История государства которого никогда не было.

Существовали даже новообразовавшиеся царства. Так в селе Глинском некто Иван Гордиенко для защиты земляков от различного рода банд и продотрядов сформировал отряд самообороны. Вскоре к нему стали стекаться жители окрестных сел и деревень. Отряд рос с каждым днем, и очень скоро у Ивана Гордиенко образовалась своя »армия». Вначале он себя именовал верховным комиссаром, но потом сообразил, что царём быть лучше - решил «короноваться на царство», и образовать новую династию. Когда все окрестные села были под его владением. Он приказал священнику села Опошня, под угрозой расстрела его и всей семьи, если он откажется, устроить торжественное коронование его на царстве в занятом районе. И коронация состоялась в большой старинной опошненской церкви, при огромном стечении народа, под перезвон всех колоколов. С этого дня Иван Гордиенко уже именуется «царем Иваном Глинским и всея правобережной Ворсклы». Вскоре тот же священник расторг его брак с прежней женой, и царицей сделалась местная сельская учительница. Новоиспеченные царь и царица всюду разъезжали в коляске, запряженной четвёркой великолепных коней, украшенные вместо корон свадебными венцами, взятыми из церкви. Когда коляска останавливалась возле церкви, сопровождавшая царя свита вносила Ивана Гордиенко в церковь на обитом бархатом кресле. Вскоре слава о нем загремела по всему округу и не только окружные села, но и местечки Будище, Диканка, Рублевка и городок Котельва «бьют челом», присылают к «Глинскому царю» богатые дары. В его царстве наступили мир, покой и тишина. Не стало  банд, прекратились грабежи и реквизиции, исчезла советская власть. Такое состояние длилось в «царстве Ивана Глинского» несколько месяцев. Когда же стал приближаться фронт, картина резко изменилась. Вновь прибыли представители советской власти в округ, и «царь Иван», опасаясь за свою «царскую» персону, бросив и свою «царицу», и своих подданных, в один прекрасный день исчез из Глинска в лесах Ворсклы. О дальнейшей его судьбе сведений нет.
Можно только догадываться, как строил бы свои отношения с этой клумбой разноцветных «царств-государств» Петлюра, приди он к власти, и какой бы крови это ему стоило. Во всяком случае, сменившая его в Киеве, более сильная власть -  советская, справиться с «горшковыми» атаманами не смогла. Ведь именно к ним к этим окопавшимся в своих «республиках» царькам направились весной 1919 года за продовольствием вооружённые рабочие отряды из города. Именно туда был объявлен советской властью «крестовый поход» за хлебом.
Но как уже говорилось выше, расплачиваться за хлеб у власти было нечем. Это вызвало волну крестьянских протестов, которые жестоко подавлялись войсками и карательными отрядами ЧК. За отказ выдать зерно крестьянин мог легко поплатиться жизнью  и быть расстрелян. Даже Бюро украинской советской печати сообщало о «ненужной жестокости ЧК в селах». Большевистский лидер Шлихтер в 1919 году писал: «...каждый пуд заготовленного зерна был облит кровью». Тысячи крестьян погибли от рук бесконтрольно действовавших уездных и прифронтовых  «летучих» карательных отрядов ЧК и Ревтрибуналов. Но не только ценой крестьянской крови власть добывала хлеб. Мешки с зерном, в прямом и переносном смысле, часто были пропитаны и кровью самих ЧОНовцев и продотрядовцев.  Началась война за хлеб, в которой видная роль отводилась именно батькам и атаманам. При этом многие из них действительно были возмущены таким отношением власти к труду крестьянина, но многие, опять же, почувствовали «волну» на которой можно вознестись к вершинам власти и славы. Как бы там не было, но уже в апреле война начала разгораться и в Киевской губернии было зафиксировано 38 выступлений крестьян, в Черниговской — 19, в Полтавской — 17…
То, как добывалось продовольствие для республики нередко вызывало недовольство и у очень видных большевиков, даже Лев Каменев возмущался «безобразиями» чекистов. Антонов-Овсеенко, понимая губительность ограбления крестьянства, возмущаясь, телеграфировал правительству Советской Украины о том, что продотряды провоцируют крестьян на восстания. Но большевики в Киеве были такими же  или даже теми же большевиками что и в Москве. Ведь, по сути, московские большевики (добрая половина из которых были родом с Украины) во главе с Лениным были мозгом всего большевистского движения. А мозг этот был занят мыслями о том, как быстрее построить коммунизм. А коммунизм и частная  собственность, как известно, несовместимы. Поэтому чем быстрее разорится крестьянин, тем быстрее его можно будет загнать в колхоз, совхоз или ещё в какой нибудь общак. Вот потому чаще всего и получалось так, что какая-то уездная  или ещё какая другая комиссия по чрезвычайному налогу «не приняла в расчёт имущественное состояние граждан и вся тяжесть налога распределена пропорционально числу жителей». За это конечно лиц ответственных за такое «безобразие» «строго наказывали» и часто «выяснялось», что это были пособники кулаков или неправильные коммунисты. Так газета «Правда» уже в феврале 1919 года сообщала, что «на почве неправильного распределения чрезвычайного налога, на почве крутых мер при его сборе, употребляемых местными советскими чиновниками, часто именуемыми себя коммунистами, растёт недовольство среди тёмного населения, использовываемое… для контрреволюционной агитации». В.И. Ленин на VIII съезде партии кается: «сплошь и рядом по неопытности советских работников, по трудности вопроса, удары, которые предназначались для кулаков, падали на среднее крестьянство. Здесь мы погрешили чрезвычайно». И тут же конечно были приняты меры и «перегибы» прекратились – ведь их заметил даже сам Ленин.
А дудки! Наоборот планы по хлебозаготовке увеличивались, а лица ответственные за неё, кто не справлялся, несли ответственность по всей строгости революционного времени. Где хочешь, а хлеб достань, хоть у кулака, хоть у середняка, хоть… Короче, картина была примерно такой. Чтобы все видели, чиновникам и комиссарам, занимающимся продразвёрсткой и проявляющим чрезмерное старание, «сверху» делали пальчиком и, укоризненно кивая головой, громко кричали: - «Ну-ну-ну!». А когда тот убавлял свою прыть, ему из-под полы показывали кулак.  Тем более,  не дай Бог проявить мягкосердечие и пойти на поводу у «кулака-мироеда», и прочей «деревенской буржуазии». Тогда уж извиняй товарищ, но ты уже контра. Даже такому прославленному командиру как командующему 2-й Конной армией Филиппу Миронову, написанное 31 июля 1919 года письмо Ленину, в котором он по наивности своей предполагал, «что коммунистический режим - длинный и терпеливый процесс, дело сердца, а не насилия», а потому, пишет он в своём письме, «политику истребления казачества, а потом зажиточного крестьянства я поддерживать не стану... На безумие, которое только теперь открылось перед моими глазами, я не пойду», вскоре стоило жизни.
Уже в 1918 году первая волна крестьянских восстаний заливает большевистскую Россию. По официальным данным ВЧК, с июля по ноябрь 1918 года в советской республике вспыхнуло 108 «кулацких мятежей». За весь 1918 год «только в 20 губерниях центральной России вспыхнуло 245 крупных антисоветских мятежей».
 Вот и в Украине уже в начале апреля 1919 года в Переяславе против большевиков восстают: комбриг Красной Армии эсер Богунский и командир полка Лопаткин. А уж «батькам» и атаманам, так тем, сам Бог велел подыматься на защиту своих «республик» от «ненажерлывых москалей». В Триполье был созван «областной ревком повстанцев». Этот ревком установил связь с атаманами Зеленым и Ангелом, а так же обратился к Григорьеву, с призывом последовать их примеру. От Григорьева пришёл обнадёживающий ответ: «Работайте. Я возьму Одессу, а потом пойду с Вами!» После взятия и разграбления Одессы, крестьянские полки атамана Григорьева, вернувшись домой, были потрясены тем, что творится в их хуторах и сёлах и потребовали от своего атамана, чтобы он скорее соединялся с восставшими атаманами и вёл их на большевиков. Но после взятия Одессы, «победитель французов»  счёл ниже своего достоинства делить славу своего следующего триумфа, триумфа над разгромленными большевиками, с какими-то там мелкими атаманишками типа Зелёного. На новое предложение ревкома повстанцев-«незалэжныкив» присоединиться, Григорьев ответил: « У меня 23 тысячи штыков, 52 пушки, 12 бронепоездов, миллион патронов. За мной Херсон, Николаев, Одесса. Скажите, что вы имеете, что стоит за вами? Ничего. А раз ничего, то я разрешаю вам прийти ко мне и получить от меня ту работу, которую я вам дам...».
Естественно никто к Григорьеву «наниматься на работу» не пришёл. Даже не стали ждать и пока он возьмёт Одессу, а уже в конце марта - начале апреля, с тремя тысячами повстанцев, атаман Зеленый захватил местечки Триполье и Васильков, уничтожив там заезжих большевиков-агитаторов и продовольственные отряды. Объявив себя «незалежным большевиком», он требовал обуздать всевластие ЧК, партийных «назначенцев», отменить продразверстку, прекратить насильственное создание колхозов, организовать самостоятельную украинскую армию на основе его отрядов и добиться реальной независимости Советской Украины. Уже к концу апреля повстанческий отряд Зелёного увеличился вдвое и составлял примерно 6 тысяч повстанцев. В мае его силы увеличиваются до 8 тысяч человек, при 6 орудиях и 35 пулеметах, - Зеленый объявляет свои отряды армией независимой Советской Украины и начинает сотрудничать с отрядами атаманов Струка, Сатаны, Ангела. В начале мая 1919 года Зеленый уже контролировал район Триполье — Обухов — Ржищев — Переяслав.
И вот здесь, наверное, мы подошли к тому историческому моменту, когда украинцы стали зарождаться как народность. Именно с весны 1919 года, в Южной России появляется массовое понятие украинский народ. С весны 1919 года, всех тех, кто приходит насильно, но почему-то утверждает, что по закону, отбирать хлеб, а это, как правило, вооружённые рабочие отряды из города (продотряды) и чекисты, крестьяне начинают называть  московскими комиссарами, независимо от того россияне они, украинцы или даже китайцы. Себя же они определяют как украинцев, народ, который обирают понаехавшие за хлебом из города «чужинцы», хотя, по большому счёту, многие впервые услышали об украинцах только два года назад от эмиссаров Центральной Рады. Совсем не обязательно, что крестьянин уже осознавал себя причастным к какой-то отличной от россиян нации. Он осознал несправедливость в отношении себя, и просто противопоставлял себя носителю этой несправедливости коммунисту, как антагону. О том же что коммунисты, выбив немцев и Скоропадского, а затем и Директорию, пришли из большевистской России знали, конечно, все. Знали, и в большинстве своём ждали этого прихода и даже активно содействовали ему. И не только потому, что видели в приходе большевиков избавление от чужеземного гнёта, но и потому, что осознавали себя одним народом с россиянами. Да и пришли то люди, в основной своей массе, даже разговаривающие на одном с ними южнорусском диалекте. То есть те же украинцы. Но когда долгожданные большевики стали отбирать политый крестьянским