История государства которого никогда не было.

с   предельной  выразительностью. «Пасторалисты  дали  себе слово  не говорить  проповедей, даже  во львовских церквах  иначе,  только  по-русски.  Плешкевич  первый   приготовил  русскую проповедь для городской церкви, но  подумайте, якова была сила предубеждения и обычая! Проповедник вышел на амвон, перекрестился, сказал славянский текст и, посмотрев на интеллигентную публику, он не мог произнести русского слова. Смущенный до крайности, он взял тетрадку и заикаясь переводил свою проповедь и  с трудом кончил оную.  В семинарии решили,  что во Львове нельзя говорить русских проповедей, разве в деревнях».
Поляки и ополяченные русские (яркий пример Иосиф Лозинский) уже были готовы ввести польский алфавит в русскую письменность, но благодаря русскому «пробуждению» это сделать не удалось. – «То вопрос о существовании: быти или не быти русинам в Галичине, - говорил много позже Головацкий, - прими Галичане в 1830-х годах польское абецадло - пропала бы русская индивидуальная народность, улетучился бы русский дух, й из Галицкой Руси сделалась бы вторая Холмщина».
«Русскую троицу» и их «Русалку Днестровую», в которой были собраны русские песни, проза, стихи, летописные документы времён Ярослава Мудрого, упоминания о Новгороде, народном вече, австрийские власти оценили по достоинству:
- «Мы едва справляемся с одной нацией (поляками Н.Г.), а эти дурные головы хотят ещё разбудить мёртвопохорненную русскую нацию», возмущался директор львовской полиции. Было проведено следствие, в результате которого Маркияна Шашкевича, по присвоению ему духовного сана, направили в одно из самых глухих галицких захолустий, где он в возрасте 32-х лет  умер от туберкулёза. В январе 1912 года, в честь его столетнего юбилея львовский ежемесячный литературный и общественный журнал «Націоналистъ» писал:
 «Русской мірской интелигенціи не было; червоннорусскихъ дворянъ давно «плЪнили Польши шумные пиры», по словамъ Хомякова. Оставалось одно духовенство, постоянно, непосредственно соприкасавшееся съ русскимъ простонародьемъ, нерЪдко выходившее изъ его среды. Но и оно было обезличено въ національномъ отношеніи. Духовныя семинаріи, воспитывавшія русскихъ кандидатовъ духовнаго званія, превратились въ то время въ центры польскаго шовинистско-національнаго движенія. Выходившіе изъ нихъ священники были пропитаны до мозга костей польскими націоналъными идеями, а ненавистью и презрЪніемъ къ своему родному, хотя темному, лишенному сознанія человЪческаго достоинства, забитому и забытому русскому простонародью. Русское духовенство жило польской жизнью, польскій языкъ употреблялся имъ не только въ обиходной жизни, но и въ церковныхъ проповЪдяхъ; о какомъ-либо національномъ самосознаніи у него не могло быть и рЪчи. Однимъ словомъ, русскій народъ, русская жизнь, русскій языкъ былъ тогда въ большомъ униженіи. На немъ могъ говорить только темный рабъ-холопъ, интелигентъ-же считалъ своимъ долгомъ гнушаться имъ.  
И въ это именно время выступаетъ М. с. Шашкевичъ, первый произноситъ въ львовской духовной семинаріи проповЪдь на поругаемомъ до сихъ поръ русскомъ языкЪ, пишетъ на немъ стихотворенія, проповЪдываетъ любовь къ презираемому русскому мужику, ведетъ лихорадочную работу надъ освЪдомленіемъ общества, пробужденіемъ въ немъ любви къ русскому языку. Примеру М. Шашкевича слЪдуютъ другіе семинаристы, прежде всего Я. Ф. Головацкій и И. Вагилевичъ, образуется кружокъ молодыхъ людей, въ насмЪшку названный врагами «Русскою Тройцей», «который внимательно слЪдитъ за всЪмъ, что могло-бы поднять родной народъ, родной уголокъ русской земли изъ состоянія постыднаго рабства, изъ вЪкового униженія. Героическій, можно сказать, подвигъ М. Шашкевича, вызвалъ въ русской жизни Червонной Руси настоящій переворотъ. Начатое имъ дЪло увЪнчалось полнымъ успЪхомъ, предотвратило неминуемое было ополяченіе карпато-русскаго народа, призвало послЪдній къ настоящей русскои жизни. Вотъ въ чемъ заслуга безвременно скончавшагося М. С. Шашкевича, забыть о которой не можетъ благодарный русскія народъ».
Якову Головацкому долго не присваивали звание священника, а позже отправленный в глушь, он в 1846 году пишет, обличающую австрийское самодержавие статью, «Положение русинов в Галичине». Иван Вагилевич воизбежании преследований принял протестантство. После расправы над «Русской троицей», дело «пробуждения» стало угасать, но благодаря случаю, оно не погибло. Таким случаем стала Венгерская революция. Именно она послужила ещё одним толчком для самоосознания русинами своего национального эго. Поэтому в истории русского народа Галичины можно жирным шрифтом выделить 1848 и 1849 годы. Как раз в это время  в Венгрии вспыхнуло восстание против австрийских Габсбургов. Его поддержали поляки. И тогда австрийское правительство против поляков возбудило, ненавидящих ляхов, русинов. Галичане боролись не только с польскими повстанцами,  комплектуемые ими австрийские полки обнаружили большую стойкость и в борьбе с венграми. За верную службу Францу Иосифу русские галичане удостоились от последнего прозвища «тирольцев ближнего Востока», и он пожаловал им сине-желтый национальный флаг. Современные украинские сепаратисты не нашли ничего лучшего, как объявить этот знак немецко-габсбурговской «ласки» дополнив его тризубом варяга Рюрика символом «самостийной Украины».
 В то же время на подавление венгерского восстания в Австрию были приглашены российские войска, которые прошли через Галицию под командованием «малоруса» генерала Паскевича. Некоторые закарпатские интеллигенты истолковали приход россиян как освободительную миссию. Известный закарпатский писатель и педагог Александр Духнович (1803 - 1865) вспоминал, что, увидев на улицах Пряшева русских казаков, он танцевал и плакал от радости.
Эти события и послужили новым толчком к русскому возрождению в Галиции. Правда русские люди в то время были разобщены и не имели руководства способного воспользоваться сложившейся ситуацией, но зато, как раз тогда  была создана «Головная русская рада» - первая именно русская организация которая, как пишет наш современный и далеко не самый лживый историк Ярослав Грицак: «У своєму першому маніфесті вона оголосила, що галицькі русини є частиною великого українського народу, який мав славне минуле і власну державу». И хоть как-то неудобно мне, человеку без специального исторического образования поправлять такого видного историка, но всё же хотелось бы, чтобы наши учёные, если они действительно учёные, не передёргивали карту подобно дешевому шулеру, а играли честно. И если быть честным, то первый манифест «Головной русской рады» гласил следующее: «Мы, русины галицкие, принадлежим к великому русскому народу, который говорит на одном языке и составляет 15 миллионов, из которого два с половиной миллиона населяют Галицкую землю».
«Однако эту точку зрения – пишет Н. Пашаева в «Очерках истории русского движения в Галичине XIX – XX в.в.» - посланцы русинов не решились отстаивать перед губернатором края Ф.Стадионом. Когда депутация русинов, состоявшая из 6 членов, пришла к Стадиону, он спросил их: «Кто вы?» Они ответили на это: «Мы рутены» (Wir sind Ruthenen). Стадион возразил на это: «Такой ли вы народ как население России?» Они отвечали: «Население России есть схизматическое, мы к нему себя не причисляем». Стадион спрашивал их далее: «Какое письмо (т.е. шрифт) употребляете вы?» Они ответили: «У нас есть старое церковное письмо». Стадион опять спросил: «А может быть, что это такое письмо как «гражданка» в России?» Депутация не могла дать удовлетворительного ответа, так как не знала истории русского письма. Об этом разговоре через десятилетия поведал деятель русского движения Богдан Андреевич Дедицкий.
Об этом же эпизоде с горечью и стыдом говорит в своей статье 1866 г. Иван Григорьевич Наумович, один из наиболее ярких лидеров русского движения в Галичине XIX в. «В 1848 г. нас спрашивали: кто мы? мы сказали, что мы всесмирнейшие рутены. Господи! если бы праотцы наши узнали, что мы сами прозвали себя тем именем, каким окрестили нас во время гонения наши найлютейшие враги, они в могилах зашевелились бы... Мы клялись душою-телом, что мы не русские, не Russen, что мы так себе, рутены, что граница наша при Збруче, что мы сторонимся от Russen, как от окаянных шизматиков, с которыми ничего общего не хотим иметь. Какое ваше письмо? - допрашивали нас далее. Мы сказали, что письмо наше такое, как в церковных книгах, и опять душой-телом отрекались «гражданки», будто она Serbisch-russische Civilschrift и чужая нам. Так никого удивить не может, если нам, рутенам, некоторое время после того, не позволили употреблять ни русские выражения, ни русскую «гражданку», ни русскую скоропись, а допустили лишь, чтобы нам, как рутенам, свободно было писать просьбы в ведомства и суды и печатать книги церковной кириллицей и таким языком, на каком говорят в окрестностях ведомства и суда по торгам и корчмам. И почему же мы не сказали, в 1848 г., что мы русские, что граница наша не Збруч, но что она идет дальше Днепра? Мы не сказали этого для того, чтобы правительство не опасалось, чтобы мы, связанные тысячелетней историей, церковным обрядом, языком и литературой с великим русским народом, не пожелали оторваться от Австрии. Мы опасались в 1848 г., что нас, как русских, не допустят к конституционным свободам и как слабеньких придушат так, что не дохнем русским дыханием... Нам русским никогда не приходила мысль оторваться от Австрии, с которой нас связала судьба и вяжет постоянно надежда лучшей будущности...».
Но и эта робкая, отрёкшаяся от русского имени организация, после усмирения венгров и поляков стала обузой для правительства Австрии, и император Франц Иосиф (1848 -1916 г.г.) с отменой в 1851 году конституции, распустил «Головную русскую раду». Усиление русского народа в его империи, не входило в планы австрийского императора, который уже в 50-х годах намеревался расширить на восток границы своего государства и писал своей матери: «Наше будущее - на востоке, и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла только по причине слабости и разброда в нашем лагере. Медленно, желательно незаметно для царя Николая, но верно мы доведём русскую политику до краха. Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но в политике нельзя иначе, а наш естественный противник на востоке – Россия» (К.Рыжов «Все монархи мира»). Так что, помилуй Бог, какая уж там «русская рада».
Естественно, что первыми и самыми надёжными союзниками в продвижении на восток Францу Иосифу виделась, ненавидящая Россию, польская аристократия. Поэтому уже в 1849 году губернатором Галиции назначается сторонник полонизации края граф Агенор Голуховский. Он сразу запретил редакциям русских газет употреблять российский гражданский шрифт и выражения, заимствованные из общерусского литературного языка. В начале 1852 года последовало официальное цензурное предостережение, чтобы «не употреблять московских слов под опасением запрещения». Приходилось подделываться под официальный «рутенский» язык. «Приказано было составлять учебники на галицко-русском (рутенском) жаргоне» - иначе книгу не