опасности. Плохо было то, что он неправильно рассчитал время и теперь мечтает встать или хотя бы переменить позу, но не делает даже последнего, так как эта поза очень хороша для его целей и трудно придумать более разнузданную.
Шхуну качало так сильно, что Френк со страхом наклонялся над бортом, когда его одолевал очередной приступ тошноты. Точила мысль попрать все нормы приличий и не подвергать жизнь опасности, но не позволяла та часть воспитания, которая ещё сохранилась несмотря ни на что. Он обнаружил, что кое-кто из матросов тоже подвержен качке, и почувствовал к этим прежде презираемым им обломкам человечества почти нежность. От физических мучений он почти перестал соображать, и его не насторожило, что сдержанному Дику не присуща такая вопиющая развязность. При данных обстоятельствах эта мысль скорее могла бы придти в голову Мартину, если бы он не размышлял над проблемой не быть одураченным при дележе клада или не быть убитым при его находке.
Хьюго не торопился выйти из каморки, придавая своему появлению больше веса, а когда покинул гамак, то сперва немного полежал на полу, кляня это индейское изобретение, при сильной качке осложняющее жизнь даже бывалого моряка. Почувствовав прежнюю бодрость, он отправился на палубу и остолбенел при виде Дика.
«Сейчас ему врежет!» - согрела Френка приятная мысль. От радостного ожидания он даже подался вперёд.
Кок Линч, как и думал Дик, в эту минуту превратился в капитана Линча, притом не просто в капитана Линча, а в разгневанного капитана Линча, ещё не Бешеного, но близкого к нему.
«Только бы не ногой, - молил Дик, ожидая, что его впервые в жизни поколотят, причём поколотят сильно. – Если он будет бить ногой, я не смогу с ним переговорить».
Хьюго был прежде всего капитаном, как бы ни был разозлён, поэтому, не имея привычки бить Дика, сразу сообразил, что окажет ему плохую услугу, если матросы увидят, что кок расправляется с помощником капитана. Сразу умерив ярость, он получил возможность удивиться, что его мальчик вдруг разлёгся на палубе, а уже затем к нему пришла догадка, что сейчас всё неожиданное и непривычное должно расценивать как намёк или знак. Только, как ни напрягал он голову, всё равно не мог понять, что означает эта безобразная, почти непристойная поза.
Френку очень не хотелось покидать своё место, потому что для этого надо было шевелиться, а ему каждое движение давалось с большим трудом, но он заставил себя подойти к коку и встал так, чтобы расправа над Диком случайно не отразилась на нём самом.
«Ну, двинь же ему как следует!» - мысленно скомандовал он.
«Только не ногой! – молил Дик. – Наклонись и встряхни меня погрубее. Можешь даже стукнуть, но только не ногой, а кулаком и не очень больно».
- Что ты себе позволяешь, Тигрёнок? – осведомился Хьюго. – Помощник капитана не может вести себя, как пьяный матрос.
И Френк и Дик были равно раздосадованы в своих ожиданиях.
- Может, тебе плохо? – нахмурился Хьюго, покосившись на соглядатая и решив, что при нём опасно пытаться что-либо дознаться у парня. – Давай руку.
Дик ухватился за руку отца в расчёте, что, поднимаясь, успеет шепнуть про Палтуса, но Френк, не подозревая о его намерениях, смотрел на него, всё ещё надеясь, что Линч стукнет своего Тигра. Молодой человек не решился произнести ни слова и теперь был вынужден выкручиваться из сложного положения.
- Я просто хотел отдохнуть перед штормом и одновременно следить за порядком, - сообщил он. – Вышло глупо.
«Что же он хотел мне сказать?» - размышлял Хьюго.
«Ничего страшного. Если Мореход ничего не скажет Френку до шторма, то после он уже не сможет этого сделать», - мрачно думал Дик.
«Пойти в каюту и лечь, - мечтал Френк. – Не надо было отпускать Марта. Но всё равно надо лечь. О чём Линч может советоваться с Тигром до прибытия на место? Они не успели договориться прежде, но о чём они могут договориться сейчас? Как заполучить большую часть клада или весь клад целиком? Пожалуй, они могут придумать великолепный план, потому что Линч хитёр, но я не дам им выполнить его. Я разделю их. Отправлю Тигра с партией матросов, и Линч с Мулатом останутся без него. Так что сейчас пусть себе переговариваются, сколько им вздумается, а я живой человек и не могу обойтись без отдыха. Какая польза в моих мучениях? Я попросту не выдержу и умру…»
Но, несмотря на такие разумные мысли, что-то не давало ему осуществить такую доступную мечту лечь на койку.
На ужин матросам выдали по большому куску солонины с сухарями. Миссис Барлоу, заранее получившая более деликатный, но не менее скромный ужин для пассажиров, смогла накормить лишь профессора и его сестру, потому что девочки не были способны даже смотреть на еду. Саму её тоже мутило, да и мисс Фэрфакс лишь слегка притронулась к предложенному угощению и посоветовала брату не очень налегать на пищу.
- Я совсем не могу работать в таких условиях, - пожаловался профессор. – Не то что писать, но и думать не получается.
«Мне бы такую работу! – рассуждал побледневший Салли, успевший, к тому же, получить несколько болезненных синяков, когда его швыряло из стороны в сторону. – Сиди себе целый день в кресле и иногда принимайся что-то записывать. При такой работе никакого клада не надо: она сама сущий клад».
«А ведь Сэмюэлю приходится работать на палубе, - ужасалась Эстер. – Может быть, ему придётся влезать на мачты».
В её воображении, одна за другой, вставали страшные сцены гибели этого мужественного человека, и она торопилась их прогнать.
- А можно мне подняться на палубу? – спросила она.
Салли мечтал развести пассажиров по каютам и лечь, а не следить за чокнутой дурой, которой приспичило тащиться наверх.
- Нет, мисс, это опасно. Вы можете не удержаться на ногах и расшибиться, или вас может смыть за борт, - любезно растолковала миссис Барлоу. – Я сама почти не могу ходить. Если бы мой бедный Адам увидел, как меня швыряет по салону, он бы вновь умер, но уже не от болезни, а от страха за меня.
- А как же работают матросы? – спросила Эстер.
Салли понимал, за кого беспокоилась женщина, и с удовольствием наговорил бы всяких ужасов, но это повлекло бы за собой нежелательные последствия. Она непременно вышла бы на палубу, а допустить этого он не мог из жалости к себе. Но зато он мог позволить себе поиздеваться над египтологом.
- Они привыкли, мисс. А наш кок уже пожилой, и он повидал на своём веку много штормов. Он на них и внимания не обращает.
Профессор Фэрфакс напрягся.
«И Сэмюэл немолод, - утешила себя Эстер. – Он тоже пережил много штормов».
- Мистер Линч… Ах, какой это мужчина! – продолжала миссис Барлоу, забавляясь муками учёного. – Как он напоминает мне моего бедного Адама! Так вот он даже рад шторму, потому что может лечь спать пораньше и не думать о готовке. Сейчас матросы получили свой паёк и довольны, а если бы не было шторма, то коку пришлось бы варить для них ужин.
Эстер почувствовала возмущение от такого поведения кока, забывая, что это здесь он кок, а у себя он капитан. Но немного успокаивало его равнодушие к шторму. Раз он не тревожится ни за себя, ни за других, значит, для этого нет оснований.
«А ведь Френк, наверное, рассердится, если я выпущу кого-нибудь на палубу, - догадался Салли. – Если Линч не захотел заменить мистера Митчелла, чтобы у пассажиров не возникло недоумения, то им нельзя показывать и того, что кок командует шхуной во время шторма».
Пассажиры не сопротивлялись и послушно разошлись по каютам. Мисс Фэрфакс навестила девочек, убедилась, что, кроме морской болезни и ужасной качки, они не испытывают других неудобств, пошла к себе и легла на койку, решив время от времени наведываться к ним и к брату, чтобы следить, не нужно ли им чего. Но её заботы и трудности были мелочью по сравнению с тем, что, должно быть, переживал сейчас Сэмюэл Бартен, но мелочью необходимой. А когда налетел шторм, мысль об опасностях, переживаемых одноглазым матросом, заставляла её стойко и непреклонно выполнять эту обязанность.
Френк хотел уйти, но никак не мог на это решиться. Он убеждал себя, что для порядка может оставить Бочку, но это его не успокаивало, потому что он не мог дать точные инструкции матросу, а если бы и мог, то не доверился бы его бдительности. Если бы между Линчем, Тигром и Мулатом была какая-то договорённость, не важно, о чём, то он бы давно ушёл, но всё совершилось так стремительно, что эти трое не успели посоветоваться, и жалко было отказываться от такого преимущества.
«Еле стоит, - изнывал Дик, поглядывая на Френка. – Охает. Вот и шёл бы к себе. А после шторма ты уже не сможешь услышать от Палтуса новости».
«Держись, парень, - мысленно подбадривал Френка Хьюго. – Только не сдавайся. Ты нужен мне здесь. Как мне до тебя добраться, если ты уползёшь в каюту?»
Погода долго не менялась, и Френк думал, что шторм налетит нескоро, так как уже прошла большая часть ночи, показавшаяся ему мучительно долгой. И вдруг небо стало быстро заволакивать чёрная пелена, задул усиливающийся с каждым порывом ветер. Море, прежде представлявшееся бурным, стало страшным. Волны приобретали вид пенистых гор, и шхуна стала то взмывать вверх, опасно кренясь, то низвергаться вниз, вызывая головокружение и страх смерти. Френк вцепился в борт и в трос, остановившимися от ужаса глазами глядя то на море, то на перебегающих с места на место матросов, которые что-то тянули или переставляли по команде Хьюго. Самому ему казалось немыслимым оторваться от опоры, казавшейся уже очень ненадёжной, а капитан Линч бодро расхаживал по палубе, поощряя старательных или умелых и награждая пинками и руганью нерадивых или трусливых.
Теперь бы Френк ушёл с радостью и спокойной совестью, потому что тайные совещания казались ему немыслимыми в таких условиях, но он боялся даже на миг оторваться от опоры. И вдруг у него округлились глаза: по палубе шёл капитан Йенсен, слабый, больной, с глазами, обведёнными густыми чёрными кругами, но державшийся твёрдо. И сразу Френка пронзили два чувства: уважение перед больным, почти умирающим человеком, заставившим себя после тяжёлого припадка встать и выйти на палубу, и страх перед ним.
Хьюго увидел Акселя без удовольствия, но приветствовал его выразительным жестом.
- Начинается? – вяло спросил капитан, но паруса и расстановку матросов оглядел цепко. – Подойдите сюда, Френк, и встаньте рядом.
Он ненавидел главаря шайки негодяев, виновника несчастий, приключившихся с ним, его близкими и теми, за кого он нёс ответственность, однако раз от этого человека зависела жизнь заложников, он должен оградить его от несчастья, возможного во время шторма. Френк неопытен, поэтому может погибнуть по собственной глупости. Пусть лучше он стоит рядом, чтобы можно было поддержать его.
«Если так стоек он, то мне стыдно проявлять слабость, - подумал Френк. – Но я боюсь его. Он же убьёт меня. Когда Линч отойдёт и не будет нас видеть, он меня убьёт. А если Линч и увидит, то может не успеть или не захотеть придти на помощь. Наверное, ему хотелось бы занять моё место и самому руководить поисками клада. Март и Мореход способны перейти под его командование без лишних вопросов, Рыжий валяется без сил и, кажется, без разума, а Салли ничего другого не останется, как подчиниться. Нет, Линч мне не
