странно, никто не проболтался. А вскоре произошёл один случай, после которого наши с Косым фронтовые дороги разошлись. Точнее говоря, его фронтовая дорога закончилась.
Тем временем, бои в полосе дивизии не прекращались. Мы с большим трудом продвигались в горы. Казалось, что сама природа противится нам, помогая врагу. Карпатские хребты цепочкой вершин простирались вперёд на сотни километров. Бои шли за каждую вершину, высоту, за каждый бугорок.
Находясь в районе Дуклинского перевала, дивизия вела бои бок о бок с воинами чехословацкого корпуса генерала Людвига Свободы.
В одном из боёв в районе этого перевала произошёл такой случай. В долине гитлеровцы окружили русскую артиллерийскую бригаду. Говорили, что на наших лезло до 300 танков врага. У артиллеристов тылы отстали, снарядов почти не было. Начался неравный и ожесточённый бой. Немцы все плотнее и плотнее сжимали кольцо. Оставшиеся в живых потом, захлёбываясь и заикаясь, рассказывали, как у них кончились снаряды, как танки полезли на орудия, вминая их в землю. В долине был ад кромешный. Наши начали отбиваться гранатами, табельным оружием, потом прятались кто куда. И когда уже почти никого не осталось, по врагу ударили «катюши». Они не успели совсем немного, чтобы спасти бригаду. «Катюши» били прямой наводкой, поэтому немцам недолго пришлось праздновать победу. Одни танки горели, а другие в спешке отползали.
Из всей бригады уцелели только девять человек, не считая тяжело раненых. Их привезли в село, в котором располагалось наше подразделение. Мы были в тот период во вторых эшелонах и только что сами прибыли и размещались по домам.
На артиллеристов было страшно смотреть: грязные, одежда порвана. Они были на грани нервного срыва. А вскоре произошёл случай, из-за которого они эту грань сразу же далеко переступили.
Мы определили их всех вместе в один большой, ухоженный дом в центре села. Дали выпить. Они были очень возбуждены, только и говорили что о бое. Не говорили даже, а почти кричали. Лишь изрядно выпив водки, они немного успокоились и легли отдыхать.
Вскоре прибыл штаб полка. Связные начальника артиллерии Косого пошли искать ему жильё. Пройдя по селу, они остановились возле дома, где отдыхали те самые артиллеристы. Зайдя внутрь, они увидели девять пьяных батарейцев, заснувших или просто лежавших кто где. Связные Косого предложили им освободить помещение для своего начальника. Артиллеристы возмутились, ответив им непечатными словами. Возник скандал. Из дома слышалась ругань – сплошные маты.
Тут появился сам Косой. Выхватив пистолет, он надменно предложил бойцам убраться из дома. Снова послышалась отборная матерщина, а один из артиллеристов, недолго думая, выхватил гранату и бросил прямо под ноги Косому. Раздался взрыв. Гриша залился кровью, у него оказалась серьёзно повреждена мошонка. Он потерял сознание от боли и упал на пол. Связные схватили Гришу и понесли в госпиталь, там ему оказали первую помощь, а потом отправили в тыл. На этом для него война закончилась.
А те девять артиллеристов, которые чудом спаслись от немецких танков в то время, когда погибла вся бригада, попрыгали в окна и разбежались кто куда. Их бросились преследовать штабные. Догнали одного и со злом избили колом, оторванным от забора. Парень скончался от побоев на месте. Остальных восемь человек не нашли, и я про них больше ничего не слышал.
Вот, и так бывало на войне: не разбирали, кто прав, кто виноват, бей – и дело с концом.
А что же Гриша Косой? Оказывается, он не умер. И более того, остался вполне дееспособен во всех смыслах. По крайней мере, с Верой Поповой, с которой он прошёл всю войну, он не расстался, как это часто бывало у других с их ППЖ. Она вышла за него замуж, стала Косой. Григорий Филиппович умер в 1985 году, а Вера Васильевна пережила его на восемь лет. Я узнал об этом из информационного письма для ветеранов 81-ой дивизии. И хоть я нередко злился на Гришу, да и, сказать по правде, было за что, мне стало его жаль. Всё-таки мы прошли с ним чуть не всю войну. Ведь я познакомился с ним ещё в 1942 году, накануне Воронежско-Касторненской операции. Мало было людей на войне, которых я знал бы целых три года.
Говорили, что под конец жизни он и Вера Васильевна увлеклись спиртным.
На должность начальника артиллерии 467-го полка прислали майора Комягина.
Бои продолжались. Чем дальше мы продвигались в Карпаты, тем они были труднее. Немцы занимали стратегически выгодные высоты. Они имели время оценить обстановку, построить надёжные укрепления. Долины, сёла, дороги прикрывались перекрёстным и фланговым огнём пулемётов и артиллерии.
Чехословацкий корпус в то время, когда им командовал Кратохвил, не очень-то усердствовал в боях. Сам Кратохвил, говорили, отсиживался во вторых эшелонах, налегая на британский виски. В конце концов, Конев, с одобрения Сталина, поменял командование корпусом, назначив Л. Свободу. Дела пошли живее.
Особенно тяжёлыми были бои за Дуклинский перевал. Всюду тебя мочит проклятый холодный дождь, слышится хлюпанье и чавканье жидкой грязи под ногами солдат. На дне окопов вода, в землянках и блиндажах вода. Спали в сырости. Куда ни прислонишься – везде мокро.
Лошади в таких условиях были почти бесполезны. В непролазной грязи они увязали, часто падали, выбиваясь из сил. Приходилось батарейцам самим впрягаться и тащить пушки и передки со снарядами.
Крутые горные скаты немцы превращали в линии обороны. Каждый шаг вперёд давался ценой огромной крови.
В конце октября стрелковые роты 467-го и 519-го полка стали слишком малочисленны для того, чтобы вести наступление. Они были сведены в два батальона. В 410-ом полку нашей дивизии дела обстояли ещё хуже.
Так мы прекратили наступление и начали переходить к обороне. День и ночь рыли окопы, строили землянки и блиндажи, устанавливали мины. Артиллерию поставили в доты.
Карпатско-Дуклинская операция, в которой 81-ая дивизия принимала активное участие, завершилась 28 октября на подступах к долине реки Ондава. Пополнение к нам в батарею прибыло 2-го ноября.
Очень тяжело я перенёс зиму в Карпатах. Она выдалась суровой. Мороз временами доходил до 20 градусов, а потом вдруг резко сменялся почти «нулевой» температурой, и на смену снегопадам приходил холодный и нудный дождь. Почва была настолько насыщена водой, что, казалось, копни на два штыка – вот тебе и колодец. Хуже всего было в окопах и землянках.
Солдаты карабкались по каменистым откосам, преодолевая толщу снега, набившегося между кустами и деревьями. Ноги были всегда мокрыми от тающего снега, а всё остальное – от пота. Самое страшное начиналось, когда бойцы поднимались слишком высоко, туда, где мороз не спадал всю зиму. Мокрые шинели дубели, стесняя движения и мешая стрелять. Сапоги скользили по камням и льду. Мокрые ноги сводило от холода. Солдаты были голодные и выбивались из сил.
Зачастую именно в таком состоянии они достигали укреплённых на высотах позиций врага. Немцы были, безусловно, в более комфортных условиях. По крайней мере, у них в блиндажах было сухо, под рукой питание и пулемёты с полным боекомплектом. И вот на такого врага лезли уставшие, мокрые и голодные русские солдаты. Очень часто дело доходило до рукопашной. Это ли не подвиг? Да, каждый из них был настоящим героем! Но сами они себя такими не считали. Они просто делали своё солдатское дело – воевали и старались не умереть.
Нередко среди убитых и пленных врагов попадались ОУНовцы (члены организации украинских националистов). «Самостийники», воевавшие, по их словам, за независимость Украины. Вообще, ОУНовцы и бендеровцы причиняли много хлопот Красной Армии. Они производили диверсии, сообщали немцам сведения о наших войсках, нападали на небольшие группы советских солдат. Но больше всего они ненавидели украинцев, осмелившихся сотрудничать с Красной Армией и советской властью. Я уже коротко упоминал об их зверствах.
В конце января – начале февраля 1945 года 467-ой полк продолжал прикрывать левый фланг 52-го стрелкового корпуса. На нашем пути был городок Новы Сонч. 1-ый батальон под командованием майора Боткина в районе Гуты встретил упорное сопротивление врага. При поддержке полковой и батальонной артиллерии, а также сил 3-го дивизиона 346-го артполка майора Горуна, они отбросили немцев и захватили город.
Местное население радостно встретило наши войска. Словаки помогали нам чем могли.
Наш полк, пройдя в течение недели 150 километров, завязал бои в районе населённого пункта Суха. Вскоре нам удалось перерезать магистраль Суха-Живец.
Потом мы форсировали реку Бяла, захватив небольшой плацдарм. Утром 1-го февраля подразделения нашего полка пошли в атаку. Немцы устояли и вскоре предприняли ответный выпад. В течение дня нам пришлось отражать несколько контратак противника.
Плацдарм расширялся в южном направлении. Перед фронтом 81-ой дивизии немцы упорно сопротивлялись до 8-го февраля. В тот день нам удалось прорвать оборону фашистов в результате часовой артподготовки и решительного натиска пехоты. Вскоре мы прорвали и вторую оборонительную линию, и противник дрогнул. Немцы начали в спешке отступать. Правильнее будет назвать это отступление «бегством». Бойцы 467-го полка преследовали гитлеровцев по пятам. К вечеру мы заняли селение Мензыжече-Дол. Здесь решили остановиться на ночь.
В результате этого наступления наш полк на двенадцать километров вклинился в оборону врага и удалился от основных сил дивизии на опасное расстояние.
В результате следующие двое суток нам пришлось сражаться в полуокружении. Немцам очень хотелось взять нас в кольцо. Очень реальным представлялся такой шанс.
9-го февраля на нас пошли большие силы пехоты при поддержке самоходных пушек. Я приказал выкатывать орудия на прямую наводку. Вот когда счёт идёт на секунды. Батарейцы торопились, но суеты я не заметил. Враг, тем временем, подбирался всё ближе. Я скомандовал открыть беглый огонь. И понеслось: затвор, выстрел, лязг гильзы, затвор, выстрел, лязг, затвор, выстрел, лязг, …
Вижу: загорелась самоходка, потом ещё две. Пехоты в тот день положили не меряно. Бой был результативным и очень успешным для нас, в том смысле, что было мало потерь. За действия в этом сражении я был награждён орденом Отечественной войны I-ой степени.
Мы смогли продолжить наступление. 12 февраля наш полк овладел западной окраиной селения Ясеница. 14 февраля по приказу командира корпуса полк был снят с передовой и на автомобилях переброшен в район города Струмень. Здесь противник в спешке отходил. 16 февраля мы весь день преследовали немцев, отступающих в направлении Висла-Мала. Это была северная окраина Струменя. Около суток шли бои в районе населённого пункта Збыткув.
17 февраля 1945 года начальник артиллерии полка майор Комягин приказал артиллеристам и миномётчикам обходным путём занять огневые позиции. На карте он нам примерно указал район рассредоточения орудий. Я говорю «примерно», потому что разговор был такой:
- Дерево видишь? (имелось в виду на карте)
- Да, вроде вижу.
- Здесь поставишь пушку.
- А ты вот здесь овраг видишь?
- Вижу.
- Тут поставишь миномёты.
- А вот это сарай…
И так далее.
Местность незнакомая, дело к ночи. Хотя карты и ориентиры, и всё такое нам
