История государства которого никогда не было.

писания механически, по привычке, только из-за того, что эти слова, напханы школой, лежат на подхвате в голове». По мнению Нечуя - Левицкого «во Львове нельзя научиться украинскому языку, а можно только утратить свой чистый украинский язык окончательно…». Он ни чуть не сомневался: «С такой амуницией в украинских журналах и книжках украинская литература далеко вперед не уйдет, потому, что этот галицкий и польский груз поломает наш воз. А, на мой взгляд, этот груз – это просто таки мусор, который замусоривает наш язык». Видный украинофил Дмитрий Дорошенко по поводу нового украинского «народного» языка писал: «Разумеется, надо учиться, чтобы овладеть хорошо языком письменно и устно. Однако же язык должен быть таким, чтобы его понять можно было без специальной подготовки…». Но больше всех, наверное, расстраивался фактический родитель украинской мовы Пантелеймон Кулиш.  В письме к украинофилу Дедицкому Кулиш заявлял: «Видя это знамя (свою «кулишовку» Н.Г.) въ непріятельскихъ рукахъ, я первый на него ударю, я отрекусь отъ своего правописаныя во имя русскаго единства». Но, как говорится – поздно пить «Боржоми», когда отпали почки. «Надднепрянские деятели сильно просчитались – писал Николай Ульянов - надеясь найти в Галиции тихую заводь, где бы они спокойно писали антимосковские книги, прокламации, воспитывали кадры для работы на Украине и создали бы себе надежную штаб-квартиру. Гостеприимство им было оказано с полного одобрения австрийцев и поляков, но в то же время дано понять, что тон украинскому движению будут задавать не они, а галичане. Чтобы уяснить, что это означало для самочувствия «схидняков», надо помнить, что люди, устремившиеся в Галицию, вроде Кулиша, Драгоманова, — по уму, по образованию, по талантам, стояли неизмеримо выше своих галицких собратьев.  Самые  выдающиеся среди галичан, вроде Омеляна Огоновского, выглядели провинциалами в сравнении с ними. «Для росиян галицка наука — схолястика, галицка публицистика — реакцийна, галицка беллетристика,  псевдоклясична  мертвечина», —  писал Драгоманов. Тем не менее, на него и на всех малороссов, во Львове, смотрели сверху вниз, полагая, что оные малороссы «ни мовы ридной, ни истории не знали», но кичливо посягали на западную образованность, на немецкую философию и науку. «До принятия мудрости нимецкой паны-украинци не були еще приспособлени, а опроче культура чужа могла б таких недолюдкив зробити каликами моральними». Так писала в 1873 году львовская самостийническая «Правда».
Кстати, там и сегодня многие смотрят так же на всё восточное, а тем более русское, и, нахватавшись «мудрости немецкой», кичатся  каким-то своим культурным превосходством, своей многовековой историей и цивилизованностью. И это кто? – это те о ком ещё Кулиш  в книге  «Крашанка»,  выпущенной в 1882  году  во Львове писал как о людях,   не   способных   «подняться   до  самоосуждения,   будучи   народом систематически подавленным убожеством, народом последним в цивилизации между славянскими  народами», те которых надо было спасать  «от  легковерия» и «гайдамацкой философии». Это те, которых Иван Наумович призывал «молися, учися, трудися, трезвися!» - наконец-то на задворках Европы кое-чему, выучившись (в основном молиться) и протрезвились, а протрезвившись, ещё стоя одной ногой в собственной блевотене, бьют себя в хилую грудь, и на весь мир кричат о своей культуре, и славят свою нацию. Нацию о которой в Европе узнали по большому счёту только в XX веке и о которой даже Вильгельм Габсбург, «бувший архикнязь австрійський», и полковник УСС», (будучи полковником Украинских Сечевых Стрельцов в 1914 году стал называться Василь Вышиваный) писал в своей автобиографии, что «вони трохи подібні до овець». Вот, кстати, вам и готовое стадо баранов, о котором я говорил выше. Кто же будет его пасти? Кто же будет тот «молодец среди овец»? Время покажет.
Несмотря на то, что процесс Ольги Грабарь окончился практически почти ничем, и никакой государственной измены не было, его последствия, как видим, сильно изменили расстановку сил не в пользу русских галичан. Русское движение вновь теряет своих лидеров. После того как за решеткой несколько месяцев томятся Наумович и Площанский, они через некоторое время вынуждены искать убежища в России. Живший до процесса во Львове лидер угрорусов Добрянский, оправданный на процессе все же вынужден покинуть Львов и остаток жизни провести вдали от Карпатской Руси в Иннсбруке. В свою очередь украинофилы из России усиливают это движение в Галичине. В это время духовный вождь укранофильской партии Романчук, как уже отмечалось в главе «Чтоб не было стыдно потом», провозгласил проект национально-политического соглашения галичан с поляками, получившего название «Новая эра». Прожив 92 года,  как старейший член Ставропигийского института во «Временнике» за 1933 год сей деятель удостоился такого вот некролога: «Романчук был убедительным поклонником Австрии, которой служил даже во вред интересам родного народа и славянской идеи. Как депутат галицкого сейма и австрийского парламента был орудием в руках заправил хитрой дипломатии. Когда очнулся, было поздно. Провозглашенная им „Новая эра" в 1890 г. была нужна польской политике и созрела в Вене. Убедившись в том, что пал жертвою, Романчук вскоре вырекся (отказался) своего детища и начал даже борьбу против гр. Казимира Бадени (наместник в Галичине Н.Г.). Однако несколько спустя пошел на уступки. Как политик не отличался большими способностями». Конечно же, это был ещё не «пастух», а всего лишь племенной баран, один из тех благодаря которым, закрепившись на украинских позициях в Галичине, народовцы развернули наступление на русскоязычие и в Буковине. И вот как это происходило?
Яркую картину насильственной украинизации униатской церкви и давления на ее прихожан ярко показал в своей статье, общественный деятель Галицкой Руси И.И.Терох Статья увидела свет лишь после смерти автора на страницах заокеанского галицко-русского журнала «Свободное слово Карпатской Руси"» в 1962 году: «С назначением Шептицкого главой униатской церкви, - пишет Терох, - прием в духовные семинарии юношей русских убеждений прекращается, из этих семинарий выходят священниками заядлые политиканы-фанатики, которых народ назвал «попиками». С церковного амвона, делая свое каиново дело, внушают народу новую украинскую идею, всячески стараются снискать для нее сторонников и сеют вражду в деревне... Учитель и «попик» мало-помалу делают свое дело: часть молодежи переходит на их сторону, и в деревне вспыхивает открытая вражда и доходит до схваток, иногда кровопролитных. В одних и тех же семьях одни дети остаются русскими, другие считают себя «украинцами», ... церковные и светские власти на стороне воинствующих попиков, многие из униатства возвращаются в православие и призывают православных священников. Австрийские законы предоставляют полную свободу вероисповедания, о перемене его следовало только заявить административным властям. Но православные богослужения разгоняются жандармами, православные священники арестовываются и им предъявляются обвинения в государственной измене...».
Надо заметить, что в украинских землях Австрии этническое различие в их управлении, накладывало на каждую из них свой особый отпечаток. Так в Галичине правящим классом была польская шляхта, в Буковине – румынские бояре, в Закарпатье – венгерское панство. Так что когда в Галичине с вопросом об украинстве всё уже, вроде бы, наладилось, в остальных русских районах работы было не початый край, но работа делалась.  Во главе украинской партии в Буковине стояли, как иронично выразился А. Геровский два «украинских великана». Одним из них был, выше упоминавшийся Стефан Смаль-Стоцкий, а вторым Николай фон Вассилко, отец которого был румын, а мать румынская армянка. И хотя сей фон Вассилко не знал ни слова, ни по-русски, ни по-украински»,  это не помешало ему сделаться вождем буковинской Украины и быть «избранным» в австрийский парламент и буковинский сойм в чисто русском путиловском округе. О, это был авантюрист достойный занять место даже в современном украинском парламенте. Когда ему исполнилось двадцать четыре года, он унаследовал имение умершего отца и быстренько прокутил его в Вене вместе со своими высокопоставленными приятелями. Оставшись без гроша, он вдруг обнаружил в себе не признанный талант политика, и решил всю дальнейшую жизнь свою посвятить политике. Сперва он предложил услугу своим, румынам, но они, зная Вассилко, их не приняли. Затем он предложил свои услуги русскому консулу в Черновцах, обещая за плату в пятьдесят тысяч не то крон, не то рублей, работать в пользу России. Но и там он получил отказ. В конце концов, он решил превратиться в украинца. Его там как раз только и не хватало.
Надо сказать что дело, за которое взялись эти «великаны» было действительно не из лёгких. Ведь Черновцы, в которых они обосновались, были всего в каких-то двадцати километрах от русской границы и окрестные русские жители имели прочные связи за границей. Почти в каждом селе были люди, которые побывали в России на работах или сплавляли лес по Пруту в Россию. Поэтому все буковинские крестьяне отлично знали, на каком языке говорят в России, не только простонародье, но и представители власти, пограничные  и другие государственные служащие, с которым им приходилось встречаться. «Там говорят твердо по-русски» - говорили в Черновцах. В самом городе существовало немало улиц с названиями типа: «Руссише Гассе», «Руска улица», «Страда Русяска». «А на фасаде городского дома – вспоминает А. Геровский - красовались три огромных мраморных доски, в ознаменование двадцатипятилетия, сорокалетия и пятидесятилетия царствования Франца Иосифа. Надписи на таблицах были составлены на немецком, румынском и русском языках. На первых двух таблицах русский текст был составлен на чистом литературном русском языке. Франц Иосиф на них величался «Его Императорское Величество». Только на третьей таблице (1898-го года) текст был составлен на украинской мове, и Франц Иосиф из Императорского Величества превратился в «Найяснійшого Пана». Неизвестно, что получилось бы у этих «великанов» если бы не активная помощь правительства и галицких русинов-ренегатов - украинцев. Ведь когда правительство решило упразднить в школах Буковины старое общерусское правописание и заменить его фонетическим то оно, как и в Галиции, встретило единодушное сопротивление со стороны всех учителей начальных школ. За, были только те немногое которые прибыли сюда из Галичины. Не смотря на это, было приказано ввести фонетику, хотя язык по-прежнему назывался ещё русским (с одним «С»). Но уже в начале XX века почти все народные учителя были самостийники, как и значительная часть интеллигенции.
«Русскую мирскую интеллигенцию -  писал Геровский - австрийское правительство постепенно превращало в самостийную украинскую через посредство „бурс", бесплатных общежитий для гимназистов, в которых их воспитывали в самостийно-украинском духе и в ненависти ко всему русскому. В этих общежитиях были сотни гимназистов, в то время как в