Spoudogeloion. История Европы в романах

женщине вновь идти замуж после года траура по первому мужу.  Не знаю, поймёшь ли ты меня, но я… Я согласилась… – Джованна запнулась.
– Она согласилась выйти замуж за синьора Лучиано из Губбио, – выпалил Анджело. – Это богатый вдовец, – к тому же, он наш торговый партнёр. Если мы объединим наши деньги, контора Бернардоне станет самой богатой в Умбрии.
– Ты стремишься к Богу, отдаёшь деньги бедным, а замуж выходишь за богатого? –сказал Франческо матери, не сумев сдержать невесёлую усмешку. – Прости меня, матушка, не мне судить тебя! – в следующую минуту он опустился на колени и поцеловал ей руку. – Прости меня, – повторил он с глубоким раскаянием.
– Я не сразу согласилась выйти замуж за синьора Лучиано, я долго думала, – ответила смущённая Джованна. – Да и свадьба состоится только после того, как пройдёт год траура по Пьетро.
– Поступай, как знаешь, – сказал Франческо.
– Значит, ты одобряешь это замужество? – спросил Анджело.
– Я не осуждаю его, но какое это имеет значение? Разве я не отошёл от всего мирского? – в свою очередь спросил Франческо.
– Если бы твоё мнение не имело значения, зачем мы пришли бы к тебе? – буркнул Анджело.
– Не смей так говорить с Франчо! – одёрнула его Джованна. – Он святой человек, и мы пришли к нему, чтобы приобщиться его святости!..
***
Не успел Франческо проводить их, как к нему пришли ещё более неожиданные гости: мадонна Ортолана, мать Клариссы и Агнессы, со своим братом Мональдо.
Франческо насторожился: он помнил, каким скандалом сопровождался постриг обеих сестёр в монахини. Теперь они жили в женской обители, возникшей около восстановленной церкви святого Дамиана; настоятельницей обители стала Кларисса, её сестра во всём ей помогала. К ним шли девушки, желавшие посвятить себя Господу и не боявшиеся бедности и лишений: Франческо слышал, что Беатриче, младшая сестра Клариссы и Агнессы, тоже присоединилась к ним. Он ждал, что Ортолана и Мональдо будут требовать, чтобы она вернулась домой, но разговор принял другой оборот.
– Святой отец, – начала Ортолана.
– Не называйте меня так, – сказал Франческо, но она продолжала:
– Святой отец, три мои дочери ушли в монастырь, а чётвертую, Пененду, я выдала замуж. Я осталась одна, совсем одна, ведь мой муж давно умер, – мадонна Ортолана заплакала.
– Женщине трудно жить одной, вы не находите себе места и хотите вновь выйти замуж? – спросил её Франческо, вспомнив Джованну.
– Выйти замуж?! Ну уж нет! – воскликнула мадонна. – Мой муж был очень хорошим человеком, – ах, каким мужчиной был мой Фавароне, если бы вы знали! – но и с ним моя жизнь не казалось мне мёдом. О, я достаточно узнала мужчин и чувствую к ним одно лишь отвращение! Я хотела выдать замуж своих дочерей, поскольку такова наша женская доля: главное в жизни женщины – семья. Я не хотела, чтобы мои дочери остались девками-вековухами, а тем более, стали монахинями, но если оно так вышло, что же, – пусть так оно и будет. Я смирилась, я не ропщу, я покорилась судьбе, – мало этого, я также хочу стать монахиней: что мне делать одной, в пустом доме?
– Ну, так и шла бы в монастырь, к дочерям, – проворчал Мональдо. – А то ведь она хочет передать свой дом обители с тем, чтобы самой остаться жить в нём, – сообщил он Франческо. – Мечтает обучать молодых послушниц, – жить не может без того, чтобы кто-нибудь не слушал её наставления.
– Ты несёшь чушь! – раздражённо возразила мадонна. – Я же ясно говорю: хочу уйти от мира, от мужского мира. Для меня есть только один мужчина – Господь-Бог.
– Сильно сказано, – удивился Франческо.
– Вот, вот, она и дочерей своих так воспитала, – закивал Мональдо. – Уйму денег потратила для того, чтобы наилучшим образом подготовить их к замужеству, а сама всё время внушала им ненависть к мужчинам, – ну, не дура ли?!
– А ты – грубиян, – отрезала мадонна Ортолана. – Где ты воспитывался, интересно, – на скотном дворе?
– У нас с тобой одно воспитание, – заметил Мональдо. – Наши родители были людьми простыми и воспитывали нас по-простому.
– Ты лжёшь, – сказала мадонна. – Да, наши родители были небогаты, но из благородного сословия. Наш дом был типичным дворянским домом.
– Враки! – возразил Мональдо. – Ходили слухи, что наша бабка путалась с каким-то рыцарем, но до тех пор, пока ты не охмурила своего Фавароне, никто не рискнул бы утверждать, что у нас есть дворяне в роду.
– Я устала с тобой спорить, – вздохнула мадонна. – Мы сейчас говорим не об этом. Святой отец, – обратилась она к Франческо, – зная ваше влияние, я хотела попросить вас замолвить за меня слово перед епископом, – лишь он может рассудить меня с братом. Я хочу отдать свой дом обители, в которой посвятили себя Господу мои дочери, а брат противится этому.
– Ещё бы! – вставил Мональдо.
– Но какое право ты имеешь на этот дом? Он достался мне от мужа! – воскликнула мадонна Ортолана.
– Твой муж перед смертью просил меня приглядеть за домом и имуществом. Он знал, что тебе нельзя довериться, – отрезал Мональдо. – Хорошо, он не увидел, что сталось с его дочерьми.
– Ты опять обманываешь! – перебила его Ортолана. – Мой муж просил тебя приглядеть за домом? Сказки! Фавароне тебя терпеть не мог, называл грубым мужланом, – и он был прав! Пресвятая Дева, Фавароне назначил тебя душеприказчиком?! Надо было выдумать такое! И что тебе за дело до моих дочерей?
– У меня есть свидетели, – упрямо продолжал Мональдо. – Что касается твоих дочерей, то неужели я для них чужой? Разве я им не родной дядя? Вспомни, к кому ты обратилась, когда Кларисса и Агнесса убежали из дому!
– Я теперь жалею об этом: ты всё испортил, – тут же нашлась мадонна Ортолана. – Хорош дядя – не хочет отдать бедным девочкам принадлежащий им дом! Нет, ты им не дядя, ты хуже злого отчима.
– Замолчи, женщина, а то не посмотрю, что ты моя сестра, – как двину, искры из глаз посыпятся, – Мональдо насупился и сжал кулаки.
– Святой отец, защитите меня от этого разбойника! – закричала мадонна. – Просто удивительно, что он родился в нашей благородной дворянской семье! Наверно, его подкинули нам, а мои родители по своей доброте взяли его на воспитание.
– Сама ты подкидыш, – возразил Мональдо. – Поглядите на неё, святой отец, – в ней есть что-то цыганское.
– Тише, – Франческо встал между ними, предупреждая возможную потасовку. – Как бы там ни было, но вы в самом деле из благородного семейства. Вам не годится вести себя, как торговцы на базаре, – не смешите людей. Мадонна! Синьор Мональдо! Примиритесь, прошу вас.
– Это он довёл меня, – сказала мадонна Ортолана. – Он вывел бы из себя даже святого Мартина. Поневоле забудешь о дворянском поведении.
– Помолчала бы! Тоже мне, дворянка, – пробурчал Мональдо.
– Я не буду ни о чём просить епископа, пока вы не договоритесь между собой, – решительно прервал их Франческо.
– Что, получила? – захохотал Мональдо. – Чья взяла?
– Всё равно будет по-моему, я своего добьюсь, – ответила мадонна. – Святой отец, хоть вы не хотите совершить доброе дело, но у нас кое-что есть для вас, – язвительно сказала она Франческо. – Я не держу на вас зла, – напротив, я жервую вам сто золотых сольдо на благотворительность, – она сделала знак Мональдо и тот угрюмо подал Франческо мешок с деньгами. – Столько же я внесу на обитель, где спасаются мои любимые дочери, когда сама стану смиреной монашкой, – она опустила глаза и испустила громкий вздох.
– Мне ничего не надо, – второй раз за сегодняшний день попытался отказаться Франческо.
– Нет уж, возьмите, святой отец, вы обязаны взять, – вмешался Мональдо. – Весь город потешается над нами: люди не могут забыть, как мы с вами поссорились. А если вы возьмёте деньги, стало быть, вы нас простили.
– Возьмите же эти деньги на благотворительность, святой отец, – с милой улыбкой поддержала брата мадонна Ортолана.  
– Что же, возьму, – обречённо согласился Франческо. – Пусть этот дар не совсем искренний, но он и впрямь ведёт к прощению. Облегчим свои души.
– За сто золотых сольдо можно искупить все грехи на свете, – проворчал Мональдо.
– Ты опять?! – дёрнула его за рукав мадонна Ортолана.
– Молчу, – Мональдо зажал рот рукой.
***
Едва Франческо проводил их, к нему пришли его друзья – Джеронимо и Клементино.  
– Ну, ты стал знаменит! – издали закричал Джеронимо. – В городе полно приезжих, которые хотят тебя видеть.
– Мы пошли по короткой дороге, чтобы всех обогнать, – прибавил Клементино, – но у тебя и так не протолкнуться.
– Поговоришь с нами? – спросил Джеронимо, подойдя к Франческо. – Или нам подождать?
– Скажи прямо, мы не обидимся, – сказал Клементино.
Франческо вздохнул:
– Кроме вас мне, пожалуй, сейчас не с кем поговорить. Только отойдём подальше, а не то кто-нибудь из моей братии, или какой-нибудь грамотей из пришлых станет подслушивать и записывать. Вначале меня это смешило, потом стало сердить, но в конце концов я смирился. С самого начала я повёл себя неправильно: мне надо было уйти в пустыню и жить там наедине с Богом, а я обзавёлся товарищами. Куда теперь от них деться? А их становится всё больше…
– Да, мы заметили. Здесь у тебя целый монастырь, – сказали Джеронимо и Клементино, а после переглянулись, и Джеронимо тайком вытащил из-за пазухи маленький мешочек. – Десять золотых. Всё, что смогли, – шептали они. – Не отказывайся. Возьми для своей братии.
– Это самый дорогой подарок сегодня, – растроганно проговорил Франческо. – Спасибо вам, друзья, – я знаю, что эти десять золотых нелегко вам дались.
– Да чего там! – махнул рукой Джеронимо.
– Расскажи нам лучше, как живёшь, – спросил Клементино.
– Как шут, шутки которого неудачны, – Франческо снова помрачнел. – Я шутил с Богом, а он пошутил со мной. Я хотел жить в бедности, а он дал мне богатство. Что же, Господин может себе позволить пошутить над своим шутом.
Джеронимо и Клементино удивлённо уставились на него.
– Ты живёшь в богатстве? Ты, должно быть, опять шутишь?
– Вот, видите, до чего я дошутился: теперь не поймёшь, где шутка, а где нет, – подхватил Франческо с грустной улыбкой. – Но не будем обо мне; расскажите лучше, что у вас нового?
– Что может быть нового в Ассизи? – возразил Джеронимо. – Если бы не твоя известность, город умер бы от скуки.
– Да, приезжие оживляют Ассизи, – кивнул Клементино. – Тот француз, скажем…
– Ах, француз! – Джеронимо взглянул на Клементино, Клементино взглянул на Джеронимо, и оба рассмеялись.
– Что за француз? – встрепенувшись, спросил Франческо.
– Понимаешь, приехал к нам недели две назад француз, – принялся объяснять Джеронимо.
– Приехал, чтобы услышать твоё золотое слово, – перебил его Клементино.
– О, господи! – покачал головой Франческо.
– Да, твоё золотое слово, – подтвердил Джеронимо, – но в первый же день пошёл в трактир…
– …И так и сидит там до сих пор, – подхватил Клементино. – Вина он выпил море!
– Целую бочку, не меньше, – вставил Джеронимо. – А какие уморительные штуки выделывает!
– Какие истории рассказывает! – расхохотался Клементино. – Все наши помирают со смеху.
– А песня его! – с восторгом воскликнул Джеронимо. – Он горланит её по десять раз на дню. Как там в ней поётся…
– Я запомнил, – перебил его Клементино. – Значит, так:

Был я молод, был я знатен,
был я девушкам приятен,
был силён, что твой Ахилл,
а теперь я стар и