Я СМЕРТИ БОЛЬШЕ НЕ БОЮСЬ (часть вторая)

Но истинной цели она не обнаружила. Давно прозвучал первый звонок, предупреждающий о начале занятий. За ним – второй. Скоро третий. Начало учебного процесса. И вот, по ступенькам крыльца, в окружении друзей поднимается он – Яков Дах.
   Ксения тенью выскользнула из-за колонны, чем немало испугала весёлую компанию. Она подошла к Яше, протянула руку и сказала:
   - Здравствуй, Яша!
   Краем глаза она заметила, он не удивился её информированности.
  - Здравствуй, Ксения! – ответил он просто, будто здоровался с ней каждый день.
  Друзья понятливо отошли в сторону. Предупредили с юморком, не опоздайте, голубки, на занятия и прошли вовнутрь.
   Нужно было идти на занятия.
   Но ни ему, ни Ксении не хотелось разнимать рук; не хотелось прерывать вглядывание в красоту глаз, бездонных и бесконечно красивых; тёплая, приятная волна  прошлась по их телам. Первой прервала сладкое молчание Ксения: - Пора идти; Да – подтвердил Яша, не выпуская её руки, притянул к себе Ксению и поцеловал в губы, чуть подрагивающие, нежные, трепетные влажные губы. Ксения опустила глаза. «После занятий встретимся, да?» «Да», - кивнул Яша.
    Весь день прошёл мимо Яши, как тень, идущая вслед солнцу. Дах, где ты витаешь, интересовались преподаватели; слушаю внимательно; тогда повтори сказанное; он вставал и повторял всё полностью. Но опять-таки, находясь где угодно мысленно, только не в аудитории.
   В кинотеатре «Донецк» в большом зале показывали «Танцор диско». Пока на экране разворачивались подлинные кинематографические человеческие страсти, адаптированные к влажному климату джунглей Индостана с тридцатью песнями и двенадцатью танцами, прослоенные впечатляющими сценами мордобоя, Яков и Ксения целовались взасос на последнем ряду. И когда большая часть зала заинтригованно со слезами, искренними слезами сочувствия, следила за разворачивающимися событиями на экране, им, молодым, впервые потерявшим брод в бурной реке жизни, но попавшими в омут любви, было на всё откровенно наплевать. Их волновало только их внутреннее самочувствие и переживания; их маленький, прекрасный, зарождающийся впервые радостный мир.
   В перерывах между поцелуями, игнорируя окружающих – любовь отчасти эгоистична – Ксения предложила пойти домой. Не понял, Яков откровенно посмотрел ей в глаза, отражающие свет от экрана. Ко мне нельзя. Пояснила Ксения, я своим сказала, что остаюсь ночевать у подруги. Ну? нажала она. Не понимаю, признался Яша. К тебе в комнату, не выдержала Ксения. Я живу не один, возразил он ей. Яша, не будь наивным, куда уходите вы, когда кто-то из вас приводит девушку? Ну – протянул Яша. Вот и они – ну, засмеялась она. На них зашикали, Ксения в ответ отмахнулась. Поехали, что время зря терять. Тоже самое предложить хотел и Яков, но не решался; боялся отказа и внутренне обрадовался её словам.  
    Он впитывал в себя запах её волос, как щебет птиц в весеннем гаю; он проникал в глубину карих глаз, как в бездонные глубины вселенной; он наслаждался ароматом её тела, пахнущим вызревшей рожью.
   И она…
   Ласковый шёпот звёзд. Шум осеннего дождя. Звонок дежурного трамвая… Город спит…»

   «Яна и Яша расположились в креслах по обе стороны журнального столика.
    Яша листал пухлый фотоальбом, рассматривал фото, большей частью полувековой давности, который ему вручила Яна. Он внимательно всматривался в старые снимки с облачными потемнениями по периметру, а она без умолку щебетала, будто год держала рот на замке, а сейчас дали волю. Яна комментировала каждый фотопортрет, одиночный и групповой. На них были изображены в военной форме и в одежде старого покроя её родственники.
    Это дед со своим братом. Он погиб в кровавое воскресенье. Родня уговаривала его не ездить, остаться дома, но пропитанный светлыми революционными идеями и полный их возвышенными чувствами, не мог остаться в стороне. Хотели его похоронить в Варшаве; в итоге похоронили в Пинске на родовом погосте.
   Деда бог миловал. Он тоже принимал участие в революционных маршах. Когда совершилась Октябрьская революция, плакал от счастья. И от горя, что его брат не дожил до этого времени.
   А вообще, знаешь. Яша… Что, спросил он. Очень много представителей нашего рода погибло, сражаясь за Отечество. Польшу, уточнил Яша. Россию, укорила Яна, до революции Польша входила в состав Российской Империи.
   За этим занятием, рассматриванием семейного альбома и лёгкой беседой и застала их бабушка.
   - Молодые люди, - важно заявила она, стоя на пороге зала, держа в руках чайные приборы. – Словами сыт не будешь. Пора переходить к делу: немного подкрепиться.
   Стол бабушка сервировала сама. Категорически отвергла помощь внучки и вызвавшегося подсобить Якова. Ваше дело молодое, резюмировала бабушка, успеете ещё с ложками-вилками наиграться да натешиться.
   Хрустальная ваза с яблоками и виноградом, как важная персона расположилась посередине стола. Вокруг неё, как верноподданные вокруг государя, расположились чайные пары, запарник, медный чайник на спиртовой горелке, пускающий из носика тонкие струйки пара. Тарелка с пирожками – здесь, Яша, пироги с бульбой, грибами, яблоками и вишней вперемешку. Какой попадётся, тот и скушаете – маслёнка с маслом, две розетки с миндальным и коричным печеньем, три креманки  с вареньем из крыжовника, малины и сливы.
   - Прошу к столу! – довольная собой, бабушка пригласила детей к столу.
   Яша отодвинул стол и предложил бабушке сесть первой; та благосклонно приняла ухаживание, стрельнув многозначительно глазами в сторону внучки, дав той понять, что Яша весьма галантен, учтив и воспитан.
   Затем он предложил сесть Яне. Она поблагодарила; села, светясь внутренним светом от счастья и радости.
   Сам же сел последним. Сидит и ждёт.
   Что вы ждёте, поинтересовалась бабушка у него; полная свобода действий, Яша, зря не кокетничайте; негоже юноше строить из себя девицу-скромницу, наливайте чай, угощайтесь вареньем и пирогами. Несмотря на её слова о свободе, Яша налил чаю Яне и бабушке, затем себе. Они поблагодарили, кивнув чинно головами.
    Чаёвничали медленно.
    Ели пироги, варенье, между делом беседовали. Сольную партию вела бабушка. Она расспрашивала и задавала вопросы Яше. О семье. О родителях. Об учёбе. О дальнейших планах на жизнь. Не верю, что вы посвятите жизнь военной службе. Почему? У вас, Яша, немного иной склад характера. Вы проявите  себя в искусстве.
   Как дотошный следователь, бабушка допытывалась до самых мелочей. Яна даже шутя, сделала ей замечание, что ты, бабушка, так тщательно расспрашиваешь, будто ведёшь допрос с пристрастием. Бабушка деланно нахмурила брови. Заметила, не дело указывать старшим, что делать. И сразу же рассмеялась; всем видом показывая, что шутит. Слово взял Яша, выступив на стороне бабушки. Но и, не желая умалить роль Яны, он выразил одобрение любознательностью бабушки и сообщил, что с превеликой радостью расскажет всё, как можно полнее и правдиво. После этих слов он положил правую руку на сердце, затем поднял вверх раскрытую ладонь: - By Jove!
   Яна на минуту утихла, переваривая услышанное. Только бабушка хитро прищурилась и, выдержав паузу, прервала молчание: - Яночка, внученька, а пан Яков не так прост, как хочет казаться.
   Яша горячо возразил, что это им обоим показалось. Бабушка цокнула языком, покачала головой, эх, Яша, это вы можете легко ввести в заблуждение Яночку, а я много пожила на белом свете, многое видала. Безусловно, вы скажете всё… но, что мы хотим услышать, а не то, что вы хотите сказать.
   Позднее Яше не раз приходилось слышать эти слова, каждый раз он ловил себя на мысли, что дело именно так и обстоит.
   Беседовали долго. За окном прояснилось. Часы показывали половину пятого. Вам когда возвращаться в часть, поинтересовалась бабушка озабоченно. Ничего страшного, успокоил женщин Яша, увольнительную выписали до полуночи.
    Бабушка во время беседы часто вставляла в речь польские слова. Иногда говорила целые предложения. Затем спохватывалась, извинялась, мол, увлеклась и пан Яков так поразительно похож на одного шляхтича её юности, просто положительно провоцирует её говорить по-польски. На это Яша говорил, что он понимает немного польский, так как с украинским одни корни. Трудности есть, но небольшие. И сетовал, что Целестине Богуславовне не может ответить за скудостью знания языка. Яков и сам, попав под волну энергии бабушки, вставлял в монолог то украинские, то польские слова, не замечая этого.
    Смеясь и довольно кивая головой, заметила, что переживать, сенсу нема, что жиче у него вся впереди.
    И когда заметила, что Яна вяло ест сладкое, сделала замечание. Яна в ответ возразила: - Ба, ты же вем, я на диете!
    Изобразив удивление, Целестина Богуславовна продекламировала весьма артистично:

                                        Ох, смотри, ох, досидишься на диете:
                                        Сдует пуком с унитаза в туалете.

   Эти слова ввели Яну в краску: ба, як так можешь при посторонних-то! Здесь совершенно не вижу посторонних, бабушка обвела взглядом комнату, ах! разве что капли дождя за окном да стайка нахохлившихся врубелей на ветках клёна.
   - Dziękuje za gościnność1! – в прихожей Яша взял руку бабушки  и поцеловал. – Do widzenia, pani!
   Затем обратился к Яне:
   - Całuję rączki, szanowana pani Jana2!
    Целестина Богуславовна поцеловала Яшу в щёку и, шутя, погрозила пальцем:
   - Ох, не прост, pan marynarz, Яночка! Бардзо не прост! Держи с ним ухо востро!
    Замешательство, возникшее вслед за словами бабушки, прервала она же:
   - Смотри, Яночка, пан Яков на ходу подмётки рвёт! – улыбнулась доверительно. – Не прост, бардзо не прост!

    Неделю спустя Яша снова обедал у Снегоцких.
   Родителей дома не было; он поинтересовался, где они. Целестина Богуславовна ответила, что мама Яночки уехала на уздровиско (курорт), а ойчец (отец)– в Минске по работе на неделю, оттуда прямиком в Москву, вызвали на приём в Правительство. И предположила, должны наградить. В горсовете с весны курсируют устойчивые слухи, кого именно наградят.
1 – Спасибо за гостеприимство. До свиданья. 2 – Целую ручки, Яна!
Народ, как всегда всё знает раньше самих чиновников. И кого же, спросил Яков. В основном, рабочие, победители соцсоревнований и ударники труда. Но вас, Яша, я просила придти по совсем другой причине. Даже Яне не объяснила истинной цели.
   Яков был заинтригован, но не проронил ни слова. Следуя прочитанному ещё в школе в одной умной книжице изречению: молчащий больше услышит.
   Яна убрала стол. Мыла на кухне посуду. Бабушка вернулась в зал, выходила в свою комнату, с колодой старых карт в руках.
   - В карты не играю, - предупредил Яша, не дожидаясь приглашения. – Не люблю.
   - Этими картами никогда не играли, - ответила бабушка, медленно тасуя колоду; ловко, словно опытный катала, она перебирала карты. – Они для гадания; и я пригласила тебя, чтобы тебе погадать.
    Яша, было, сделал движение руками, мол, не стоит, но бабушка его опередила.
   - Верить гадалкам, не верить, дело личное отдельно взятого индивида. – Спокойно вымолвила она. – Карты скажут правду. Независимо от того, как ты к ним относишься.
   В зал входит Яна.
   - Бабушка! – воскликнула она. – Опять ты за своё!
   Невозмутимо бабушка