одинокой и не предполагала, что Дэвид способен заметить такую мелочь, как её покрасневшие глаза. Слово участия едва не сломило её мужество.
- У тебя ужасный почерк, Дэви, - ответила она, преодолев слабость. – Чтобы не ослепнуть, мне надо делать перерывы в работе.
Профессор подозрительно поглядел на неё.
- А может, виноват не почерк, а кок? Он не сказал тебе ничего оскорбительного? Это грубый человек, Эстер, и он привык к таким женщинам, как миссис Барлоу.
Эстер было удивительно, что брат продолжает видеть в горничной женщину. Ей казалось немыслимым, что и она так долго заблуждалась.
- О, Изида! О чём думает мой брат! Да будет тебе известно, что мистер Линч не привык к таким женщинам, как миссис Барлоу. И вообще не говори мне об этом человеке. Он меня не интересует.
Профессор встревожился, но он знал, что невозможно даже надеяться добиться от сестры объяснения, раз она решила скрывать то, что её огорчает.
- Уделяй больше внимания родственнику нашей мумии, - посоветовал он. – Хоть к нему и вернулась память, но всё равно это несчастный человек. Я не знаю, что он перенёс в жизни, но вчера вечером, когда я вышел наверх, он попался мне на глаза. И, знаешь, что меня поразило? У него был вид… такой вид, словно ему плохо… не физически, если ты понимаешь, что я хочу сказать. У него есть какая-то тайна, Эстер, и он страдает. Будь ласковее с ним и держись подальше от кока. Уж у него-то нет никаких тайных страданий. На редкость самоуверенный тип.
Бедной женщине были нестерпимы разговоры о человеке, который поступил с ней так жестоко. Она, Эстер Фэрфакс, всю жизнь посвятившая заботам о других, но никому не нужная, вдруг почувствовала себя любимой, желанной. И вдруг она узнала горькую правду: не она нужна, а всего лишь деньги, которые, как предполагалось, должны у неё быть, сама же она сначала предназначалась в жертву алчности капитана Линча, а потом была уступлена его другу. Её уступили, словно она какая-то вещь, не имеющая души, чувств и разума. А Сэмюэл принял подарок друга, словно это было естественным делом, словно так и полагалось поступать с женщинами.
- Хорошо, Дэви, - ответила она. – Мне тоже кажется, что у этого матроса есть тайна, делающая его несчастным.
Странное дело – она ушла от брата чуть приободрённая, будто её утешило слово участия и утверждение, что у Сэмюэла несчастный вид. Зато замечание Дэвида о том, что кок самоуверен, заставило её возненавидеть отца Джейн, и ей показалось невозможным, чтобы такой негодяй испытывал страх за свою дочь, но не потому, разумеется, что он не способен о ней беспокоиться, а потому, что он не мог завлечь её туда, где бы ей угрожала опасность. Он использовал невинную ничего не подозревающую девочку для достижения своей цели, а теперь рассчитывает получить богатый выкуп и продолжать тайно навещать её в пансионе. Возможно, эти деньги он использует на неё же.
Капитана Линча не покидали и не могли покинуть мысли о дочери. Мисс Фэрфакс обещала, что её брат выкупит и его девочку, и это избавило его от многих хлопот, ведь иначе пришлось бы придумывать, как сообщить о том, что у мисс Лич имеется богатый отец-американец. А как добраться до этого американца, а особенно до его денег? Он был уверен, что никакого выкупа не будет, а уж тем более, выкупа за Джейн, которую Френк по доброй воле не отдаст, но всё-таки это была та самая соломинка, за которую хватается утопающий, и умная женщина помогла ему, подтвердив, что её брат не пожалеет денег. Но доводить до крайности нельзя и надо будет действовать, когда шхуна подойдёт к берегу. Что делать, он не знал и уже сбился со счёта, придумывая всё новые и новые ситуации. Но никто не смог бы предсказать, что случится на самом деле. Пока что он упорно искал, за что бы зацепиться при определении места высадки. Он изучал копию татуировки, накладывал на неё кальку с изображениями шрамов, которую Френк нарисовал заново, всматривался в настоящие морские карты, взятые в каюте капитана, и с превеликим трудом наметил главное место высадки, объяснив свой выбор особым рисунком выступов берега, и два дополнительных места, в которых он тоже ухитрился найти особенности. Он рассудил, что, если ему не удастся вызволить людей из плена сразу, он должен иметь для этого ещё две возможности.
Френк очень чётко распределил время работы над картой, дежурств на палубе и отдыха для себя, Мартина и Морехода, поэтому не только не изнурял себя, как это было, когда он оставался один, но даже полностью восстановил силы. Сейчас он считал главным для себя подбадривать кладоискателей, когда они по очереди или попарно сидели над картой и пытались отыскать новые указания. Особенно он надеялся на Линча и Мулата.
- Ты вспомнил что-нибудь о камнях? – приставал он к одноглазому матросу.
- Пытаюсь, - оправдывался он, думая не о несуществующих камнях, а об Эстер.
- У меня такое чувство, что ты не стараешься напрячь память. Тебе надо представить сокровища. Вообрази, как они сверкают, переливаются, дразнят. Когда ты осознаешь, сколько они стоят и какую жизнь ты сможешь вести на эти деньги, ты захочешь их получить, так страстно захочешь, что будешь день и ночь вспоминать всё, что тебе когда-то говорил Филин. Ты хочешь быть богатым человеком?
Мулат не так давно уже почти побывал богатым человеком и не ждал для себя ничего хорошего от нового состояния, если бы оно вдруг на него свалилось, как не получил радости от старого, тем более что любовь и уважение Эстер он не мог вернуть ни за какие деньги.
- Хочешь? – настаивал Френк?
- Ну… да, - промямлил Мулат.
- А чего именно ты хочешь?
Матрос не мог признаться, что ему очень хочется свернуть Френку шею, ведь это из-за него он потерял любимую. К чему было говорить ей о выкупе, о том, что её залучили на шхуну ради её денег, а потом уступили другому? К чему? Мало ли что Хьюго наговорил Френку о своих видах на сестру профессора! Эта выдумка предназначалась не для её ушей, а только для Френка с приятелями. Зачем же было унижать женщину? Какая была в этом необходимость?
- Я хочу… - начал Мулат. – Отвяжись, Френк! Когда ты начинаешь меня допрашивать, я всё забываю. Пусть лучше Хьюго задаёт мне вопросы, у него это лучше получается.
Кок был рад лишний раз поговорить с другом. Он не мог при свидетелях сообщить ему ничего нового или о чём-нибудь предостеречь, но ему казалось, что так между ними поддерживается невидимая связь, которая поможет им в решающий момент.
- Вспоминай самого Филина, - советовал Хьюго Мулату, рассчитывая при этом на любопытство Френка. – Помнишь, как любил он потешить нас и себя разговорами?
- Помню, - печально согласился матрос.
- А о чём он обычно говорил? – с интересом спросил Френк.
- О разных вещах, - с удовольствием принялся объяснять Хьюго. – У него была уйма всяких занятных историй. Особенно ему удавались описания наказаний для провинившихся матросов. Я забыть не могу, как хохотал Один, когда старик рассказывал ему о килевании. Ты, Френк, этого не знаешь, но суть сводится к тому, что человека протаскивают под килем судна туда, а потом, если он не захлебнулся или его не разодрало о ракушки и прочее, что наросло на днище, - обратно.
Френку не верилось, что Один мог над этим смеяться, но Мулат кивал, словно и он хорошо помнил этот случай.
- Я не любил слушать про всякое такое, - признался матрос.
«Это понятно, - согласился Френк про себя. – Я представить не могу, что ты кого-то убиваешь. Кажется, ты способен только терпеть, когда тебя бьют. Слабый духом и умом матрос, только и способный лазить на мачты и тянуть канаты. Ничтожество».
Хьюго тоже думал о Мулате, но иначе, чем Френк. «Не любил про это слушать, - передразнил он его мысленно. – Я тоже не любил. Но ушёл ты с Яном, а не со мной, а он наверняка проворачивал такие дела, что ужаснулся бы даже Френк. Ясно, что ты лишь выполнял приказы и занят был лишь матросской работой, но ты же не слабоумный и всё видел. Как же ты ухитрился остаться невинной овечкой? Правду сказал Джо, что ты будешь таким же, как тот, кто поманит тебя за собой. Со святым ты будешь праведником, а с Яном будешь грешником, не подозревая, что творишь».
- Но про такие вещи Филин говорил для нашей же пользы, - вещал он вслух, - а с тобой любил отвести душу в воспоминаниях. Он ведь много рассказывал тебе про капитана Гартона?
- Конечно, - с готовностью согласился Мулат. – И про Хантера.
- Вот-вот. А теперь вообрази, что вы сидите на палубе, и он говорит о них, о карте, о хитрых метках на ней. Насколько мне известно, там не было очень чётких указаний?
- Не было, - подхватил его мысль Мулат. – Это как с камнями. Указание на них было, а направление поисков должно было подсказать их особое расположение. Надо как-то встать, чтобы камни закрывали друг друга и образовали стрелку. Но это можно распознать лишь на месте.
- И, вроде, было что-то ещё, кроме камней, - заметил Хьюго. – И на карте эта особенность тоже не была оговорена, а стоял лишь знак, что в таком-то месте есть кое-что важное.
- Может, ты говоришь о дереве? – наугад спросил Мулат.
Френк насторожился, потому что и они сразу отметили одинокое дерево на опушке леса.
- Дерево было, но это плохая примета, - отозвался Хьюго.
- Почему? – спросил Френк.
- Оно недолговечно. Попадёт в него молния – и нет его.
- А если уцелеет, то вокруг него могут вырасти другие деревья и скрыть его, - подхватил Мулат.
- Зачем же выбирать такие ненадёжные указатели? – огорчился Френк.
Хьюго засмеялся.
- Пират, который спрятал этот клад, наверняка рассчитывал сам к нему вернуться, а за такой короткий срок дерево отыскать было бы просто. Вряд ли он думал о наших удобствах.
- У этого дерева один сук был очень длинным, и оно было чуть наклонено в ту сторону, куда указывал этот сук, - разъяснил Мулат. – Но с тех пор прошло столько времени, что от дерева и трухи не осталось.
- Может, осталась не только труха, - возразил Френк. – Некоторые деревья живут по несколько сотен лет. Но, наверное, Филин понимал, что дерево – ненадёжный указатель, потому что рядом с его изображением нарисовал ещё и стрелку.
- Возможно, - не стал спорить Хьюго.
Такие совещания происходили часто, и Френку казалось, что с каждым разом в голове у Мулата всё больше проясняется, поэтому к приходу на место он вспомнит всё, что когда-то знал.
Капитан Линч тоже постепенно осваивался с картой и, выбрав некоторые линии на рисунке, придумал, как их можно будет поинтереснее объяснить, чтобы, если понадобится, на время отвлечь внимание тех, кто будет рядом.
Глава 24
Кок «Александрии» ведёт хитрые разговоры
В отличие от первых очень бурных дней после открытия истинного положения дел на «Александрии», дальнейшее плавание казалось тихим и однообразным, если не принимать во внимание скрытых от посторонних взоров человеческих надежд, горестей, страхов и страданий.
Когда капитану Йенсену велели плыть к некоей обширной области, то у него не возникло никаких эмоций. Он был пленником и всего лишь выполнял задание, но, когда эта область стала сужаться, его стала посещать мысль, что ему знакома эта земля, хотя он там и не был. Потом ему указали точные координаты, куда надо привести шхуну, и, глядя на карту с отметками течений и глубин, он пытался сообразить, где он мог видеть очертания этого берега. Может быть, догадка не
