а ее некоторая потрепанность объяснялась, видимо, тем, что мебель была приобретена в антикварном магазине. В-третьих, рядом с кабинетом находилась смежная с ним комната, через открытую дверь которой я заметил разнообразные дорогие тренажеры, используемые господином Обдираловом для поддержания себя в крепкой и здоровой физической форме. Там же вдоль стен стояли длинные шкафы с его костюмами на разные случаи жизни, чтобы он мог переодеться во время работы.
И все-таки образ бухгалтерии и простого бухгалтера присутствовал здесь, и, безусловно, не случайно. «Эге, - подумал я, – да этот господин – большая шельма! С ним надо ухо держать востро!».
Пока я занимался своими наблюдениями, господин Обдиралов завершил переговоры по телефону и обратился к нам:
- Я вас слушаю.
- Мы пришли по делу, о котором с вами говорили известные вам люди, - сказал Аким.
Господин Обдиралов удивленно посмотрел на него:
- Извините, по какому делу?
Аким занервничал.
- Ну, как же… Вы разговаривали с *** Ну, вы помните?
Обдиралов молча смотрел на него.
- Насчет профессора Кобылятского! – Аким так разнервничался, что даже повысил голос.
В глазах Обдиралова промелькнуло что-то вроде усмешки.
- Да, теперь вспоминаю. В принципе, такими делами занимается у меня служба безопасности, но в виде исключения я готов вас выслушать, - он выразительно посмотрел на часы, давая понять, что его время ограничено.
Аким кратко изложил суть нашего предприятия, обещая привезти мощный компромат на профессора Кобылятского. В заключение Аким протянул господину Обдиралову листок с цифрами наших предполагаемых расходов, сведенных в конце расчетов к общей сумме. Обдиралов, сделав недовольную гримасу, заглянул в листок и испуганно замахал руками.
- Нет, нет, такой суммой я сейчас не располагаю! У меня все деньги в дело вложены, все деньги работают, свободных средств не имеется! К тому же, цена ваших услуг мне кажется сильно завышенной.
- Если Кобылятский сойдет с арены, то доход, который вы получите после устранения профессора во много раз превысит расходы на нашу операцию, - жестко произнес Аким.
Я понял, что господин Обдиралов прекрасно знал это и без дополнительных объяснений. Лицо его на долю секунды приняло выражение такой алчности и такой злобной мстительности, что мне стало не по себе.
Как наяву, я увидел Обдиралова в темном сыром подвале около сундуков, наполненных золотом, а со сводов подвала капала не вода, но кровь! Маленькие ручки господина Обдиралова сладострастно перебирали липкие от крови монеты в открытом сундуке, а на полу лежала большая черная собака в короне и с золотой цепью на шее.
Я потряс головой, чтобы избавиться от наваждения, и услышал, как господин Обдиралов говорит Акиму:
- Это все надо обдумать, подсчитать. Сейчас я не готов дать окончательный ответ, но в ближайшие дни вам сообщат о моем решении.
Он слегка привстал из-за стола, показывая, что беседа закончена. Мы раскланялись и покинули его кабинет.
- Сукин сын! – выругался Аким, когда мы шли к лифту. – Он в казино, поди, больше проигрывает за один вечер, чем мы у него просим на всё наше расследование!
Я пожал плечами.
- Жадность всегда опережает наживу. Но я уверен, что Обдиралов даст нам денег – прибыль он чует издалека!
- Посмотрим, - пробормотал Аким.
…Я оказался прав: через два дня Акиму позвонил какой-то человек из фирмы господина Обдиралова и назначил нам встречу. Разговор был кратким, он состоялся в машине в присутствии еще одного сотрудника из компании Обдиралова. Человек, вызвавший нас на встречу, просто передал нам деньги без каких-либо формальностей, единственно, переписав наши паспортные данные.
- Вы уж, ребята, не балуйтесь с деньгами-то, - доброжелательно посоветовал он, поглаживая громадной ручищей свою могучую шею. – Помните, как сказано в рекламе: «Жизнь – хорошая штука, как не крути!».
Он громогласно рассмеялся, а его компаньон молча рассматривал нас, запоминая наши лица...
С Акимом мы расстались у метро.
- Обратного пути теперь у нас нет, - сказал он, пожимая мне руку. – Не жалеешь, что ввязался? Нет? Молодец. Значит, я возьму билеты на самолет и позвоню тебе; договоримся, где и когда встречаемся. Счастливо.
…В аэропорту нас провожала Эллис. Акима она чмокнула в щеку, а меня расцеловала.
- Я буду ждать вас, мальчики. Возвращайтесь скорее, дорогие мои! – нежно прощалась она с нами. - Будьте осторожны и внимательны, особенно внимательны. Всякое может случиться. Может быть, вы увидите того, кого не ожидаете увидеть.
- Ты это о ком?– Аким вопросительно посмотрел на нее.
- Всякое может быть. До свидания, мальчики! – Эллис перекрестила нас и пошла к выходу, не оборачиваясь.
Аким посмотрел ей вслед и покачал головой:
- Ох, что-то она темнит! Ну, да ладно, на месте разберемся, что к чему!
***
До чего красиво было в горах! Снег здесь давно растаял, на деревьях распустились листья, а кустарники, растущие по склонам гор, сплошь были покрыты розовыми, фиолетовыми и желтыми цветами. Солнце светило уже так ярко, что нигде не было полутонов и плавного перехода красок, - тень леса и светлая зелень открытых полян были резко очерчены и отделены друг от друга.
«Какой благодатный край! Какая мощь, какое великолепие!» – думал я, глядя на горные вершины и вдыхая ароматы цветов. Наше пребывание тут пока было больше похоже на отдых, чем на опасное предприятие. Друзья Акима доставили нас в горное селение, которое хорошо охранялось, и жители которого дружелюбно относились к официальной власти. На окраине села находился укрепленный военный городок, в котором мы жили. Питались мы в офицерской столовой; из её окон был виден плац и высокий кирпичный забор у подножья горы.
Нас одели в форму защитного цвета, и я ощущал себя почти военным человеком, немного Печориным, - вот только Аким мало подходил на роль Максим Максимыча. Мой боевой товарищ был скрытен, немногословен и резок; он постоянно исчезал куда-то из гарнизона, не докладываясь мне.
Наконец, в один прекрасный день за нами прилетел вертолет и перебросил нас в далекое горное ущелье, где располагался временный лагерь отряда специального назначения. Для меня это было полной неожиданностью, тем не менее, я как образцовый солдат, не задавал лишних вопросов Акиму, ожидая, что он сам обозначит наши ближайшие цели. Так и вышло: вечером у нас с ним состоялось нечто вроде военного совета, и обстановка прояснилась.
- Сегодня ночью спецназовцы отправится в рейд по району, контролируемому боевиками для того чтобы решить одну арифметическую задачу, - сообщил мне Аким. - Дело в том, что после недавнего боя в плен к боевикам попали два спецназовца, и еще три наших убитых бойца находятся у них же. В свою очередь, у спецназовцев после того боя осталось восемь трупов боевиков. Спецназовцы готовы обменять эти восемь трупов на своих пленных и убитых товарищей. Местный обычай предписывает горцу любыми способами заполучить тело погибшего сородича и похоронить его по установленному обряду, поэтому спецназовцы надеялись, что обмен состоится. Боевики, действительно, согласились на него, но потребовали, чтобы им выдали помимо восьми их товарищей, погибших в последнем бою, еще семь тел боевиков, убитых за последнее время. Проблема в том, что спецназовцы этими телами не располагают, - трупы переданы следственным органам для опознания и прочих юридических процедур. Однако боевики, не желая слушать никаких разъяснений, требуют завтра утром передать им все пятнадцать тел, - в противном случае, они грозятся убить наших пленных солдат. Вот почему спецназовцы пойдут сегодня в ночной рейд. Утром у них должно быть в наличии семь трупов боевиков в дополнение к тем восьми, которые уже имеются.
- Мы будем участвовать в этом рейде? – я содрогнулся.
- Я бы с удовольствием принял в нем участие, но нам с тобой нельзя – мы гражданские лица, - с сожалением сказал Аким. – Мы прибыли сюда потому, что на базе боевиков была замечена Ангелина Штутгарт. Мне очень хочется узнать, зачем она там была? Отчего-то мне кажется, что и профессор Кобылятский находится где-то неподалеку… В общем, у меня есть вопросы к боевикам.
- И боевики захотят с нами разговаривать? – спросил я.
- Спецназовцы обещали мне привести «языка», а заставить его говорить – это уж моя забота, - и Аким улыбнулся так, что мне стало не по себе.
…Вскоре спецназовцы ушли на задание. Мы остались в лагере, который охраняло отделение солдат. Акиму на всякий случай выдали захваченный в бою «Калашников», и этот автомат нам пригодился. Перед рассветом, когда мы дремали в палатке, Аким вдруг разбудил меня, сделал знак, чтобы я молчал, и выскользнул наружу, взяв «Калашникова». Спать хотелось ужасно, я пристроился поудобнее в спальном мешке и уже, было, заснул, но тут появился Аким, вытащил меня из палатки на утренний холод и бросил на землю. Только я собрался возмутиться, как что-то сверкнуло, оглушительно треснуло, раздались крики, и со всех сторон загрохотали автоматные очереди. Прямо передо мною какие-то люди сцепились в рукопашной схватке, а рядом пробежали четверо или пятеро бородачей, стреляя на ходу. Едва они миновали нас, Аким приподнялся, прицелился и нажал на спусковой крючок. Почти в упор выпущенная очередь срезала боевиков на бегу; они рухнули на землю, никто из них не успел даже обернуться.
Нападение на лагерь закончилось также внезапно, как и началось: еще пару раз грохнули взрывы, протрещало несколько очередей, и все затихло; слышались лишь чьи-то протяжные стоны, да возбужденные голоса солдат из охранения.
Аким подошел к убитым им людям, и, присев на корточки, стал их обыскивать.
- Как тебе не противно? – сморщился я.
- С какой стати мне должно быть противно? – удивился он. – Если бы они меня убили, сделали бы то же самое. Победитель имеет право на трофеи. А знаешь, какой лучший трофей для настоящего воина? Это голова его врага! Не бойся, я не собираюсь отрезать их головы, хотя попадись мы к этим сволочам, - они бы нас укоротили. Но если бы ты знал, как я завидую ребятам, ушедшим в рейд! Вот уж, где можно повоевать! Ах, как я завидую нашим ребятам, ушедшим в рейд!
Я покачал головой:
- Убийством душу не облегчить.
Не успел я договорить, как в окружающем нас мире опять произошло изменение. Мы очутились на широком поле, заваленном грудами убитых в сражении солдат. Посреди поля стоял шатер, в нем был пиршественный стол, а за столом сидел Аким в доспехах, обагренных кровью. Подняв чашу с вином, он говорил застольную речь:
- Я пью за смерть, что торжествует в свете,
И за основу жизни – за убийство!
Живет лишь только тот, кто убивает.
Взгляни вокруг – везде одни убийства!
Деревья, устремляясь кроной к солнцу, друг друга душат.
Их едят те мерзкие созданья, которые сжираются подобьями своими,
И птицами, едящими и первых, и вторых.
Тех птиц съедают тоже птицы, иль звери, - живое поедая, чтобы жить.
А человек – убийца самый больший, не знает он ни в чем ограниченья
Он ест животных трупы, птиц, рыб, лягушек, змей,
- И многое еще другое, убив, он обращает в пищу.
Не знает он пощады и к растениям, и жизнь их жизнью не считает.
Для своего удобства или забавы ради, он уничтожил столько на земле живого,
Что смерть его должна благодарить, и
