что, как она знала с раннего возраста, всех очень умиляло.
Херувимчик, испытывая боль во всём теле, а особенно в боку, потому что подрался в кабаке сразу с тремя посетителями, а нож у него из рук выбили сразу, помнил наставления капитана и хотел ответить очаровательной крошке что-нибудь ласковое, но не успел подобрать нужных слов, когда ощутил очередной приступ боли. В итоге у него вырвалось такое выражение, что все замерли, а капитан прикрыл рукой глаза.
- Я не поняла, - призналась Джейн. - Вы иностранец?
Протрезвевший к тому времени Мистер Диксон, давясь от смеха, незаметно показал матросу кулак, и тот кивнул.
Девочка не слышала, как Дед озабоченно сказал капитану:
- Боюсь, что это невинное дитя к концу плавания научится ругаться не хуже любого из наших парней. Как бы мы, а особенно Херувимчик, не сбили этим на неё цену.
Не видела она и того, как сразу помрачнел капитан.
Мистер Диксон сначала её удивил и немного напугал, когда в первый раз показался ей на глаза. Для неё всё было ещё ново, она никого не знала, кроме капитана, Коротышки, Деда и мальчика по имени Дик, который её упорно избегал. И вдруг, когда они с Коротышкой сидели в своей каюте и она смотрела, как он мастерит для неё кораблик, открылась дверь и на пороге возник плотный низенький человек с взъерошенными чёрными волосами, в сильно измятой одежде и со скомканным полотенцем на голове. Он остановился, пошатываясь и цепляясь за косяк.
- Я фея снов, - объявил он.
Глаза у девочки сами собой так широко раскрылись, как она никогда не могла расширить напоказ, а матрос уронил себе на ногу большой нож с широким лезвием и тяжёлой рукояткой и вздрогнул от боли.
- Капитан! - закричал он. - Дик, беги за капитаном!
К счастью, Хьюго появился быстро.
- Я фея снов, - повторил странный человек. - Я отгадываю сны.
- Иди, фея, сначала проспись, а потом будешь гадать, - сказал капитан, уводя своего помощника.
- Разве феи не могут отгадывать сны, пока не выспятся? - спросила Джейн.
Коротышка и вернувшийся капитан еле удержались от смеха.
Позже, когда она немного приноровилась к новой жизни и гуляла по палубе, рассматривая все окружающие непонятные предметы, Мистер Диксон появился перед ней опрятный и подтянутый. Он ласково улыбнулся девочке.
- Здравствуйте, фея снов, - сказала она. - Вы уже выспались?
Помощник капитана растерянно оглянулся на умиравших от смеха Хьюго и Коротышку, но так как до него доходили слухи, что в пьяном виде он иногда совершает очень странные поступки, то он не стал уточнять, в чём причина их веселья и какой смысл заключён в словах ребёнка.
Только с двумя людьми на «Французе» Джейн, любившая подчинять себе окружающих, не понимала, как себя вести. Это были Палтус и Дик.
Молодой матрос был вежлив и предупредителен, но старался её избегать. Девочке не нравилась его улыбка, не сочетавшаяся с выражением глаз, и она тоже сторонилась его. А мальчик иногда бросал на неё угрюмые взгляды, особенно если она подходила к капитану и тот ласково разговаривал с ней, а то и брал на руки. Этот непонятный Дик всё время ходил за капитаном и тому это не мешало, но стоило ей завладеть вниманием Хьюго, как мальчик уходил и глаза его при этом становились грустные-грустные. Джейн сначала недоумевала, но потом неосознанно почувствовала, что он отчаянно к ней ревнует, и сразу же стала чаще, чем ей самой хотелось, оттягивать на себя внимание капитана, чтобы доставить Дику неприятность.
Девочке было хорошо на «Французе» и намного интереснее, чем у сэра Роберта. У неё был обширный круг общения, она с неослабевающим интересом следила за работой матросов, иногда позволяла себе капризничать, но в меру, скорее для собственного удовольствия, чем по нужде, и с наслаждением дразнила Дика. Но что самое важное - у неё почти исчезли ночные кошмары. Не то от новизны обстановки, не то от морского воздуха, а может, потому, что её не укладывали спать днём, но к вечеру она так уставала, что засыпала прямо на палубе, не чувствовала, как её уносили в каюту, и спала до самого утра крепким здоровым сном. Лишь темноты и одиночества она боялась по-прежнему, а ещё боялась оставаться одна в помещении, особенно, если оно не было ярко освещено.
Для Палтуса настало ещё более тяжёлое время. Ему и прежде не удавалось подступиться к камбузу, а теперь на палубе постоянно торчала маленькая девочка, которая совала повсюду свой нос и то и дело подбегала к Питеру.
- А хочешь, я сделаю для тебя трон? - услышал однажды Палтус голос кока и, сам не зная почему, подошёл к камбузу поближе.
- А как? - спросила Джейн, удивлённо тараща глаза.
- Вот. Пожалуйста.
- Это всего лишь уголь, накрытый тряпкой, - прозаически пояснила Джейн.
- Хочешь, выгребу уголь? Будешь сидеть в ящике, как в королевской карете.
- У дедушки есть очень красивый экипаж, - похвасталась девочка. - Мы в нём часто выезжаем покататься за городом. Капитан сказал, что мы плывём домой. Когда мы туда попадём, я могу попросить, чтобы тебя тоже взяли на прогулку.
Питер замолчал, явно чем-то огорчённый, и Джейн подумала, что он ей просто позавидовал. Однако что-то, похожее на зависть, испытывал не кок, а подслушивающий их Палтус.
«Красивый экипаж, - со злобой повторил он про себя. - У меня тоже будет красивый экипаж, когда я доберусь до камней».
- Придумал! - воскликнул Питер, отгоняя нахлынувшую жалость к наивному ребёнку. - Давай я высыплю уголь в тот угол, а ящик переверну. У тебя будет постоянное место.
Палтус чуть не лишился чувств.
- Джейн, где ты? - раздался голос Коротышки, опасавшегося, как бы её не обидели или она сама не навредила себе, сунувшись, куда не следует.
- Я здесь! - откликнулась девочка и небрежно бросила негру, с которым уже не церемонилась. - Я к тебе потом ещё зайду, Питер.
Палтус понял, что его благополучие висит на волоске и надо срочно что-то предпринять.
Убедившись, что с ребёнком всё в порядке, Коротышка вновь принялся за работу, а Джейн углядела, что капитан разговаривает с Мистером Диксоном, положив руку на плечо Дика, а тот боится пошевелиться от счастья. Сейчас же её кукольное личико приняло жалобное выражение, и хитрая девочка подошла к капитану. Слёзы покатились у неё из глаз, и она принялась всхлипывать.
- Что с тобой, крошка? - обратился к ней встревоженный Хьюго.
Он не мог видеть, как плачет несчастный ребёнок, и протянул к Джейн руку, чтобы приласкать её, а она вцепилась в неё и зарыдала.
- Мой дедушка! Моя няня! - приговаривала она, косясь на мальчика.
Хьюго, мгновенно помрачнев, поднял девочку на руки и прижал к себе, успокаивая. Джейн обвила руками его шею и прижалась лицом к его плечу, наблюдая, с какой болью Дик смотрит на эту сцену. Такая игра её очень забавляла. Это было даже интереснее, чем дразнить Мэри.
Но сегодня ей не повезло. Случайно Хьюго бросил взгляд на мальчика, уловил тоску в его глазах, разгадал её причину и сейчас же обнял Дика другой рукой.
- Почему бы вам не подружиться, дети? - спросил он, опуская девочку на ноги.
Дед с усмешкой смотрел на них, но не проронил ни слова.
- Как жаль, что ты не мальчик! - сказал Хьюго, пропуская сквозь пальцы её шелковистые локоны. - Как всё было бы проще!
Старик отвернулся, скрывая смех.
С этого дня на Хьюго стало всё чаще находить мрачное настроение. Любимый «Француз» стал вызывать в нём почти отвращение. Он сделался угрюм и иногда раздражался без всякого повода.
- Что с ним? - спросил Обезьяна у своего молчаливого приятеля, получив нагоняй за пустяк, на который прежде капитан и внимания бы не обратил.
Мышонок медлительно перевёл глаза с удаляющегося капитана на провинившегося матроса и еле заметно качнул головой.
- Понимаю, что ему нелегко везти ребёнка бог весть куда, - согласился Обезьяна. - Но это ещё не повод набрасываться на меня.
Мышонок вновь сделал движение головой и чуть шевельнул губами.
- Да, камни не найдены, - подтвердил Обезьяна.
Молчаливый матрос глянул на своего друга.
- Я и сам не понимаю, куда их могли спрятать, - продолжал странный диалог Обезьяна. - Да, ты прав: этот человек среди нас. Но как его найдёшь? У меня есть кое-какие соображения, но нет доказательств. Ты доверяешь Херувимчику? И мне он тоже подозрителен. Я вот думаю, а не могли его избить на берегу из-за камней? Отдубасили до беспамятства, забрали бриллианты, а он остался ни с чем и вернулся на люггер, а точнее, его вернули. Сначала-то он, вроде, собирался сбежать, ведь я видел, что он забрал с собой все свои деньги. Только, если я прав, камней нашему капитану больше не видать.
Обезьяна спокойно рассуждал о матросе с обманчивой внешностью, но если бы знал, о чём думает сам Херувимчик, то он бы оскорбился, потому что этот матрос был почти убеждён, что камни стащил Мышонок. Или Мышонок, или Палтус.
Акула в который уже раз доказывал своему ближайшему приятелю, что бриллианты мог стащить Обезьяна, потому что когда-то он был карманником. Попугай не стал напоминать ему, что Акула сам когда-то сбежал из дома, прихватив из кассы отцовского магазина всю выручку. О себе он, тем более, умолчал, потому что в ранней молодости, не обладая достаточно ловкими пальцами, не мог стать невинным карманником, а потому связался с компанией, промышлявшей по-крупному, и только чудо спасло его от ареста и виселицы, что навсегда отвратило его от таких компаний и таких дел.
- Только вот не пойму, куда он ухитрился засунуть камни, - недоумевал Акула.
- А у обезьяны… обезьяны, да… - начал Попугай. - Так вот обезьяны всё засовывают… да, засовывают… в защёчные мешочки… мешочки…
Смешливый Акула хохотал до колик.
- Палтус мне не нравится… да, не нравится, - продолжал Попугай. - Не нравится.
- Мне тоже, - согласился Акула. - Но он, вроде, постоянно на глазах. Куда он мог спрятать бриллианты?
Палтус знал, что его многие недолюбливают из-за скрытности характера и из-за того, что он сам сторонился товарищей. Он и не стремился сойтись с малоинтересными ему людьми, потому что всегда предполагал, что проплавает на «Французе» до тех пор, пока ему не улыбнётся удача, а сейчас тем более ему незачем было завоёвывать их расположение, раз он скоро должен их покинуть. Его вообще не волновало чужое мнение о своей особе. Сам он ценил себя очень высоко, а остальные были для него всего лишь случайными и не самыми приятными попутчиками на его жизненном пути, некоторых же их матросов он откровенно недолюбливал. Он бы поспешил с ними расстаться, если бы не сокровища, спрятанные в простом, очень надёжном, однако, к сожалению, ставшим для него недоступным месте.
Минутная и сейчас же забытая выдумка Питера выгрузить уголь и перевернуть ящик для того, чтобы Джейн могла иметь свой трон на камбузе, напугала его, и он начал в спешке обдумывать, как ему добраться до камней, но ни одного осуществимого решения не приходило ему на ум. Он словно отупел.
Говорят, что дуракам везёт. Палтус дураком не был, но и ему повезло, потому что то, над чем он тщетно ломал голову, совершилось само собой.
Охваченный унынием матрос, часто проходивший очень близко от камбуза, который по понятным причинам притягивал его, увидел, как Джейн, несколько раз на дню наведывавшаяся на камбуз, заглянула туда и принялась с удовольствием наблюдать, как Питер вытанцовывает перед большой кастрюлей с клокочущим супом. На одной из фигур танца он
