этого великого классика кое-где явно проступает сквозь сущую тьму диких суеверий, да только надо бы сразу оговориться, что уж, скорее всего ему было на редкость так существенно поважнее было во всем являться широко известным, популярным писателем, нежели чем действительно быть никак не в меру (среди невежд) зрелым мыслителем.
И, кстати, это именно чьи-то обольстительно льстивые и приторно слащавые восхваления и могли до чего вполне уж окончательно убить во Льве Толстом всякий тот на редкость естественный для всякого развитого интеллекта довольно-то обыденный здравый смысл.
Да и самоотверженно воевать за всякую ту мелкую житейскую правду, ему чисто уж искренне вовсе-то никак ни в едином глазу явно так именно попросту и не желалось.
И этак оно есть и будет чисто потому, что от всего того не в меру оголтелого критиканства только и окажется возможно себе заработать одни болезненные шишки на лбу, а никак этак не большое уважение как и тот донельзя величественный и проникающий затем во все уголки чьей-либо светлой души бесподобный почет.
Да и вообще сколь невероятно «гигантская волна всеобщих общественных настроений» того истинно великого писателя Льва Толстого попросту точно ведь до чего явственно же подхватила да и понесла в сторону брега нежно сладких мечтаний…
То есть, сам по себе ветер той безмерно от всего того прежнего полностью отрешенной, безудержно вольнодумной эпохи неизменно дул в одну вовсе вот явно неправую сторону полнейшего, значит, душевного отрешения от всего того, что было некогда, собственно, ранее…
И раз все, то доселе прежнее и было тем наиболее наглядным образцом сущего мракобесья, а нынче у нас, как оказывается и впрямь-то эпоха неизбежной переоценки всех тех до чего давно отживших свое прежних и допотопных общественных ценностей…
Ну, так разве, что считай именно поэтому тогдашняя духовная элита, и заняла позицию самого наглядного самосозерцания в зеркале всяческой донельзя же вовсе так весьма утонченной литературы.
И все бы ничего, да только в этом зеркале слишком многое зачастую отображается чересчур вычурно и схематично, а потому и лишено оно всякой той еще вполне настоящей плоти жизни.
А, следовательно, сколь этак чересчур резво пытаясь весьма откровенно навязывать грязной и неумытой действительности именно те чисто воображаемые качества, только лишь всячески уж разом усилишь дьявольски хитрую темень и ложь.
И этак - это именно потому, что люди до самой глубины нутра проникнутые демагогическим злом только ведь спят и видят как бы это под сенью чистейшего, но крайне наивного добра им до чего сходу и примостить считай то самое лично свое чудовищно эгоистичное я.
Причем у них, кстати, было до чего чрезвычайно так много общего со всеми теми, кто действительно хотел поистине же создать справедливое общество, полностью уничтожив всякое доселе существовавшее социальное неравенство.
И все это истинно лишь потому, что те же российские недотепы-западники нисколько и близко никак явно не собирались на самом-то деле и вправду отказываться от той-то самой еще стародавней «палки погонялки» для их и без того (безо всяких светлых идей) долгими веками сколь порядком забитого народа.
И вся та разница между их представлениями и воззрениями славянофилов заключалась, собственно, говоря, только в том, а для чего это вообще, уж снова разом явно и впрямь собирались ее тогда применять?
Ради добра и счастья, как и торжества либерализма, или с точностью до наоборот как оно неизменно было у всех тех ультраправых сил.
И тот длинной и кривой трещиной, прошедший раскол промеж двух совершенно вот диаметрально различных (по всему своему мировоззрению и мироощущению) сил российских интеллектуалов, в своем конечном итоге как раз, и привел к сущей же смерти всей государственности как таковой, а также еще и к всеобщей совсем несусветной анархии.
Ну а та хоть как-либо полноценно толковая во всей своей доподлинной разумности борьба с общественными язвами должна была носить никак не тот и вполне уж, кстати, до чего только весьма однотонно сколь ярко выраженный нигилистический характер.
А как раз наоборот могла бы она совсем (задолго до всякой революции), безусловно, ведь заключаться именно в тех-то самых весьма уж сколь еще дерзновенных высказываниях, причем как в прессе, да и в сугубо личных кулуарных беседах…
Но метать гром и молнии при этом уж надо было вовсе вот никак не во всю ту тогда так или иначе имеющуюся систему государственности как таковую, а только в то, что в ней и было наиболее отрицательным…
То есть коли кому и стоило весьма сурово выступать никак небезосновательно против тех или иных еще дореволюционных беззаконий, то речь тут могла идти разве что о самом-то принципиально суровом противостоянии супротив всего того безнадежного засилья лживого корыстолюбия священников, взяточничества чиновников, непосильных условий труда для рабочих и все такое прочее.
И яснее ясного, что жаркие дискуссии как раз-таки подобного рода и стали бы тем поистине краеугольным камнем, на котором и могла быть, затем до чего посильно воздвигнута та самая более чем явственно иная действительность и близко-то никак при этом не переполненная всяких ядовитых химер.
Однако люди испускающие лучи слепящего света нисколько ведь не душевное тепло при этом разом создают, а вычурный обман чувственно благих иллюзий.
Их добро слишком аморфно, поскольку всецело оно совсем уж вовсе так разом на редкость оторвано от грязной почвы, что у всех у нас где-то вот под ногами.
И именно поэтому таким людям будет всегда как есть гораздо удобнее разом уж строить воздушные замки, а не создавать в житейском болоте сколь прочный фундамент чисто того разве что некогда только грядущего действительно лучшего бытия.
Причем легче-то всего этаким деятелям добра и в дореволюционное время было уж до чего смачно, а также и сколь воинственно только лишь и поругивать нынче существующую власть, которая (в личных разговорах) этого делать никому вот совсем явно не запрещала.
Однако вальяжные царские чиновники, день за днем ловя слухи распускаемые по ветру той так и давящейся злобой людской молвой при всем том вполне уж и становились до чего во многом и впрямь морально слабее и всецело низменнее и деспотичнее.
Причем случилось нечто подобное весьма вот задолго до той наиболее первой революции 1905 года.
А вот кабы в тех широко распространяемых листовках речь, собственно, уж шла никак не про окаянного царя, а говорилось бы в них обо всех тех сколь еще многочисленных грехах всякого местного руководства со всем тем доподлинно подробным их последующим довольно-то пространным перечислением…
Нет, именно при данном раскладе вместо разбуженного от глубокого сна народа порядок в стране наводили бы именно те, кому оно и впрямь ведь от века уж и было на деле вполне этак изначально положено.
И главное, весьма задолго до бесславного падения в пропасть небытия всего царствующего дома Романовых и надо было начинать создавать фонды для нуждающегося населения, а не бубнить чего ни попадя про безудержно лютую власть самодержавия, как и ржавые цепи, которые надо бы спешно разорвать, дабы достичь никому доселе неведомого всеобщего счастья.
А чего и впрямь до того некогда более чем уж непомерно ужасного, собственно, было?
Неужели одно лишь разве что беспрестанное унижение, боль и смерть?
Да нет, до чего ведь более чем явно похоже как раз-таки на то, что речь в подобном духе можно будет вести лишь о том, что в результате всех тех самых наиблагих намерений и усилий и пришло уж всему тому «проклятому прошлому» сколь посильно и резко вполне еще всецело на смену.
Но почему - это вместо долгожданного света к нам и впрямь сходу нагрянула сущая тьма египетская?
Ну, так, наверное, все это, приключилось никак не иначе, а только в связи с тем, что подпольные и подвальные типографии одни только те непомерно большие деньжищи жрали, словно свинья помои, да и сеяли при всем том разве что лютую смуту и разобщенность во всем просвещенном, а тем паче непросвещенном обществе.
И это как раз чисто уж именно в этом и заключается тот ведь самый «хлеб насущный» для всяческого рода политических авантюристов.
Поскольку наиболее главной их задачей (а скорее даже и совсем же беззаветной и своекорыстной дремой) всегдашне являлась одна лишь сколь еще непосредственная надобность войти бы силой во власть в их непомерно пока донельзя отсталом, аграрном государстве.
То есть, истинно главным для большевиков как раз и было до чего сходу вознесясь в самом яростном вихре восторженного популизма резво прибрать все, то общественное именно что лично себе, оставив народу одни те никак явно неосуществимые на житейской практике светлые мечты о безумно скорых переменах в его извечно безотрадной участи.
Да только при всем том и близко совсем нельзя забывать, что обиженные жизнью благодушные исполнители чьей-либо явно чужой воли, в действительности болели душой за те истинно величайшие на все последующие времена небесные блага для того как он есть совсем уж до чего вовсе безликого (в их глазах) простого народа.
И ведь всеми ими двигало нисколько неистребимое желание - отомстить бы самодержавию за все беды и несчастья их личной жизни, кои они вольно или даже невольно приписывали всему своему доселе промозгло унылому существованию под его тяжкой пятой, попросту разом и, увязывая его единоличное правление со всем тем крайне неудавшимся своим бытом.
И надо бы тут довольно же горько и едко заметить, что подобного рода люди нередко деконструктивны во всем своем чисто обиходном подходе по отношению к той из века в век неизменно окружающей их суровой действительности, а потому от них и нельзя было ожидать ничего хоть сколько-то путного и вполне созидательного.
Но от них ничего подобного и не ожидалось, а куда скорее, наоборот - от них еще изначально попросту уж разом потребовали одного лишь безмерно слепого разрушения всего того, ясное дело, никак не ими некогда разом так созданного.
И это исключительно ради этого революционеры верхнего яруса демагогического крыла до чего беспрестанно сражались со всем тем невероятно треклятым прошлым, безусловно, же, исходя, как тот старый паровоз (с прохудившимся котлом) паром, лютым пылом борьбы со всякого рода от века, и поныне существующей в России осатанело дикой социальной несправедливостью.
Но сами-то они не в Якутии тем временем в ссылке вовсе так несчастливо же обитали, а в эмиграции щи лаптем хлебали, аж за ушами у них сколь оглушительно до чего беспрестанно тогда ведь трещало.
Причем именно тот, кто их поил да кормил за счет беспрестанных экспроприаций, а проще говоря, занимаясь тем уж самым донельзя так обыкновеннейшим рэкетом и грабежом, в конце концов, и оказался их безжалостным мясником, попросту никак не питая ни малейших иллюзий относительно их неподкупности и ничем неукротимого аскетичного фанатизма.
И никак неспроста очень даже многие из тех самых ранних большевиков чисто так еще ленинской формации сами уж, как есть, в конце концов, и пошли в котел людоеда, когда тот полностью и окончательно
