История государства которого никогда не было.

пробило на слезу нашего Кобзаря именно в тот момент, когда Гоголь так возрадовался? Оказывается от того что:

Не заревуть в Україні
Вольнії гармати.
Не заріже батько сина,
Своєї  дитини,
За честь, славу, за братерство,
За волю Вкраїни.

Белинский считал, что стихи Шевченко «нисколько не злы». Вот тут я с ним совсем не согласен, надо было все-таки Белинскому пару тройку віршів прочесть. Ведь невозможно заподозрить в доброте человека, плачущего от того что «не заріже батько сина». Поэзия Кобзаря не то, что злая – она хищная, и без крови и трупов представить её трудно. Кровавые сценарии подобные ниже приведённому присущи чуть ли не четверти всех віршів и поэм  Кобзаря:

Вже не три дні, не три ночі
Б’ється пан Трясило.
Од Лимана до Трубайла
    Трупом поле крилось.

Но живописно преподнесённая картина побоища поэту кажется не убедительной, и он продолжает упиваться кровью и смаковать мертвячину.
                                                   
Червоною гадюкою
Несе Альта вісті,
Щоб летіли круки з поля
Ляшків-панків їсти.
Налетіли чорні круки
Вельможних будити,
Зібралося козачество
Богу помолитись.
Закрякали чорні круки,
Виймаючи очі.
Заспівали козаченьки
Пісню тії ночі,
Тії ночі кривавої,
Що славою стала
Тарасові, козачеству,
Ляхів що приспала.

Что примечательно, исторические познания Шевченко глубже поры казачества фактически не опускаются. Все его познания в истории сводятся к тому, что:
                                             Було колись — в Україні
Ревіли гармати;
Було колись — запорожці
Вміли пановати.
Пановали, добували
І славу, і волю;
Минулося — осталися
Могили на полі.

Постоянное нытьё поэта, постоянное стремление выглядеть самым несчастным; жалобы на  свою несчастливую долю являются отличительной чертой его творчества. Он даже не стесняется совершенно беспочвенно завидовать своему другу Н. Маркевичу и, хнычет, размазав по щекам соплю со слезою пополам:

Бандуристе, орле сизий,
Добре тобі, брате,
Маєш крила, маєш силу,
Є коли літати.
Тепер летиш в Україну,
Тебе виглядають.
Полетів би за тобою,
Та хто привітає?
Я й тут чужий, одинокий,
І на Україні
Я сирота, мій голубе,
Як і на чужині.

Кто плохо знает биографию поэта, может и впрямь подумать, что его жизнь и судьба в корне отличалась от всех тех, кто его окружал. Что в отличие от остальных, у которых, как дано Богом и устроено природой, жизнь подобна зебре, и чёрная полоса непременно чередуется со светлой, - у бедного несчастного поэта вся жизнь сплошной мрак, и не единого светлого пятнышка. И это тогда когда его окружали искренне любящие его друзья и сотни, не чаявших в нём души, поклонников его таланта? Конечно, у него были по-настоящему счастливые дни, которые можно и нужно было воспеть, были друзья, которых можно было прославлять, просто Шевченко был чистейшим прообразом своего же героя:
                                                     
Отакий-то Перебендя,
Старий та химерний!
Заспіває весільної,
А на журбу зверне.

Журба, зависть и сопли по любому поводу, будь то любовь к женщине:
                                           
Багатого губатого
Дівчина шанує,
Надо мною, сиротою,
Сміється, кепкує.

Или наоборот любовь к мужчине, особенно если этот мужчина «москаль»:                                

Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі — чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Москаль любить жартуючи,
Жартуючи кине;
Піде в свою Московщину,
А дівчина гине...

У украинца-казака любовь конечно более пылкая. От неё даже привязанная косами к сосне сгорела Галя.
И вообще, нескрываемая, патологическая нелюбовь к «москалям», граничащая с ненавистью, его постоянное оплакивание Украины:

Україно, Україно
Ненько моя, ненько!
Як згадаю тебе, краю,
Заплаче серденько...
Де поділось козачество,
Червоні жупани?
Де поділась доля-воля?
     Бунчуки? Гетьмани?

Более того Шевченко научился плакать от имени самой несчастной Украины:

Сини мої на чужині,
На чужій роботі.
Дніпро, брат мій, висихає,
Мене покидає,
І могили мої милі
Москаль розриває...
Нехай риє, розкопує,
Не своє шукає,

Такие вот стоны приносили Шевченко широкую популярность во всей огромной империи. Нет не в народе, народная популярность буде гораздо позже и придёт уже после смерти поэта. Им поначалу восхищались аристократы, пресытившаяся богатством, передовая интеллигенция, такие же любители побыть несчастненькими, или, по крайней мере, хотя бы постоять рядом. Это не обязательно были малороссы, чаще наоборот, российская интеллигенция желала послушать великого плакальщика. Им надоели любовные романы и поэмы, высокие чувства и светская мораль, надоели им весёлые водевили и поэты, славящие Родину  и царя. Они очень были тронуты долей украинского народа, при этом как-то совсем забыв о таком же самом, с теми же самыми проблемами, народе российском. Они тяжело воздыхали и вместе с поэтом, который великолепно себя чувствовал в их обществе, винили во всём царя и правительство, но никто из них не догадался сам облегчить долю хотя бы своих крестьян, и дать им вольную не дожидаясь царского постановления. Большинство из них по окончанию чтений Шевченковских стихов тут же забывали о несчастной Украине и её несчастных, живущих в ней, нерусских украинцах. Но были и такие, что уходили с твёрдым намерением посвятить свою жизнь свободе и счастью украинского народа, вернуть ему утраченную волю.
«Публика образованная, но не занимавшаяся специально исторической наукой, увлекаясь художественным воспроизведением минувшей жизни, чувствуя верность обрисовки исторической эпохи, воспроизведенной художником, принимала его произведения как исторический материал и, под влиянием общей исторической картины быта, считала и подробности быта, и подробности образов исторически верными, не заботилась о критической проверке отдельных более или менее крупных фактов. Такое отношение публики тем естественнее, что поэт воспроизводил нередко эпизоды не только в его время, но и поныне почти не разработанные наукой. Я не сомневаюсь, что большинство интеллигентной публики, читавшей произведения Шевченка, уверено в том, например, что Гонта казнил собственных детей, что Палий кончил жизнь в Межигорском монастыре, что Подкова и Гамалия ходили походами на Царьград и Скутари и т. п. И не только читающая публика, не занимавшаяся специально исторической наукой, готова была видеть в поэтических творениях Шевченка точное фактическое воспроизведение событий: по временам, даже исторические писатели разделяли взгляды публики…». Так писал о творчестве Шевченко и влиянии его на массы современной интеллигентной публики В.Б. Антонович. И действительно, ведь со взглядами на историю поэта поначалу были согласны и даже вдохновляли его на столь сомнительное творчество его «собратья» по «Кирилло-Мефодиевскому братству»  Костомаров и Кулиш. Но со временем и Кулиш и Костомаров, как люди способные анализировать и критически подходить к проблеме, разобравшись, во что превращается вскормленное на фальсификации и мифах украинофильство, перешли на позиции признания русского единства. Пришло это осознание своих ошибок уже после смерти поэта. И если Костомаров в 70-х годах, поняв, что самую лучшую часть своей жизни он шёл по ложному пути как-то сник и утратил прежний свой азарт и яркость таланта, и даже тяжело заболел, то Кулиш после глубокого изучения истории Украины, не только нашёл в себе силы подвергнуть критике свои старые взгляды, но и обличить фальшивый, антинародный патриотизм Шевченко и, подражая великому поэту, писал:
Не герої правди й волі
В камиші ховались
Та з татарином дружили
З турчином єднались
………  ……….  ……….
Павлюківці й Хмельничани
Хижаки - п’яниці,
Дерли шкуру з України
Як жиди з телиці,
А зідравши шкуру, мясом
З турчином делились,
Поки всі поля кістками
Білими покрились.

 К сожалению, очень малое число интеллигентных людей,  даже таких которые увлекались историей, были способны разобраться, где чистая история, а где миф. Как известно, широко разошедшаяся в светском обществе рукопись «Истории руссов» была весьма далека от того,  чтобы можно было черпать из неё достоверные исторические факты. Совершенно превратно воспринимал исторические события из истории Малороссии и Шевченко, и извращённые,  ретранслировал  их в общество. О многих исторических документах, которые известны сегодня тогда никто и не догадывался. Правда, десятки антоновичей, костомаровых, кулишей, максимовичей, собирали в XIX столетии богатый урожай с полей украинского народного творчества, но вот отделить зерно истины от «плевел», дано было далеко не каждому, тем более, что было не мало тех, кто эти «плевела» культивировал и специально выращивал. Так советник некоронованного короля польской эмиграции Адама Чарторыйского Франтишек Духинский создал свою собственную теорию происхождения польского украинского и российского народа.
«Франтишек Духинский (1816 — 1893) родился на Правобережной Украине в украинско-польской семье. В 1834 году приехал для продолжения образования в Киев. Только что основанный Киевский университет стал тогда рассадником либеральных идей, а также значительно сблизил польских и украинских студентов» Так писала 2 апреля 2005 года ежедневная всеукраинская газета «День».
И Хотя университет святого Владимира в Киеве был русским и все науки в нем преподавались по-русски, но только русских (украинских) студентов там было не густо и украинский историк Д Дорошенко писал, что: «…головна маса студентів у ньому були діти польських поміщиків з правобережної України».
«Это было время, когда в среде польской интеллигенции была очень популярной идея объединения с украинцами («малороссами») для совместной борьбы против России и восстановления «общей родины» — Речи Посполитой», уверяет нас газета. А вот учившийся там в 50-х годах Драгоманов, как-то не заметил в поляках стремления к объединению и писал в своей автобиографии: «Рожденний на лівому березі Дніпра, я не мав наглядного понятя про Поляків, — і спочував ім, як жертвам російского деспотизму…  Прийіхавши на правий беріг Дніпра, у Киів, я побачив, що Поляки тут — аристократія, а не народ, і був потрясений тим, що навіть студенти Поляки бють своіх слуг і ходять у косцьоли, де усердно клянчать…(молятся Н.Г.).  Вкупі с тим мені кидалася в очи нетерпимість Поляків до Росіян і особливо до Малороссів, або Украінців». Вот так вот выглядела на самом деле эта «идея объединения». А о том кто и как стремился к восстановлению «общей родины» красноречиво говорят 55 зафиксированных на Правобережье восстаний крестьян против польской шляхты только за период с 1845 по 1848 годы.
В связи с этим в 1847 – 1848 годах киевский генерал-губернатор Бибиков провёл так званную инвентарную реформу, которая ограничивала панщину до трёх дней; помещики не имели право самовольно отдавать крестьян в рекруты или ссылать в Сибирь, вмешиваться в личную жизнь своих подданных и наказывать их без суда. Естественно такой шаг значительно облегчил положение украинского крестьянина, но польским помещикам удалось добиться отмены этой реформы и угнетение крестьян ещё более усилилось. Духинский в это