киевлян своему освобождению была не долгой. Скоро это воинство «освободителей» показало городским обывателям своё подлинное лицо, которое оказалось, наверное, ещё более уродливым, чем лицо изгнанной власти большевиков. Протопресвитер Василий Зеньковский в своих воспоминаниях «Пять месяцев у власти» будет вскоре писать: «Кстати сказать, добровольцы, войдя в Киев, учредили особые контрольные комиссии для проверки «благонадежности» офицеров, остававшихся в Киеве до прихода добровольцев. Я готов допустить, что такие комиссии неизбежны и нужны, но то, как они сработали, как они разбирали дела отдельных офицеров, часто напоминало большевиков, приемы Че-Ка». И если уж говорится об офицерах, то о тех рабочих и простых обывателях кто был заподозрен в сочувствии, а тем более в сотрудничестве с большевиками, лучше уж промолчать.
Советский историк, описывая приход белогвардейцев в Киев, будет сокрушаться: «В Киеве воцарился режим кровавого террора. В первые же две недели деникинцы арестовали 1700 человек. Вешали арестованных на улицах, на площади перед городской думой». Не отрицает этого и свидетель тех кошмаров Полетика. Более того он пишет, что: «за полтора месяца оккупации в Киеве было по официальным подсчетам Добрармии истреблено 2000 «коммунистов» и им «сочувствующих». Ну чем вам не красный террор Муравьёва. Но об этом, сегодня тоже не принято здорово распространяться.
Широко развернулась деятельность Добровольческой контрразведки по очистке Киева «от преступных элементов: коммунистов, комиссаров и прочей мерзости». Начались доносы. Сотни ни в чем не повинных людей, казавшихся «подозрительными», ежедневно сгонялись под конвоем на проверку в тюрьмы контрразведки. Допрос их производился «с пристрастием»: грубое обращение, издевательства, побои, пытки, насилия над арестованными женщинами и т.д. При огромном количестве арестованных с допросами не канителились. Многие «подозрительные» не дожили до следующего дня. Разгрузка тюрем также производилась без особой волокиты. В этом деле воинские части помогал контрразведке.
Особенно зверствовали «освободители» после того как 14 октября части 58-й и 45-й дивизий Южной группы советских войск, совершившие 600 – километровый поход на соединение с частями 12-й армии, совместно с 1-й Богунской бригадой 44-й стрелковой дивизии неожиданно захватили Киев.
«Оказалось, что части Красной армии, - пишет Полетика, - отрезанные при отступлении из Киева, скопились у Коростеня. Отсюда они продвинулись на Ирпень и, перебив у Пуще-Водицы и Святошина напившееся допьяна сторожевое охранение добровольцев, подошли к Киеву. Утром 1 (14 по новому) октября Богунский и Таращанский полки вошли в Киев. Киев был захвачен врасплох, и отстоять его до прибытия спешно вызванных резервов командование Добровольческой армии не надеялось. Началась эвакуация из Киева. Прежде всего, из Киева были поспешно эвакуированы высшие военные чиновники Добровольческой армии, редакция «Киевлянина» с Шульгиным, высшее духовенство. За ними тронулись офицеры военных учреждений и штабов, погрузившие свои вещи и багаж (горы чемоданов и ящиков) на машины и подводы. Контрразведка торопилась расстрелять перед уходом возможно больше заключенных в Лукьяновской тюрьме, но арестованные взломали замки камер и ворота и вырвались из тюрьмы».
Сражение за Киев длилось 3 дня. В итоге «красные» войска отошли и закрепились на линии реки Ирпень в 27 км от Киева. Когда же вновь вернулись «белые», то они вдруг вспомнили, что по ним, когда они бежали из города, стреляли из окон и чердаков. Обвинили в этом всё тех же евреев. В Киеве начались еврейские погромы: «Это было, - пишет Полетика, - систематическое, планомерное и жестокое ограбление и избиение еврейского населения. Его совершали солдаты под руководством офицеров». Ещё один современник тех событий, редактор «Киевлянина» В. Шульгин писал:
«По ночам на улицах Киева наступает средневековая жизнь. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душераздирающий вопль. Это кричат евреи. Кричат от страха... В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся вооруженных людей со штыками, и, увидев их, огромные пятиэтажные и шестиэтажные дома начинают выть сверху донизу... Целые улицы, охваченные смертельным страхом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь... Это подлинный, невероятный ужас, настоящая пытка, которой подвержено все еврейское население». Не расходится Шульгиным в изложении этого страшного факта и Полетика:
«Каждый вечер, - пишет он, - в определенные районы и улицы отправлялись грузовые машины под командой офицеров - на каждом грузовике 20-30 вооруженных солдат и офицеров. Иные из них были в темных (синих) очках, у других головы были закутаны в башлыки, в руках винтовки, револьверы, шомпола, - у намеченных в списке домов люди слезали с грузовика и звонили, а затем стучали в забитые ворота. Не дождавшись ответа, налетчики разбивали деревянные щиты на воротах и вваливались во двор.
Обыски начинали с нижних этажей. Здесь разбивали прикладами входные двери квартир, грабили, разбивали мебель, насиловали женщин, избивали и убивали евреев. Многих уводили с собой, и они почти никогда не возвращались. Грабили все: сначала требовали деньги, затем часы, кольца и прочие драгоценности, затем меха, пальто, костюмы и обувь (мужские и женские), белье. Снимали башмачки и рубашечки даже с маленьких детей.
Так шествие грабителей поднималось с нижних этажей на верхние. У дверей русских квартир, требуя открыть двери, предупреждали: «Господа, мы не бандиты, мы русские офицеры, откройте, пожалуйста». Если в русских квартирах находили спрятанных евреев, били и грабили и русских и евреев. При этом налетчики проявляли изысканную вежливость, просили извинить за беспокойство. В некоторых квартирах визитеры переговаривались друг с другом по-французски, с прекрасным произношением. Очевидно, работали «господа гвардия» и «господа кавалерия».
Единственным средством защиты был крик. Огромный дом в пять-шесть этажей истерически громко кричал и выл. За ним начинали кричать и выть соседние дома. Выли и кричали целые улицы, кварталы. Этот крик домов и улиц над огромным городом был ужасен. По ночному, спящему городу носился многоголосый вопль ужаса и страха, вопль множества людей, увидевших перед собой облик смерти. Это был вопль и стон. Он покрывал все - отдельные голоса не были слышны».
Надо отметить, что особое рвение и старание в еврейских погромах проявляли «бойцы» «Первой повстанческой украинской армии» вездесущего атамана Струка. Ещё в сентябре, сразу после отхода украинцев из Киева, бравый атаман понял, что армия Петлюры это не серьёзно, и им был подписан договор о вхождении в состав армии Деникина. В «армии» Струка насчитывалось тогда всего около двух тысяч бойцов, но они сыграли заметную роль в октябрьском изгнании «красных» из Киева. Струк даже был награжден офицерским Георгиевским крестом второй степени и удостоен чина полковника. «Их благородия» - его новые хозяева, простили ему не только старые, еврейские погромы но и благословили на новые в Киеве.
Но, а Петлюра, хотя и был, как об этом можно часто прочесть в мемуарах бывших белогвардейцев, на половину большевик, всё же, очень долго надеялся на союз с армией Деникина и старался избегать вооружённых столкновений с нею. Он даже игнорировал начатые в средине августа попытки Махно, который в то время, вёл сражения и против «красных» и против «белых», наладить союзные отношения с армией УНР. Но уже через месяц всё изменилось – Деникин окончательно определился как враг, и тогда вступила в действие формула - «враг моего врага - мой друг». Петлюра, отчётливо осознавая слабость своего влияния на украинцев, свой, как принято сейчас говорить, весьма невысокий рейтинг, готов был идти на союз не только с Махно, но и с большевиками.
Исаак Мазепа вспоминает, что «как раз в это время (середина сентября) в Каменец приехал швейцарский коммунист Ф. Платтен, личный друг Ленина. На нашу территорию он попал случайно. Еще в июне 1919 г. он вылетел из Москвы в советскую Венгрию с поручением от Большевистского Правительства. Но аэроплан упал на румынской территории и был конфискован румынским правительством. Платтена румыны также задержали и не пропустили дальше в Венгрию. По его желанию, его переправили через Днестр на территорию, занятую украинскими войсками. Платтен связался с галицким социал-демократом П. Бензой, которого он знал лично со времен пребывания Бензы в эмиграции в Швейцарии. Узнавши от Бензы об общей ситуации на нашем фронте и о том, что мы не сегодня-завтра объявляем войну Деникину, он предложил услуги — быть посредником между нашим правительством и правительством Ленина для заключения военной конвенции против Деникина. Директория и Петрушевич дали на это согласие. Через несколько дней Платтен выехал в Москву с предложением от нашего правительства».
Был заключён и союз с Махно, который ещё в июне, разорвав отношение с большевиками, испытывал острую нужду в боеприпасах и, теснимый белогвардейцами, в сентябре отошёл на правый берег Днепра. В начале сентября махновцы вошли в Умань, а заключив союзнический договор с Петлюрой и получив от него патроны, они уже к концу сентября прорвали фронт деникинцев и отправились в свой знаменитый рейд по тылам белогвардейцев. Вот как описал этот эпизод войны Деникин:
«Махно вступил в переговоры с петлюровским штабом, и стороны заключили соглашение: взаимный нейтралитет, передача раненых махновцев на попечение Петлюры и снабжение Махно боевыми припасами. Для выхода из окружения Махно решился на смелый шаг: 12 сентября он неожиданно поднял свои отряды и, разбив и отбросив два полка генерала Слащова, двинулся на восток, обратно к Днепру. Движение это совершалось на сменных подводах и лошадях с быстротой необыкновенной: 13-го — Умань, 22-го — Днепр, где, сбив слабые наши части, наскоро брошенные для прикрытия переправ, Махно перешел через Кичкасский мост, и 24-го он появился в Гуляйполе, пройдя за 11 дней около 600 верст».
Это был звёздный час Нестора Махно. После его прорыва народ целыми сёлами вливался в его войско. В октябре – ноябре 1919 года по донесениям разведки УНР, численность армии Махно, громившей деникинские тылы, достигла 100000 человек, что более чем вдвое превысило численность армии УНР. А 22-го сентября и Головной Атаман Петлюра издал приказ о начале военных действий против Деникина, назначив «командовать наступлением» того самого Сальского, который вызвал киевский инцидент. В октябре 1919 года общая численность украинских войск составляла около 40 000 человек при 150-160 орудиях. Активные военные действия между украинскими войсками и деникинцами начались 2 октября 1919 года.
К этому времени все силы белогвардейцев на Украине были разделены на две группы — Войска Киевской области (созданы 7 сентября 1919 года, командующий - генерал от кавалерии А.М. Драгомиров) и Войска Новороссийской области (созданы 20 августа 1919 года, командующий — генерал-лейтенант Н.Н. Шиллинг). На 5
Но такой текст осилить нелегко. Как говаривал Солженицын, неподымный.
Вот бы выжимку страниц на 10.