неописанному удовольствию своих же гг. благожелателей и сделаться их же жертвою. И так не книги, не книги малороссийские, а эти слепые усилия навязать нам вражду к великорусскому племени, к церкви, к духовенству, к правительству, т.е., к тем элементам, без которых наш народ не избег бы снова латино-польского ига, заставляет нас же, малороссов, негодовать на некоторых любителей малорусского языка, сознательно или даже и бессознательно превращающихся в сильное орудие давних врагов южной Руси».
Отсюда можно предположить – не вмешивайся, в данном случае, российское правительство в дела Малороссии там бы сами разобрались, какая дорожка – куда ведёт. И если и были единичные случаи, когда кто-то из украинофилов поддавался на провокацию поляков, то этих заблудших, эти «некоторые пустые головы» и сами малороссы, со своей укоренившейся ненавистью к полякам быстро бы поставили на место. Но судьбе было угодно распорядиться иначе.
Когда вспыхнуло польское восстание 1863 года российское правительство совершенно напрасно, опасаясь украинского сепаратизма, поспешило перестраховаться, и указом министра внутренних дел, вошедшим в историю как «Валуевский циркуляр», ввело временную жёсткую цензуру, печати малоросского наречия. Естественно такой указ вызвал недовольство, как тех немногих, кто видел в языке малороссов способ расколоть русское единство так и тех, кто всерьёз верил и находил в нём естественный древний язык русичей. Но, не так в штыки был воспринят этот циркуляр современниками, как сегодня ему рады наши историки. А рады потому, что есть повод поразглагольствовать, как жестоко и несправедливо было московское правительство к украинцам. Так, например, современный львовский историк В. Мороз находит здесь высказывание и личное мнение самого министра и пишет о том, что «…вiдомий Валуэвський указ 1863 року (якобы Н.Г.) про заборону украiнськоi мови, якоi, мовляв, «не було, нема i не може бути». Более правдоподобно, но всё же не без извращения, высказывается и канадский историк украинского происхождения Орест Субтельный, «История Украины» которого, на сколько мне известно, легла в основу современных школьных учебников истории. Так вот он по поводу этого указа пишет: «У липнi 1863 р. мiнiстр внутрiшнiх справ Петро Валуев видав таэмний циркуляр про заборону украiнських наукових, релiгiйних i особливо педагогiчних публiкацiй. Друкувати «малороссийским наречием» дозволялося лише художнi твори. Валуэв заявив, що украiнськоi мови «николи не було, нема i бути не може». Как видим и тут «Валуев заявлял». А заявлял ли? Я не стану вас утомлять своими соображениями по поводу, правы или нет такие историки, не стану ни в чём убеждать – просто приведу полностью этот циркуляр, и судите сами. Вот он перед вами:
«Давно уже идут споры в нашей печати о возможности существования самостоятельной малороссийской литературы. Поводом к этим спорам служили произведения некоторых писателей, отличавшихся более или менее замечательным талантом или своею оригинальностью. В последнее время вопрос о малороссийской литературе получил иной характер, вследствие обстоятельств чисто политических, не имеющих никакого отношения к интересам собственно литературным. Прежние произведения на малороссийском языке имели в виду лишь образованные классы Южной России, ныне же приверженцы малороссийской народности обратили свои виды на массу непросвещенную, и те из них, которые стремятся к осуществлению своих политических замыслов, принялись, под предлогом распространения грамотности и просвещения, за издание книг для первоначального чтения, букварей, грамматик, географий и т.п. В числе подобных деятелей находилось множество лиц, о преступных действиях которых производилось следственное дело в особой комиссии.
В С.- Петербурге даже собираются пожертвования для издания дешевых книг на южнорусском наречии. Многие из этих книг поступили уже на рассмотрение в С.-Петербургский цензурный комитет. Не малое число таких же книг представляется и в киевский цензурный комитет. Сей последний в особенности затрудняется пропуском упомянутых изданий, имея в виду следующие обстоятельства: обучение во всех без изъятия училищах производится на общерусском языке и употребление в училищах малороссийского языка нигде не допущено; самый вопрос о пользе и возможности употребления в школах этого наречия не только не решен, но даже возбуждение этого вопроса принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародием, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами, и в особенности поляками, так называемый, украинский язык. Лиц того кружка, который усиливается доказать противное, большинство самих малороссов упрекает в сепаратистских замыслах, враждебных к России и гибельных для Малороссии.
Явление это тем более прискорбно и заслуживает внимания, что оно совпадает с политическими замыслами поляков, и едва ли не им обязано своим происхождением, судя по рукописям, поступившим в цензуру, и по тому, что большая часть малороссийских сочинений действительно поступает от поляков. Наконец, и киевский генерал-губернатор находит опасным и вредным выпуск в свет рассматриваемого ныне духовною цензурою перевода на малороссийский язык Нового Завета.
Принимая во внимание, с одной стороны, настоящее тревожное положение общества, волнуемого политическими событиями, а с другой стороны имея в виду, что вопрос об обучении грамотности на местных наречиях не получил еще окончательного разрешения в законодательном порядке, министр внутренних дел признал необходимым, впредь до соглашения с министром народного просвещения, обер-прокурором св. синода и шефом жандармов относительно печатания книг на малороссийском языке, сделать по цензурному ведомству распоряжение, чтобы к печати дозволялись только такие произведения на этом языке, которые принадлежат к области изящной литературы; пропуском же книг на малороссийском языке как духовного содержания, так учебных и вообще назначаемых для первоначального чтения народа, приостановиться. О распоряжении этом было повергаемо на Высочайшее Государя Императора воззрение и Его Величеству благоугодно было удостоить оное монаршего одобрения».
Как видим Валуев никогда не заявлял «що украiнськоi мови «ніколи не було, нема i бути не може». Тем более, не издавал он и указ «про заборону украiнськоi мови», а запрещалось лишь, и то временно («приостановиться»), печатать на «мови» учебники, духовную и научно-популярную литературу. Кстати, почему никто из современных историков-патриотов не поднимает шума из-за фактически подобного же запрета состоявшем в заключении правительственной австрийской комиссии, высказавшейся в 1816 году о галицийском наречии, как о совершенно непригодном для преподавания на нем в школах, «где должно подготовлять людей образованных». Наоборот, в популярных историях своего края, вроде «Истории Украини з иллюстрациями» (Львов 1944 г.) цесарское правительство даже превозносится за учреждение школ «з німецькою мовою навчення». Дескать, благодаря этим школам, просвещение в крае делало такие большие успехи, что «все те впливало на культуру нашого народу, і так почалося наше національне відрождення». Немецкое, чтоли?
Ведь на самом деле, Валуевский запрет 1863 года не исключал возможности печатать по-украински не только беллетристику, но и научные труды. «Чомуж ні один украйінский учений не видав наукового діла за ті часи?» - задаёт вопрос самый яркий украинофил того времени М. Драгоманов. Кроме всего этого, закон о печати 1865 г. давал всякому возможность обойти предварительную цензуру, печатая в Петербурге и Москве небольшие книги в 10 листов. «Чому ні один украйінский письменник не пробував скористуватись тим законом?» У многих писателей была возможность печататься на украинском языке, но даже Шевченко вёл свой дневник на русском языке, его же (русский язык) предпочитал и Костомаров. Почему? У Драгоманова мы можем найти и ответ на его же вопросы. В своих «Листах на наддніпрянську Україну» он пишет: «Очевидно, Костомарову було важче писати наукові праці по-українському, важче було знайти для них видавців і публіку, коли б він писав їх по-українському. Се фатальні обставини, і не знаємо, хто б що виграв з того, якби 15 - 20 томів праць Костомарова зостались «мишам на снідання»…».
А вот вам ещё один ответ, почему украинские писатели не столько старались писать по-украински, сколько пытались доказывать право на существование «мовы». В своём письме к Ивану Франко украинский поэт Павло Грабовский спрашивает: «По якому звичайно балакають між собою дома писателі-русини - по-руськи, польськи чи німецьки? Це тим питаю, що мені бажається знати: є руський язик в Галичині язиком літератури однії, чи й жизні? Бо у нас по Україні багацько є таких, що пишуть по-українському, а балакають по-московськи». А видный малорусский общественный деятель К. Говорский писал Я. Головацкому: «У нас в Киеве не более пяти упрямых хохломанов из природных малороссов, а то все поляки, более всех хлопотавшие о распространении малорусских книжонок. Они сами, переодевшись в свитки, шлялись по деревням и раскидывали эти книжонки; верно пронырливый лях почуял в этом деле для себя поживу». Это как раз то о чём я писал выше, то есть – украинский язык не являлся жизненно необходимой потребностью не существующего народа – он был способом для некоторых непризнанных политиков того времени создать свой имидж, вызвать общественный ажиотаж вокруг своей личности или своей партии, попиариться, как принято говорить в таких случаях сегодня. И совершенно справедливо Драгоманов задаётся вполне резонным вопросом: - «Який же резон ми маємо кричати, що «зажерна Москва» вигнала нашу мову з урядів, гімназій, університетів і т.і. закладів, в котрих народня украйінска мова ніколи й не була або котрих самих не було на Украйіні за часи автономіі...?». Действительно, никто эту мову оттуда, где ей даже и не пахло выгнать был не в состоянии не изгоняли её и из России, где она только создавалась. Другое дело, что после Валуевского указа её усиленно стала переманивать к себе в провинцию Галичина Австро-Венгрия. С какой целью это делалось, уже говорилось выше, но не менее интересно, как это делалось.
Возвращение к теме.
Именно вскоре после подавления польского восстания 1863 – 1864 годов, и совершенно ненужного указа Валуева, украинофильство начинает пускать свои корни в Гличине, а «российские украинцы, - как отмечал Драгоманов в своих «Письмах на Надднепрянскую Украину», - вступают в более тесные связи с австрийскими, появляются в Буковине и Венгерской Руси (Закарпатье), где раньше не ступала нога украинофила, создаются украинские библиотеки в Вене, в Черновцах, заносятся многочисленные
Но такой текст осилить нелегко. Как говаривал Солженицын, неподымный.
Вот бы выжимку страниц на 10.