сигарету о дно пепельницы.
- Ай, - ответ был скорее отрицательным.
- Не хочешь?
- К чему эти формальности, Л'юж? - женщина выпустила струйку дыма изо рта.
- В смысле?
- Зачем мне эти танцы? Приступим к сексу сразу, - конкретно предложила
дама.
- Я не против, - с выражением лица (морды), как у кота из мультфильма, когда тот забрался в кладовку со сметаной, произнес обвинитель и начал обнимать Эдви, а также целовать ее в шею.
- Л'юж, подожди, дай я докурю, а то пепел упадет и прожжет твой диван, -судья попыталась отстранить обвинителя от себя.
- Эдви, если я остановлюсь сейчас, то пламенное сердце прожжет мне грудь, -мужчина шутил, оправдывая тем самым поглаживание тела судьи.
- Л'юж, не торопись, порвешь мне колготы, дай сниму, - практичная женщина затушила окурок, затем самостоятельно стянула с себя колготы. - Принеси какой плед накрыться, а то голой попе будет холодно.
Обвинитель ушел в другую комнату, порылся в шкафу и вынул из него одеяло без пододеяльника. Когда вернулся, Эдви уже стояла без трусов и верхней одежды. Он подошел и попытался помочь ей снять бюстгальтер. Это у него не получилось, и женщина, перехватив инициативу, сама сняла с себя предмет нижнего белья и аккуратно положила его на спинку дивана.
- Накрой меня, мне холодно, - словно стесняясь, попросила Эдви, ложась на живот. Он исполнил ее просьбу. Она закуталась в одеяло и повернулась к нему лицом, стала наблюдать за его действиями. Л'юж явно торопился, снимая с себя одежду быстрее обычного. Не получалось, он уронил запонку и та покатилась по полу. Обвинитель не стал ее поднимать, а забрался под одеяло к партнерше по сексу и коллеге по работе. Начались предварительные, но непродолжительные ласки.
«Вставило» (в смысле, гособвинитель судье). Л'юж работал четко и напористо, но даму пропустил вперед. Кончил сам только тогда, когда она, закусив губу, выгнула дугой спину и томно простонала. Еще минуту они находились в положении «живот к животу». Потом напряжение (сексуальное) начало потихоньку уходить.
Государственный обвинитель слез с судьи и опрокинулся на спину. Они лежали голыми, одеяло валялось в ногах, но холода никто не испытывал. Скорее, пустоту. Оба молча смотрели в потолок минут пять. Первым отважился задать вопрос партнер:
- Эдви, ты думаешь о ней?
- Не знаю, - тихо и неуверенно ответила она.
- А у меня все мысли постоянно возвращаются к этой Хаме.
- Надеюсь, когда ты занимался со мной сексом, то не ее труп представлял под собой?
- Эдви, перестань казаться такой циничной. Кем бы она ни была и каких бы взглядов ни придерживалась, но это же хомо сегодня умер, и умер страшной и насильственной смертью. Она же себя готовила к такому концу. Это же не так просто. Это довольно отважный поступок.
- Какой отважный?! - повысив голос, не согласилась с ним Гросхх. - Много ли отваги нужно, чтобы бросив все и всех уйти навсегда?
- Не знаю. Наверно, немало. Для этого необходимо быть либо фанатиком, либо сильным духом, - предположил Синтч.
- Для этого нужно быть всего лишь безответственным гуманоидом.
- Почему?
- Потому что легко красиво умереть, картинно проглотив яд во время судебного заседания. Что ты! Теперь она - герой, а все вокруг плачут, рыдают, пишут о ней статьи в государственной и оппозиционной прессе, потом «прошитые» оппозиционеры пойдут за гробом в похоронной процессии и станут считать ее жертвой режима и чуть ли не святой. А что потом будет с ее близкими и родными, этой Хаме до одного места было. Отравиться, удавиться, утопиться - это эгоистический поступок. Это значит, что ей на всех оставшихся в живых наплевать. Это самый простой способ решить свои проблемы - хлоп, и конец жизни. Какой она герой? Она - ничтожество, слабое безвольное ничтожество, которое сдалось и ушло из жизни.
При этих словах Эдви поднялась с дивана, достала из пачки сигарету, чиркнула спичкой и извлекла огонь. Прикурила. Сделала штук пять подряд нервных затяжек. Замолчала. Обратно в постель не ложилась, продолжая стоять абсолютно нагой, опершись плечом о стену. Произвела еще две затяжки. К этому моменту она выкурила уже полсигареты. Не «вставило» (в смысле, никотин). Напряжение (эмоциональное) не спадало.
- Думаешь, мне легко? Думаешь, что меня не посещали никогда мысли о самоубийстве? Но я хомо ответственный. Я в ответе за своих детей, за старушку-мать, за инвалида-отца, за алкоголика мужа. Если я помру, то кто присмотрит и вырастит моих детей? Кто о них позаботиться? А они малолетние: одному девятнадцать, а второму только двадцать пять лет. Кто их накормит и напоит? Наше долбаное нищее государство, которое только и делает, что обещания раздает? Мой муж, который через день обоссаным домой возвращается с работы? А когда пьяный, но еще при памяти, только жрать просит да в телик пялится. Я от него ни разу за последние десять лет ни одной федхи не получила - все пропивает. А Хаме без разницы - у нее нет детей, нет обязанностей и ответственности, кроме как перед сподвижниками из Либеральной партии. Вот ей травиться ядом можно, а мне подыхать возможности нет, - Эдви подошла к столу и стряхнула пепел в пепельницу.
Вернулась на место, сделала затяжку и продолжила монолог:
- Эти оппозиционеры, такие, как Хама, только разглагольствуют про свою заботу об народе, а на самом деле пекутся только о личной выгоде. Кто у власти, те тоже не лучше их. Все одинаковые. Так те, что при власти, хотя бы боятся Окманата, да на треть от своих возможностей работают. А эти бездельники... Вот ты, думаешь, чем они сейчас станут заниматься в ближайшее время? Правильно: меня станут травить. Мол, такая-сякая продажная судьиха довела небесное безгрешное создание до суицида. Мало того, что теперь меня из прокуратуры проверками заклюют, так еще и каждая вонючая оппозиционная газетенка будет норовить статейку обо мне состряпать. И, ясно дело, что в негативном ключе. В общем, эта сука и мне еще нагадила. Теперь слушай в спину себе упреки от всякой «прошитой» швали. Хотела ты, скотина, на себя руки наложить, так сделай это дома, чтобы жизнь приличным хомо не портить. А эта приперлась на суд и сдохла последи зала. Ненавижу!!!
Женщина снова вернулась к столу, забычковала окурок, сама налила себе и Л'юж в пустые бокалы вина, опорожнив бутылку. Она подняла пустую алкогольную емкость, посмотрела сквозь нее, будто рассчитывала там увидеть нечто необычное. По всей видимости, ничего, кроме остатков красного вина с пузырьками на донышке и пары крошек от пробковой крышки, не разглядела, присела и поставила ее у ножки стола.
Гособвинитель резко подорвался из положения «лежа» в положение «сидя», решив оказать даме уважение. Он поторопился взять в руку бокал, видя, что Эдви вполне может проглотить порцию вина, не чокаясь. Он двинул ей навстречу хрустальную посуду, заполненную красной субстанцией, судья проделала аналогичный маневр. Бокалы вот-вот должны были издать звук единения, как Гросхх произнесла «ёпт!» и поставила бокал на стол.
Она замотала головой, скривилась и пошла рыться в своей сумочке. Долго искала, а затем вытащила небольшую пачку салфеток. Салфетки были хорошие: в полиэтиленовой упаковке, влажные, импортные, на основе хлопка.
Пока Эдви искала предметы гигиены, Синтч, не опуская бокал, рассматривал сзади еще довольно молодое тело, которое имел радость недавно «иметь». Если оттолкнуться от того, что это тело зачало, выносило и родило двоих детей, то выглядело на свои годы оно вполне прилично. Понятно, что тяжелая нервная судейская работа и трудные бытовые условия увеличивали коэффициент износа, но Л'юж испытывал чувство удовлетворения (психологического, как мужчины-самца, и сексуального) от того, что уже не в первый раз мог поделиться с этим телом тем, что у него накопилось за неделю-другую воздержания. И в данный момент сперма гособвинителя двумя тоненькими струйками стекала по ногам судьи.
Эдви, наконец, взяла в ладошку салфетку и чуть смущенно заметила:
- Протекла, зачесалась языком я с тобой. Не успела до душа добежать.
Произнося эти слова, Гросхх тщательно вытерла обе ноги, а затем промежность. Сходила на кухню и выбросила салфетку в мусорное ведро.
- Можно выпить? - наполовину спросил, а наполовину посоветовал Синтч. Вернувшись, Эдви ничего не ответила, чокнулась и осушила емкость с вином. - Присаживайся, - мужчина похлопал по дивану рядом с собой. Она села, только чуть поодаль, словно не хотела, чтобы ее целовали либо лапали. Л'юж понял, что второго акта сегодня ожидать вряд ли стоит. Настаивать на сексе, принуждать партнершу в легкой форме или обвинять ее в холодности обвинитель не стал, произнеся: - Да не заморачивайся ты на Хуриа Хаме. Вторую открывать?
- Я сейчас под душ, а потом по второй и по тортику, - извлекла из себя улыбку Гросхх.
- Хорошо. Пока будешь мыться, я открою ее и порежу его, - Синтч имел в виду бутылку красного вина «Бардэукс вадого» и торт «Фураха кримм». - Только ты расслабься, выкинь этот сегодняшний процесс из головы.
- Я бы выкинула, если бы не знала, какое количество разных рапортов и объяснительных мне придется отписать относительно этой смерти.
- Я думаю, что это займет не больше времени, чем гипотетически Хама могла бы провести за тюремными стенами, оставшись она жива. Так что нам с тобой повезло, что мы находимся по эту сторону.
- Сторону чего?
- Сторону жизни, сторону власти...
- Да я бы этой дуре по минимуму влепила и пусть бы везли ее для отбывания наказания с моих глаз подальше. А следующий раз, когда бы вышла на свободу и натворила чего, то ее кто-нибудь другой судил бы, а не я. Но я же не могла вообще ее оправдать, иначе мне пришлось бы с ней местами в камерах поменяться. Мне задали коридор ее вины и срока наказания, и я за его пределы выйти не могу. Я не хочу терять работу и доход, и не собираюсь переходить, даже если меня, не приведи богиня, уволят, в разряд бунтарей и уличных митингантов. Я - законопослушная гражданка, которая за эволюцию, а не за революцию. Мне чужды кровь, насилие и перевороты.
- Да, Эдви, но ты же понимаешь, что ничего серьезного этому вышибале из «Беркута» эта худоватая женщина причинить не могла, если по правде.
- Не знаю и вникать не хочу. Как сказал президент: «Если ты пошел в оппозицию, то с тобой теперь играют по другим правилам, чем с обычным преступником». Хама знала, на что идет. Согласна, что она не алкоголичка.
- Ты уверена, что она лечилась... как бы сказать, на самом деле принудительно? - спросил обвинитель.
- А куда ее было лучше девать? Лучше было тогда в тюрьму запихнуть? Вот добрый судья и определил ее в «санаторий», а не в зону.
- Получается, что она там страдала, раз не была алкоголезависимой?
- Л'юж, какое там страдание? Мой муж-пропойца два раза там лежал. И выходил оттуда со здоровым организмом и вот такой мордой, - судья изобразила лицо размером с тыкву, - от безделья и кормежки кашей и фаршем. Пусть все алкаши скажут спасибо президенту и правительству, что оно забесплатно лечит таких придурков от запоя. В других странах хомо деньги со своего кармана тратят, чтобы освободиться от алкогольной зависимости. А у нас их бесплатно лечат, так алкаши еще и вякают. Пьяница побудет на излечении год - значит, ровно на такой срок больше проживет, а не от цирроза попухнет. Спасибо
