через неё. Сапёры наводили понтонные переправы. На дороге, спускающейся к реке, наш полк растянулся в длинную колонну. Уже близился вечер, а наша очередь ещё не подошла. Я уже мысленно готовился к очередной бессонной ночи.
Опустились сумерки. Было очень тепло и тихо. Мы сидели возле орудия и говорили о чём-то, когда небо разрезали нити трассеров, раздались выстрелы из винтовок и пулемётов, рассыпаясь звёздным дождём, взвились жёлтые, белые, голубые, красные ракеты. Небо было исчерчено разноцветными линиями трассирующих пуль. Вдруг осветились горы, леса, долина, гладь реки. Чудесное светящееся кружево опоясало весь передний край. Мы вскочили и смотрели на всё это, разинув рты, не зная, что подумать.
Тут мы заметили, что к нам торопится наш майор Комягин. Он старался идти, но временами переходил на бег. Майор Комягин! Это от него я впервые услышал то заветное слово, ради которого мы прошли тысячи вёрст, потеряли многих друзей, загрубели душой, сотни раз умирали от страха, кормили вшей, голодали, спали в грязи и снегу. Ради этого слова наши матери прятались от почтальонов, а потом, обливаясь слезами, читали наши «бравые» письма. Да, чего только не было ради этого ёмкого русского слова «Победа».
- Победа, товарищи! Победа! – закричал, еще не добежав до нас, Майор Комягин.
- Победа! Победа! Братцы славяне, победа! Ура!!! – закричали бойцы.
Все кинулись к пушкам, схватились за личное оружие, стали стрелять в воздух. Мы лупили из всех орудий холостыми зарядами, строчили из пулемётов…
Шум, грохот, хохот – всё слилось воедино. Мы обнимали друг друга. Бойцы качали и подбрасывали офицеров. Все были счастливы.
А за рекой за нашим салютом наблюдали немцы.
Я помню, как услышал команду: «Вперёд!» Надо было двигаться к переправе. И как будто всё оборвалось. Батарейцы засуетились, я тронул поводья и поехал навстречу очередному бою. Мне стало досадно и горько: где-то победа, где-то кончилась война, а нам ещё предстоит биться, возможно, кого-то ранят, наверняка, кого-то убьют.
Сказать по правде, я не ощутил тогда в полной мере той Победы, что пришла к миллионам наших людей. Я устал и очень хотел спать.
Нам было приказано прекратить огонь и приостановить наступление до 23 часов 9 мая, а если войска Шернера будут сопротивляться, то нанести им решающий удар и окончательно разгромить. Хорошо бы, чтоб они не сопротивлялись. Мы так надеялись, что они сдадутся без боя.
Только на рассвете 9 мая мы оказались в каком-то населённом пункте уже на другом берегу Влтавы. Немцы были рядом. Я валился с ног, засыпал на ходу, но всё-таки проверил батарею, дал кое-какие распоряжения и пошёл спать в какую-то хату. Старшина во дворе готовил обед.
Я спал непробудным сном часа два. За это время наши бойцы разгромили и растащили имущество какого-то старого замка, рядом с которым располагалась наша батарея.
Ерошенко разбудил меня и позвал обедать.
За столом он рассказал мне, что, пока я спал, наши послали к немцам парламентёров и предложили им сдаться. Те не захотели даже разговаривать и обстреляли «Виллис», в котором ехали наши офицеры. Парламентёры еле унесли ноги, возвратившись ни с чем. Фашисты отказались от капитуляции.
Конечно, я тогда не знал, что это известие, рассказанное мне старшиной Ерошенко, станет для него роковым. Пройдя всю войну, уже узнав о победе, он погибнет на следующий день – 10 мая 1945 г.
Когда мы начали бой с одним из «осколков» армии Шернера, он, как всегда, просто готовил батарейцам еду. В полдень он попытался пронести бачки с пищей к орудию, немцы увидели движение на наших позициях и открыли артиллерийский огонь. Михаила Ерошенко, нашего бессменного старшину с момента формирования дивизии, убило наповал осколком снаряда. Как жалко мне было Мишу, как обидно!
Когда он говорил со мной, ему оставалось прожить одни сутки.
Пообедав, я поднялся из-за стола и огляделся вокруг. Всюду нежная, мягкая зелень, трава, роща, река – всё было таким ласковым и таким нежным. Солнце приятно слепило глаза. У реки на поляне собрались наши бойцы. Там играла гармонь, кто-то пел, кто-то танцевал у костра. Казалось, что сама природа приветствовала наше торжество. А мне не верилось, что пришла победа, та самая, долгожданная Великая Победа.
Солнце клонилось к горизонту, небо затягивали тёмно-синие тучи с фиолетовой каймой. Заканчивался очередной день – 9 мая 1945 года. В 11 вечера нам предстояло наступать. Снова будет бессонная ночь.
Ещё утром 3-ья и 4-ая танковые армии 1-го Украинского фронта вошли в Прагу. К 10 часам город был освобождён. В этом районе соединились войска 1-го и 4-го Украинских фронтов. Таким образом, свыше 50 гитлеровских дивизий армии «Центр» оказались в кольце. Окружённые были в отчаянии, но складывать оружие не собирались.
С одним из таких подразделений нам предстояло сразиться.
С 10 по 15 мая мы вели бои с противником, продолжая планомерное уничтожение окружённой группировки. Немцы понемногу начали сдаваться. Однако отдельные схватки с фанатично настроенными эсэсовцами и теми, кто не ждал пощады за свои преступления, не прекращались ещё несколько дней.
Восемь суток после провозглашения Победы мы вели бои. Последний выстрел по врагу я сделал 17 мая 1945 года близ города Пардубице, на берегу реки Лаба.
Здесь закончилась для нас война, здесь закончила свой боевой путь 81-ая стрелковая Калинковическая Краснознамённая Ордена Суворова дивизия. До Праги оставалось несколько десятков километров.
После Пардубице наш путь лежал на север Чехословакии. В пути иногда звучал сигнал тревоги. В лесах ещё прятались фашистские фанатики.
Лишь 20 мая воины дивизии, наконец, смогли торжественно отпраздновать Победу над фашистской Германией.
Накануне меня командировали к чехам за пивом. Все офицеры собрали деньги, кто сколько мог. В сумме получилось 26 тысяч крон. Я взял с собой четыре подводы. В каждую посадил по два бойца. Таким «караваном» мы поехали искать пиво.
У меня в душе всё ликовало. Наконец-то кончилась эта война. Я щурился на солнце, улыбался и махал рукой прохожим. Они кивали в ответ и тоже улыбались. Как же я радовался этому простому, совсем не военному заданию – сходить за пивом. Можно было бы не ехать, можно было бы послать старшину или кого-нибудь помоложе, но я согласился сразу же, не раздумывая. Войсковой характер этого мероприятия выдавал только масштаб – четыре подводы. В остальном, оно было совершенно мирным.
Вскоре мы нашли и пивзавод. Управляющий пригласил меня к себе домой на чашку кофе. Он разрешил нам взять пива столько, сколько мы сможем увезти. Бойцы начали загружать первую подводу. Пока они таскали бутылки и бочонки, я вошел в кабинет к управляющему и высыпал все деньги из полевой сумки прямо на подоконник. Чехи стали отказываться. Возникла неловкая ситуация. Я не хотел брать такое количество пива «за просто так». Немного подумав, я предложил раздать наши деньги всем рабочим, как память о советских войнах, то есть принять их не как деньги, а как сувениры. Чехи заулыбались, но отказываться дальше не стали. Бригадир, вдобавок к пиву, предложил нам бочковое вино.
В конечном счёте, у нас оказалось две подводы пива и две вина. Так мы и приехали в расположение батареи. На обратном пути никаких происшествий не было, доставили выпивку в лучшем виде.
Вечером 20-го и в ночь на 21 мая мы изрядно отметили Победу.
Потом начались длительные переходы. В почти беспрерывных маршах дивизия провела конец мая – июнь 1945 года. Мы преодолели Судеты и вышли на западные польские земли.
14-15 июня состоялись торжественные митинги по случаю вручения высоких правительственных наград частям и соединениям войск.
Ещё 19 февраля 1945 года наш 467-ой полк был награждён орденом Суворова 3-ей степени. 4 июня 1945 года уже вся наша 81-ая дивизия была удостоена ордена Суворова 2-ой степени. Различными орденами награждены были и другие полки дивизии.
Закончили мы свой 750-километровый марш в районе Петроконь-Олонско, в долине реки Видана.
Здесь были подведены итоги битв.
За период с 10 октября 1942 года по 9 мая 1945 года воины дивизии освободили 17 городов, тысячи сёл и деревень, форсировали 11 крупных рек, уничтожили более 25 тысяч гитлеровцев, 17 самолётов, 278 танков, 43 самоходные установки, 367 орудий, 219 миномётов, 1022 пулемёта, 334 автомашины и 12 бронетранспортёров, было захвачено 38 танков, 224 орудия, 184 миномёта, 107 автомашин, 169 складов с боеприпасами и другим имуществом, 510 железнодорожных вагонов, взято в плен около 1600 вражеских солдат и офицеров; 25 воинов дивизии стали героями Советского Союза, около 16 тысяч были награждены боевыми орденами и медалями (См.: Шитиков Н.Ф. Сквозь огонь: боевой путь 81-ой стрелковой Калинковической Краснознамённой ордена Суворова дивизии. – М.: Воениздат, 1987).
Я завершаю главу, в которой описал, как я встретил Победу, как я узнал о ней. Много десятилетий минуло с того дня, многое изменилось в мире и в нашей стране. Но важно знать что думали о победе те, кто её добывал, а не те, кто об этом много позже писал и говорил.
Хочу обратиться в особенности к молодым. К своим детям и внукам.
Тогда мы верили, что победили благодаря руководству и высочайшему авторитету Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина; мы победили благодаря умным и смелым полководцам и военачальникам Красной Армии, благодаря мужеству, стойкости и героизму советских воинов. Мы победили потому, что все народы были как одна семья. Но самое главное – мы победили благодаря огромной любви и преданности нашей Родине. Нет такой силы, нет таких мер, которые смогли бы заставить стольких солдат и офицеров, рискуя жизнью и погибая, бросаться на врага и победить, если бы не было у них самой искренней любви к своей Родине.
В этом я убеждён и сегодня.
Смерть павших на поле брани в молодости ощущается тем болезненнее, чем дольше живут их ровесники.
Владислав Гжегорчик
Для воевавших война никогда не кончается.
Курцио Малапарте
ГЛАВА 7
«После войны»
Уже по дороге в Польшу, где была расформирована наша дивизия, я понял, насколько я устал от войны. Я устал настолько, что юношеское желание стать офицером, толкнувшее меня когда-то в артиллерийское училище, теперь мне казалось совершенно непостижимым.
Во время нашего длительного перехода из Чехословакии, где-то на северных склонах Судетских гор, я окончательно решил, что после войны не буду военным. Я окончил свою войну, пройдя её от начала и до конца.
Так для меня наступил период жизни «после войны».
Я не случайно взял эту фразу в кавычки. Для многих людей наступал не просто новый отрезок времени, а совершенно иное состояние, совершенно иное ощущение мира. Мы не сразу это почувствовали, но, тем не менее, это было так. Война безвозвратно отрезала нас от прежних планов и надежд. Она необратимо изменила тех, кому удалось в одной жизни связать «до» и «после» неё.
Тогда я ещё не определился окончательно, какую профессию мне избрать, но одно я знал наверняка – она должна быть очень мирной, очень «гражданской».
После расформирования нашей 81-ой дивизии я оказался в числе тех офицеров, которые продолжали нести службу под руководством полковника Рыбченко. Теперь я числился в 413-ой дивизии Московского военного округа.
Вскоре после
