Булеков Н.П. Так дышала война. Воспоминания ветерана 81-ой стрелковой дивизии (сентябрь 1940 - июль 1946 гг.)

отверстие вполне мог пролезть человек. Митя легко проскользнул в образовавшуюся нишу. Мы действительно обнаружили тайник. Внутри были продукты, в основном, сахар, вермишель, немного консервов, несколько пальто, уйма женской обуви (насчитали около 300 пар), аккордеон, два велосипеда, несколько штук наручных часов и т.п.
Кому что нужно было – разобрали. Я лично взял себе один велосипед. Потом он оказался, кажется, единственным трофеем, который я довёз до дома.
Самое важное из того, что мы нашли, было добротное, совершенно новое, немецкое шёлковое нательное бельё. В тайнике было целых 120 пар такого белья. Я приказал Ерошенко всем батарейцам раздать по паре, а мне и взводным оставить по две. Он отложил мне три пары. Так в батарее мы покончили со вшами. Впервые за всю войну мои артиллеристы почувствовали относительный комфорт в этом вопросе.

Первомайские праздники 1945 года 81-ая дивизия встретила в бою. 2-го мая мы узнали, что пал Берлин. Нашей радости не было предела, мы ликовали, нас распирало от счастья. Все понимали, что войне конец, и надо дождаться, когда об этом объявят официльно.
А в Чехословакии фашисты продолжали сопротивляться..
Утром 3-го мая 467-ой полк сбил вражеские заслоны и двинулся вперёд. Было освобождено много населённых пунктов, среди них были города Фриштат и Цешин.
Население Чехословакии с радостью встречало нас как своих освободителей. Колонны войск и техники проходили по городским улицам под звуки духового оркестра. Вдоль дороги стояли празднично одетые люди с букетами цветов. На зданиях были вывешены государственные флаги Чехословакии и СССР. У встречающих наши войска в руках были красные флаги, флажки или просто алые ленты.
Везде повторялось одно и то же. На обочинах посёлков и городов, которые поражали нас своей ухоженностью и чистотой, собиралось всё население и приветствовало нас.
Наши бойцы с трудом проталкивались через пеструю толпу. Репродукторы разносили по площадям и улицам марши и советские песни. Стоило батарее остановиться, как нас окружали местные жители. Они украшали цветами лошадей, пушки, бросали цветы к нашим ногам, если в руки их взять мы уже не могли. Дети с любопытством карабкались на орудия, гладили лошадей. Многие плакали от переполнявших их чувств. Всюду слышались возгласы: «Нех жие рада армада!» Это можно перевести как «Да здравствует Красная армия». Кричали и по-русски, например: «Свобода! Победа! Да здравствуют русские! Да здравствует Сталин!»
Вечером, рассыпая трепещущий свет, взлетали разноцветные ракеты. Старики, дети, юноши и девушки держали наготове хлеб-соль. Они хотели фотографироваться с нами, просили у нас фотографии. Мы давали.
Мы уже чувствовали себя победителями.

В начале мая 1945 года произошёл один случай, который показывает настроения немцев в это время. Несмотря на то, что в Чехословакии они сопротивлялись дольше, чем где-либо, даже здесь ощущалось, что они понимают – война проиграна.
81-ая дивизия стояла где-то в районе Цешина. Справа и слева шли бои, а на нашем участке было затишье.
Командир взвода решил послать в нейтральную полосу разведчиков. Пошли бойцы Литвинов и Бессонов. Им надо было разузнать, что творится на немецких позициях, по возможности, проникнув как можно ближе к окопам.
Разведчики шли по нейтральной полосе совершенно спокойно. Вот показались траншеи противника. Немцев не видно. Прошли немного дальше. Вдруг слышат – в кустах кто-то всхрапнул. Подкрались ближе, оказалось, что это немецкий солдат. Здесь у него был оборудован какой-то пост. Парень, видимо, настолько был измотан, что спал стоя. Разведчики тут же связали его, заткнули рот кляпом. Есть «язык». Бессонов с Литвиновым уже собрались обратно, когда послышался звук баяна. Они переглянулись. Непонятно было, кто и где мог играть. Прочесали все кусты, вернулись к окопам. Никого нет. Потом стали прислушиваться. Звук был не мелодичным, то есть создавалось впечатление, что кто-то не играет, а просто растягивает меха. Они оба сошлись во мнении, что он идёт… из-под земли.
Потом они нашли замаскированный вход в землянку. Соблюдая все необходимые в таких случаях предосторожности, разведчики проникли внутрь. Звуки баяна слышались из-за приоткрытой двери. Литвинов осторожно заглянул в щель. Напротив входа, возле стола, повернувшись к нему боком, сидел немецкий офицер. На коленях он держал инструмент. Его фуражка лежала на столе. Офицер периодически растягивал меха, безразлично глядя в пол прямо перед собой. Литвинов попытался оглядеть остальное пространство помещения и увидел второго офицера, который сидел с другой стороны стола, опустив голову на сложенные руки. Похоже, он спал. На столе было много выпивки и закуски.
Разведчики ворвались внутрь, похоже, не слишком впечатлив этим немцев. Тот, что «играл» на баяне, без сопротивления отдал свой парабеллум и финку. Второй офицер при этом даже не проснулся. Он был мертвецки пьян и не заметил, когда его обыскали и забрали оружие. Более того, Бессонов не мог его добудиться. А когда это, наконец, удалось, то он выкинул такой номер, которого никак не ожидали наши разведчики.
Немец открыл глаза и некоторое время приходил в себя, всматриваясь в присутствующих. Потом, шатаясь приподнялся… и бросился обниматься со словами: «Рус, рус, гут рус». Разведчики опешили. Пока они сообразили, что к чему, он снова свалился на лавку и заснул. Насилу они доставили их в расположение нашего полка. Пришлось связать офицеров и тащить на плащ-палатках.
Вероятно, эти офицеры специально отстали от отступивших немецких соединений, чтобы сдаться. Собрали на стол всё, что осталось, напились и просто ждали своей участи.
В нейтральной полосе разведчиков обстреляли свои. Пехота их не пропускала, потому что незадолго до этого поменяли пароль, и разведчики его не знали. Те начали кричать, чтоб позвали командира взвода разведки. Вскоре он прибыл и подтвердил, что это действительно его бойцы.
Всё это время немецкий солдат лежал связанным под кустом, где был оборудован его последний пост. Когда пьяных офицеров дотащили до наших позиций вернулись и за ним.
Баян из землянки забрал себе, кажется, Литвинов.
Много лет спустя, на встрече ветеранов дивизии, он рассказывал мне об этом случае. Говорил, что всегда мечтал научиться играть на баяне и всё-таки научился. Именно на том самом, на котором рипел отчаявшийся немецкий офицер в апреле 1945 года.
Потом ещё долгие годы Литвинов играл на этом инструменте по свадьбам, имея неплохой приработок.

Наверное, здесь самое время сказать об отношении к простым немцам, которых мы встречали довольно много во время нашего пути по Чехии. Сначала я думал, что буду мстить всем подряд, не обращая внимания ни на что. Я не стану говорить за всех и обобщать какие-то свои выводы и наблюдения. Лично я сам, столкнувшись с немецким населением, довольно скоро понял, что ненависти к этим испуганным людям я не испытываю. Бывало всякое на войне, но бойцы моей батареи бесчинств над населением не творили. Если что и требовали у них, так это продукты. Что было, то было. Но грабежами не занимались.
Помню такой случай. Подошли мы к одной деревне, населённой немцами. Она оказалась совершенно пустой. На улицах нам встретился один пожилой мужчина. Через кого-то из своих бойцов, неплохо владевших немецким языком, я поинтересовался, куда делись все люди. Он ответил без испуга или смущения, что они очень боятся русских солдат, будто чертей с рогами. Последняя фраза – про «чертей» – мной несколько смягчена, так как мой «толмач» перевёл то, что сказал немец, таким образом, что получилось, будто мы натурально с рогами.
Я снял каску, наклонил голову вперёд, замычал и сделал шаг в сторону немца. Тот улыбнулся. Я спросил его, видит ли он рога. Мужчина несколько напряжённо засмеялся. Тогда я сказал, чтоб они ерунды не выдумывали, а шли бы нам приготовили что-нибудь поесть. Я обещал ему, что батарейцы никого не тронут. Селянин повернулся и куда-то ушёл.
К вечеру жители деревни показались на окраине леса. Впереди шли молодые немки и боязливо поглядывали в нашу сторону. Тем не менее, они нам поверили. Мы разошлись на постой по домам. Единственное, что мы заставили их делать, это готовить и кормить солдат.
А был один случай, так и вовсе потрясающий.
Было это уже после войны, во время нашего пребывания в Польше. Командир пулемётчиков Плотников влюбился в польку, а она в него. Страсть у них возникла такая, что описать невозможно. Он обратился к командованию с просьбой разрешить ему жениться на ней. Он хотел сделать всё как положено, хотел забрать её в СССР. По какой-то причине ему отказали. Плотников сильно переживал, долго думал как быть и, в конце концов, остановил свой выбор на любимой женщине. После расформирования нашей дивизии он женился на ней и остался в Польше. В Союз не вернулся.

5-го мая в Праге началось вооружённое восстание против немецких оккупантов. Восставшие попросили о помощи страны антигитлеровской коалиции. 6-го мая в радиоэфире на русском языке чехи обратились с просьбой о поддержке восстания советскими войсками.
В тот же день в 12.00. началось наступление 1-го Украинского фронта. Наступал и наш 4-ый Украинский. 8-го мая мы продвинулись на 40 километров и форсировали реку Морава. Уже 7-го мая местное население говорило, что война окончена, что по радио из Парижа, Лондона, Брюсселя и других городов передавали торжественную музыку, шли церковные службы, говорили о том, что наступил мир.
8-го мая наша дивизия вступила в город Пржеров. Здесь нас встречали, как и везде в Чехословакии – с флагами, цветами и музыкой. Недалеко от духового оркестра остановилась батарейная кухня. Солдаты обедали.
В этот момент ко мне подошли две чешские девушки лет 15-16 и пригласили зайти к ним в дом. Я с удовольствием принял это приглашение. Они жили в светлом, аккуратном и очень чистеньком доме, с просторной застеклённой верандой, посреди которой был накрыт праздничный стол. Было ясно, что эта семья заранее решила, что надо принять у себя кого-то из армии победителей, и мне льстило, что дочери хозяина высмотрели меня. Со мной пошёл ещё один офицер из моей батареи, и навязался старшина Ерошенко. Мы изо всех сил старались не ударить в грязь лицом и соответствовать возвышенному образу победителей, о визите которых, возможно, когда-нибудь будут рассказывать своим детям эти чешские девочки.
В доме нас встретил хозяин. Это был мужчина старше средних лет, инвалид. Он единственный из всей семьи (жены и двух дочерей) сохранял степенный вид и внимательно рассматривал нас. Женщины метались и суетились возле стола, светясь от переполнявших их эмоций. Не умея нам что-то сказать по-русски, они часто повторяли: «Капут война. Победа. Сталин». Хозяин поднял бокал за Победу. Мы выпили и стали закусывать. Чех смотрел, как мы едим, а потом вдруг сказал по-русски неожиданно чисто: «Так вот какие русские герои». Поскольку в дальнейшем он молчал, мы решили, что он специально выучил эту фразу.
К сожалению, долго гостить не пришлось. Батарея снялась и ушла на марш. Мне и товарищам подали верховых лошадей, и мы быстро догнали своих.
К вечеру 8 мая мы подошли к реке Влтаве. Накануне ночью немцы взорвали мост