, а потом это тем, кто об этом до чего слезно просил лишь вдесятеро, затем дороже выльется, раз именно таков он общий для всех нас закон человеческой природы.
Деятели серой толпы со всем тем считай чисто чудовищным неистовством, разом так отомстив всему тому крайне прискорбному прошлому тем самым полностью сходу воздав ему то самое безупречно же должное за дикую тьму прежних мглистых времен до чего явственно, в конце концов, создадут кроваво красное неистово несветлое будущее.
Причем - это никакое не отклонение от единственно верного пути, а самое еще изначальное следствие никак ведь неправового воздействия на общество, которое остро нуждается в защите, но только никак так не в виде разбойного нападения на власть предержащую когорту.
То есть, ликуя и радуясь всему своему совсем неожиданному всесилию до чего уж сходу оптом и в розницу, одного за другим пуская в расход царских чиновников, народные мстители донельзя так старательно только и подготавливали захват власти людьми с чрезвычайно твердыми и несгибаемыми, словно гвозди, безапелляционно фанатическими убеждениями.
Да и вообще буквально всяческое кем-либо вполне ведь осмысленно и беспощадно организованное насилие в своем-то собственном отечестве неизбежно подразумевает одно лишь, куда значительно большее его затем усиление, причем именно в том наиболее ближайшем же будущем!
И именно как раз, поэтому одной из наиболее важных исторических вех в истории России и стали те самые еврейские погромы, сколь безнравственно подстрекаемые царским правительством, и это именно они отчасти, собственно, и привели, в конечном итоге, к тому вот сколь неудержимому в каких-либо рамках весьма откровенно дикому бунту.
Раз вовсе и близко нельзя полностью же сходу прижать целый народ к ногтю, и это вполне одинаково касаемо буквально любого действительно уважающего себя национального меньшинства, поскольку в конечном своем итоге оно всенепременно отреагирует всевозможными ответными насильственными действиями.
И вот он, пример из книги Игоря Губермана «Прогулки вокруг барака».
«А поляки?! Неужели вы думаете, что насильственное присоединение, разделы, всяческие унижения, подавление любого шевеления в стране — это все они простили России? А кого Достоевский, этот нерв души российской, — он кого не любил? Тех же евреев и поляков. Почему же вы поляков сбрасываете со счетов, когда говорите о тех, кто осуществлял российский геноцид? Я вам два имени сразу назову: Дзержинский и Менжинский».
К данному на редкость удручающему списку вполне бы возможно присовокупить еще и кавказцев, которым, тоже в составе Российской империи нисколько вот совсем невесело некогда жилось, да и прибалтов, они-то точно в революцию, как только смогли, всею своей кровавой лютостью сколь весьма вот безумно же тогда отличились.
Ну, а наиболее вящей всему тому первопричиной и стало как раз именно то, что царская власть вообще ведь терпеть не могла попросту уж вовсе вот никаких инородцев, и всяческого спуску им не давать она и впрямь-то считала истинно великой и святой своей более чем верной обязанностью.
Да и своих она тоже вовсе-то явно совсем не жаловала, всегда их по струнке в единый ряд ставила, чуть ли не седло на них надевала, а потому и было, куда новому сатрапу сколь ловко так примоститься, а как раз потому он и взнуздал «кобылу новоявленной российской тирании».
Ну, а наиболее главное, оно именно, в том, что Сталин (Джугашвили) никак не до конца использовал все, так или иначе имеющееся у него всевозможные средства по закабалению народа, поскольку все могло быть и впрямь, куда явно похуже, чем оно уж, собственно, было порою в той беспросветно серой революционной российской действительности.
В более чем вполне надежное подтверждение своих слов автор может привести слова величайшего на свете поэта Александра Сергеевича Пушкина.
Леонид Ляшенко. «Александр II, или История трех одиночеств»
Прислушаемся, например, к А. С. Пушкину, который в свое время писал: "Не могу не заметить, что со времени восшествия на престол дома Романовых у нас правительство всегда впереди на поприще образовательности и просвещения… правительство все еще единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависит стать во сто крат хуже».
Что есть, то есть, и главное тут было только лишь сразу все и везде, безусловно-то, разом местным руководителям до чего уж только сходу разом дозволить.
Причем времена на самом-то деле почти ведь никак вот совсем не меняются, меняются одни лишь рожи ныне власть предержащих.
Да и как есть неизменным уж в точности далее, так и останется их весьма всеобъемлюще пренебрежительное отношение к своему исключительно и поныне вовсе так непроглядно невежественному (а в особенности в осознании всех своих человеческих прав) считай, что от века беспросветно нищему народу.
И главное, до чего многое будет на редкость зависеть именно от того наиболее первого и над всем и вся более чем откровенно главенствующего начальственного лица в многоступенчатой иерархии российского государства.
То есть, нисколько так оно не иначе, а речь тут более чем неизменно будет идти как раз о том главном лице, чей сколь сурово же над всем и вся надзирающий лик, вполне неизменно и можно будет лицезреть на самом почетном месте в буквально-то любом маломальски значимом начальственном кабинете.
Вот и при Сталине и близко не в едином глазу вовсе так не было той еще более чем доподлинно настоящей безудержно неуправляемой вольницы, которая и вправду дозволила бы тот абсолютный же произвол на местах.
Поскольку тот наиболее, главный и, кстати, за все и вся безо всякого сна и покоя денно и нощно ответственный вождь никогда бы никому ни в жизнь не дозволил всех тех величайших зверств, до которых вполне могли бы снизойти его чересчур ретивые приспешники на местах.
Вот и Деникин в его «Очерках русской смуты» пишет о том же:
«Московская власть кроила по живому телу страны новые, небывалые формы организации, издавала и отменяла декреты и одновременно вела борьбу против всех. Борьбу против самовластия мест, где комиссары, комитеты, советы с их чрезвычайными комиссиями расхищали власть центра, проявляя нетерпимый областной, местный партикуляризм. Где, по выражению Ленина, правила не коммунистическая партия, а просто трехвостка. Откуда с низов общественной иерархии, из волости доносился вопль: "Члены советов губят нас, насилуют нашу волю. Над нами издеваются, как над бессмысленными скотами"».
Местные деятели, так и не пробившиеся на самый «главковерх», были, куда значительно похуже ЕГО, у них разве что той истинно настоящей власти никогда в руках попросту уж не бывало, ну а задушевные палаческие качества, что кое-кому из их числа вполне бы дозволили сколь непременно же стать истинно чудовищным российским Пол Потом у них действительно были, причем в том еще самом более чем чрезвычайном избытке.
А у того безумно подозрительного кровавого диктатора разве что страна «Камбоджи» чересчур этак маловатой вовсе-то некстати, как на грех только же и оказалась, разойтись, по существу, ему было попросту считай вот фактически негде.
Ну а иначе бы этакий тонкий знаток французской поэзии, каким был Пол Пот, мог бы и полтора, а то и два миллиарда людей в кратчайшие сроки запросто извести под самый ведь корень.
И разве никак не было посреди наиболее усердных деятелей НКВД именно этакого рода бесславных гробокопателей, что вполне бы на деле смогли полностью раз и навсегда до конца ликвидировать в до чего многих и без того бессердечных людях все то хоть сколько-то оставшееся в них еще изначально вообще вот поистине человеческим…
Причем в том самом нечестиво специфическом смысле считай ведь заживо сведенных в могилу людей, почти любой из их числа мог бы именно разом, пусть и не без труда, а всецело так в конечном итоге явно заткнуть товарища Сталина довольно-то далеко разом за пояс.
Да и сами расстрелы могли быть фактически полностью разом тогда полностью упразднены именно как слишком уж до чего несоразмерно мягкая для «выродков рода людского», а не та вполне назрело, куда и впрямь более чем веская мера безупречно сурового для них наказания.
И разве не могли в СССР, как оно было некогда в ту ныне седую старину - людей безо всякого зазрения совести считай сходу так и начать длинными рядами на кол за политические преступления совсем ведь без всякого счета сажать?
И ясное дело, что бывали и будут в России, в том числе и подобного рода беззастенчивые ваятели по всенародной крови, что как-никак, а вполне могли и чего-нибудь этакое весьма многозначительное новое до чего безумно так зверски разом придумать.
Да вот, однако, на все ее, безусловно, самое так величайшее счастье, пока еще были они нисколько вот вовсе-то не у дел.
То есть, никогда и близко не было в их в руках той истинно настоящей политической власти!
Хотя в некотором совсем уж, как есть незамысловатом смысле советский военно-промышленный комплекс, неизменно имел в своих рядах этаких лютых недочеловеков, что более чем запросто с ледяным хладнокровием и вправду могли бы разом угробить всю планету в одну угоду чисто своих вовсе никак неуемных, имперских и идеологических амбиций.
А впрочем, революция - это тот же ядерный взрыв после того самого более-менее полноценного накопления критической массы, да только не между частицами, а как раз-таки между живыми людьми во всем том и без того никак не то чтобы бесконфликтно существующем человеческом сообществе.
Да только зачем это кому-то было столь импульсивно нагнетать и нагнетать отчаянно скотские людские страсти, чтобы вполне и довелось им до чего сходу вырваться наружу, а еще и в виде невообразимо гибельного социального взрыва в единый миг так и разнесшего в клочья все, что ранее создавалось столетиями великого творческого труда.
Причем может кто-либо и впрямь некогда захотел именно так на деле произвести на свет божий чего-то весьма и весьма удивительно как есть явно хорошее, и
