ассоциации, поэтому я попросила, чтобы в паспорте меня записали как Эллис.
- Скажите, сестра, что представляет собой ваша больница?
Эллис помрачнела.
- Клиника хорошая. Условия замечательные. Персонал квалифицированный, - выучено сказала она, отведя глаза в сторону.
- Эллис, вы девушка удивительной честности. Только честные люди так густо краснеют, когда говорят неправду. Поскольку условия здесь действительно замечательные, значит что-то неладное с персоналом. Что же?
- Нет, нет, вы ошиблись, - испуганно оглянувшись на дверь, пролепетала Эллис.
Я подмигнул ей и тихо сказал:
- Ангелина Штутгарт и профессор Кобылятский?
Эллис вздрогнула так сильно, что под ней скрипнул стул.
- Откуда вы знаете? – пробормотала она, бледнея.
- А вот, знаю, - и все!
Тогда Эллис вплотную придвинулась ко мне и зашептала:
- Профессор Кобылятский – страшный человек. Самое ужасное, что он мог бы и не заниматься этим, ну, вы понимаете… Он – классный хирург, делает дорогостоящие операции, у него много клиентов из «крутых», поэтому он и без этого очень хорошо зарабатывает. Но мне кажется, что деньги для него – не главное…
- Интересно. А ты не боишься со мной откровенничать?
- С вами? – Эллис посмотрела на меня с непередаваемым изумлением. – Конечно, не боюсь.
Ее непосредственность рассмешила меня, и я поцеловал Эллис в лоб, причем это вышло как-то само собой. Она ничуть не удивилась, восприняв мой поступок как должное.
- Когда ты сможешь ходить, я познакомлю тебя с Акимом, – сказала она.
- Я уже могу ходить. А кто такой Аким?
- Аким? Он работает охранником в нашей больнице. Он поможет тебе разузнать побольше о профессоре Кобылятском и Ангелине. Ты ведь станешь расследовать их дела? – спросила Эллис.
- Я? Стану расследовать?
- Да.
- Но я никогда ничего не расследовал. И профессия у меня мирная…
- Ну и что? Именно тебе надо будет вести следствие! Ты же не откажешься? Кроме тебя, некому.
- А-а-а, некому. Тогда я, разумеется, согласен, - неожиданно для себя ответил я.
Эллис погладила меня по руке.
- Я горжусь тобой. Знаешь, ты мне сразу понравился, и я в тебе не ошиблась: ты такой умный, такой мужественный!
Она отбросила мое одеяло и легла на меня, впившись поцелуем мне в губы. От подобного натиска я несколько растерялся. У меня были большие сомнения в отношении своей потенции, - как-никак я только что вышел из комы! Однако горячее молодое тело Эллис было так прекрасно, а ее ласки так искусны, что я почувствовал себя молодым Казановой.
…Когда Эллис ушла, меня охватила приятнейшая истома, и я погрузился в сладкий сон. Проснувшись, я увидел, что Эллис сидит возле меня, ожидая моего пробуждения. Я попытался поцеловать ее, но Эллис отстранилась от меня и сказала:
- Ты готов встретиться с Акимом? Он ждет тебя. Одевайся, я принесла тебе пижаму.
«А сестричка не так проста, как мне показалось», - подумал я, оделся и покорно пошел к Акиму.
Он сидел в маленькой комнатушке на первом этаже, предназначенной для охранников. На вид Акиму было лет тридцать пять, и он не производил впечатления сильного человека, а когда он встал, чтобы поприветствовать нас, я увидел, что и роста Аким лишь чуть выше среднего. Эллис представила нас друг другу и ушла, сказав, что у нее дела, а мы можем поговорить и без нее.
- Странная история, - начал я разговор. – Еще вчера я ничего не знал ни об Ангелине Штутгарт, ни о профессоре Кобылятском. И уж совсем не понимаю, зачем я ввязался в это расследование, и что от меня требуется.
- Тебя Эллис уговорила? – спросил Аким.
- Ну, да, - ответил я, смутившись.
- Она умеет уговаривать, - сказал Аким, и на его худом скуластом лице я заметил подобие усмешки.
- Тебя тоже? – догадался я.
Он кивнул.
Я покачал головой. Мне вспомнились страстные слова и горячие ласки Эллис, и горько стало оттого, что я был не единственный, кто все это услышал и почувствовал. После небольшой паузы я сказал:
- Не представляю, что конкретно надо делать.
- Все просто, - сурово и решительно ответил Аким. – Накопаем компромат, привлечем нужных людей, - и кранты Ангелине с профессором!
- А, понятно, - протянул я, пораженный гениальной простотой его проекта.
- Кое-что я уже узнал. У Ангелины был муж – Иван Карлович Штутгарт. Он и привел ее на работу в клинику. В прошлом году с ним случилась неприятная история: Иван Карлович попал под машину и погиб. Говорят, страшно был изуродован, лицо ему начисто снесло. После гибели мужа Ангелина получила неплохое наследство, а в клинике она стала компаньоном профессора Кобылятского.
- Вот оно что! – воскликнул я.
Аким покосился на меня, и после паузы сказал, понизив голос:
- Эта парочка определенно занимается темными делишками. О продаже донорских органов ты уже слышал?
Я кивнул.
- Это только малая часть их махинаций. Почти наверняка они занимаются нечистой политической игрой и, возможно, поддерживают международные террористические организации. Точно известно, что профессор имеет общие дела с одной из горских диаспор, и периодически ездит в командировки в горные районы на юге страны.
- Откуда у тебя такая информация? – удивился я.
- Друзья помогли, - отрезал Аким, и я понял, что дальнейшие расспросы бессмысленны.
- Одним словом, - продолжал он, - ждет нас дальняя дорога: в горы!
- Зачем?
- Там мы выясним, что это у профессора за командировки такие, а заодно сможем узнать, какие дела связывают Кобылятского с горским землячеством. Мои друзья помогут нам докопаться до истины. А оплатит нашу поездку господин Обдиралов.
- Кто, кто? – я невольно засмеялся.
- Господин Обдиралов, - подтвердил Аким. – Настоящая фамилия у него другая, но за глаза все его называют господином Обдираловым, потому что обдирать он умеет классно, - многих ободрал! С профессором Кобылятским у него давние счеты, поэтому, я думаю, Обдиралов не откажется стать нашим спонсором.
Я покачал головой:
- Слушай, Аким, а хорошо ли это будет – брать деньги у Обдиралова, чтобы разоблачить Кобылятского? Или, если везде грязь, то грязь уже не грязь, а просто среда обитания?
Аким пристально посмотрел на меня и прищурился:
- Такие вопросы ты мне не задавай. Мораль я ненавижу. По опыту знаю, что мораль вытаскивают на свет божий тогда, когда надо кого-нибудь обмануть. За всеми высокими разговорами скрываются вранье и надувательство. Чтобы ты насчет меня не заблуждался, я скажу тебе прямо: мне глубоко наплевать на моральные принципы, равно как и на законы, на государство, на патриотизм, на религию, на все общество в целом и на каждого его члена в отдельности.
- Почему же ты взялся за это расследование? – усмехнулся я.
…И сразу все изменилось вокруг нас, закружилось и смешалось. Комната погрузилась во мрак, а когда он рассеялся, то уже и комнаты никакой не было. Мы стояли под порывами ураганного ветра на краю утеса над бушующим морем, и низкие черные тучи, полыхавшие молниями, неслись над нами. Аким преобразился, вид его стал грозен и суров: черный рыцарь стоял передо мною, его стальные вороненые латы блистали при вспышках грозы, а в руке он сжимал тяжелый меч. Звучный голос рыцаря перекрывал грохотание грома:
- Битва, штурм и поединок – вот прекрасные три вещи!
Жизнь – борьба без примиренья, кто не борется, тот гибнет,
Бой – борьбы той отраженье, отраженье в чистом виде.
Кто умеет славно драться, тот восторг в бою находит!
Павшим память остается, победитель торжествует,
Упоенный славой, мощью! Лучше что, скажи, чем битва?
Аким поднял меч к небу, и клинок его сверкнул ярче молнии. Я закрыл глаза от вспышки, а когда открыл их, то увидел прежнюю комнатушку и прежнего Акима.
- Понятно, зачем я взялся за разоблачение профессора Кобылятского? – спросил он. – Кроме того, тут можно хорошо подзаработать, ну и Эллис… Кто перед ней устоит? А вот, не могу понять, почему ты ввязался в это дело?
- Эллис. Кто перед ней устоит? – повторил я его слова. – А впрочем, не знаю. Может мне не хватает острых ощущений?
- Может быть, - Аким бросил на меня быстрый взгляд. – Может быть. Но самое непонятное в этой истории, зачем Эллис понадобилось расследование, и зачем она привлекла к нему тебя.…
***
Из клиники я выписался через две недели. Ангелина и профессор куда-то уехали, и я так и не увидел Кобылятского. Пока я находился в больнице, Аким успел подготовить нашу поездку в горы и договорился о встрече с господином Обдираловым. На следующий день после моей выписки мы направились к нему.
Офис господина Обдиралова находился в старом четырехэтажном доме в центре города. Внешне этот дом ничем не выделялся среди соседних домов: такой же скучный плоский фасад, окрашенный в желтый свет; небольшой подъезд и скромная табличка с названием фирмы около него. Первый сюрприз ожидал нас при входе - там был оборудован из бронированных цилиндрических стекол контрольно-пропускной пункт высочайшего класса с ультрасовременными металлоискателями и просвечивающими устройствами. После сверки наших документов нам с Акимом выдали магнитные карточки-пропуска, и мы поочередно прошли через бронированный стеклянный цилиндр, впитав в себя при этом какой-то парфюмерно-медицинский аромат, - по всей видимости, нас во время проверки дезодорировали и дезинфицировали.
Затем шикарный лифт, сияющий позолотой, с зеркалами и коврами, плавно поднял меня и Акима на третий этаж и пожелал нам милым девичьим голосом доброго дня и успехов в делах.
Выйдя из лифта, мы замерли, пораженные. Мы стояли в круговом коридоре, который затейливыми решетками был отделен от шахты, спускающейся на первый этаж к внутреннему дворику. Её прозрачные стены отражали блеск фонарей, расположенных внизу среди фонтанов, скамеек и причудливых тропических растений. Вверху шахту венчал похожий на огромную декоративную чашу купол, сделанный из разноцветного матового стекла.
- Пошли, чего стоять? – сказал Аким, и мы зашагали по коридору к кабинету господина Обдиралова.
Секретарь Обдиралова, величественная женщина, внешностью напоминающая Екатерину II, препроводила нас к нему, и тут я удивился не меньше, чем при виде роскошного внутреннего убранства неказистого с улицы дома. Кабинет господина Обдиралова представлял собой разительный контраст с великолепным интерьером офисного здания. Скромность, непритязательность и даже некоторая потрепанность проглядывали здесь. Если бы я не знал, к кому и куда пришел, то решил бы, что попал в бухгалтерию какого-нибудь небольшого завода, обустроенную еще в период хрущевской оттепели, а самого господина Обдиралова, несомненно, принял бы за бухгалтера. Мешковато сидящий костюм, залысины на лбу, крохотные усики под носом и маленькие белые руки прямо-таки идеально вписывались в этот образ. Когда мы вошли, Обдиралов с кем-то говорил по телефону очень тихим голосом, и казалось, что он выслушивает инструкции вышестоящего должностного лица.
Дожидаясь окончания этого телефонного разговора, я смог внимательнее осмотреть кабинет господина Обдиралова и понял, что судил опрометчиво. Во-первых, на стенах висели портреты каких-то дам и господ в одежде позапрошлого века, – я не знаток живописи, но, скорее всего, портреты принадлежали кисти Тропинина или Кипренского и были подлинниками. Во-вторых, вся мебель была сделана из натурального дерева и кожи,
