Я СМЕРТИ БОЛЬШЕ НЕ БОЮСЬ (часть вторая)

Нам по пути.
  - Стой-стой-стой! – упираюсь я. – Как это – по пути? – внутри шевельнулся червячок подозрительности. – Ты знаешь, где расположен штаб?
  - Чудной ты, Яша! – удивляется Яна. – Я же в этом городе родилась и что написано на вывесках, читать умею.
   - Каких вывесках?
   - Таких, - Яна подходит ближе ко мне, разворачивает, - смотри: магазин номер такой-то и так далее.
   - Что из этого следует? – до меня начинает доходить моя слепота.
   - Ты почем такой трудный?! На КПП тоже табличка-вывеска гласит «Штаб»… Сейчас-то понял? Или ещё нужны объяснения?
   Здесь действительно до меня доходит простота рассуждений Яны; беру её под руку и говорю примирительно, раз нам по пути, прошу пани.
    Расстались недалеко от КПП, чтобы не давать повода для лишних сплетен. Чмокнула в щёку и предупредила, что ждёт в воскресенье на той же аллее в парке, в полдень. Уж не знаю, качаю сомнительно головой, будет ли
1 эпос о Гильгамеше.
увольнительная… Будет, обнадёживает Яна, если ты посреди недели ходишь по городу; уверена в воскресенье будет в увольнении.
   Я и сам был уверен в этом стопроцентно, но мы «предполагаем, бог располагает».
   Ко мне он был расположен».

  «Наконец замполит обратил внимание на Даха, более получаса стоявшего посреди кабинета навытяжку. Отложил в сторону перьевую ручку. Сложил исписанные листы в папку; запер в сейфе.
   Яков чувствовал, замполит не зря затягивает паузу. Но и прерывать долгое молчание не решался. В голове много чего за эти тридцать минуть перевертел, вспомнил успешно забытое: рюмка водки в пивной, залакированная двумя бокалами пива с вяленой воблой. Ну, там не один был, с двумя мичманами. Но это не повод, сильно напрягаться.
   - Вот, Дьяк, - начал замполит и сразу же поправился, сплюнув, - тьфу, Дах! За более чем четверть века видал многое, встречал разный народ, и шустрых, и ленивых, и инициативных, и апатичных. Всяких! Но никто никогда не мог додуматься до такого!.. – при этом замполит состроил умную мину, высоко задрал вверх указательный палец, - такого, чтобы встречаться с иностранными гражданами…
    Замполит выдохся; требовалась передышка; гильза «Беломора» выкурена за две затяжки – нервничает, добра не жди. Заученным точным движением залихватски поправил густые, чёрные, с редкой проседью усы.
   - … можно сказать, врагами нашей прекрасной Родины!
   Магнетизирующий взгляд глаза в глаза Даху, не даёт нужного результата. Замполит садится в кресло, придвигается к столу и продолжает.
   - Вижу, Яша, ты не понимаешь, куда я клоню?
   - Никак нет! – отрапортовал Яков.
  - Да, Яша, да! – замполит сильно ударил кулаком по столешнице; опрокинулась медная ваза с отточенными карандашами, упала статуэтка матроса со знаменем, обиженно зазвенев бронзой. – Ты, Яша, или маскируешься, умело притворяясь или дурак полный. Последнее исключаю, художники дураками не бывают и в виде исключения тоже. – И резко, будто выплеснув ковш воды на раскалённые камни. – Или бывают?!
   - Никак нет!
   - Что ты как попугай зарядил: никак нет… - замполит красиво исполнил народную формулу-заклинание от злых духов, не прибегая к ярко выраженным словам. – Как ты, Яша, объяснишь свои встречи в тёплом семейном кругу Снегоцких? А?!
   Яков облегчённо улыбнулся.
  - Так вот в чём дело… Да какие они иностранцы. Они наши, советские…
  - Советские… - примирительно, с ехидцей повторяет замполит. – Продолжай. – И выгибает левую бровь дугой.
  - Вы сами прекрасно знаете, - говорит Дах, - Мирослав Кондратьевич глава горсовета…
  - Да знаю, знаю… - отмахнулся замполит, откинулся в кресле и снова закурил. – Мне по должности много чего знать положено.
   Яков передёрнул плечами, понимаю.
  - А ты в курсе, Снегоцким до войны принадлежало поместье Галево в десяти верстах от Пинска; три доходных дома, гостиница «Пина».
  - Она и сейчас действует, - вставил слово Яша.
  - Не сметь меня перебивать, - тихо и медленно сквозь зубы процедил замполит, до скрипа зубов сжав бумажный мундштук папиросы. – Так вот, гостиница «Пина», ателье модной одежды, скотобойня, магазины…
   - Когда это было то! – снова перебивает, не желая этого Яша. – И время совсем другое было.
  - Время, Яша, - акцентируя каждое слово, чуть ли не со свистом, произносит, замолит, - времена всегда одни и те же. Снегоцкие эксплуатировали народ, как вампиры, пили его кровь.
   - А мне рассказывали, что все рабочие были вольнонаёмные и что дед, пан Кондрат Романович… - Яша даже не заметил, как произнёс «пан» в связи с именем деда, но его, слово, сразу запеленговал усами-антеннами замполит.
  - Видишь, Яша, ты сам не заметил, как пропитался эксплуататорским буржуазным духом. Старший Снегоцкий для тебя – пан.
   - Вырвалось… - оправдался Яша, чувствуя, безуспешно.
  - Не-е-ет! – протянул замполит. – Не-е-ет, не вырвалось!- он тянул каждый первый ударный слог в слове. -  Оно впиталось в тебя с их вражьими речами…
   - Товарищ замполит, да не враги они вовсе. Яна и бабушка рассказывали, как их родственник принимал участие в восстании Костюшко; родной брат Кондрата Романовича Владислав дрался на баррикадах, сражался против царского режима за свободу и народ!..
   - Яша, ты так ничего и не понял, - сочувственно закивал головой замполит. – Не надо ставить знак равенства между такими, как Снегоцкие, и  обездоленными рабочими и крестьянами, бросившими вызов царизму, они шли на баррикады за правое дело!
  - Что – Снегоцкие? – спросил Яков.
  - А то, что они лезли на баррикады, подставляли головы разумно под пули, бывало, гибли, - случайно! – но закономерно сражались не за светлое будущее и счастье народа…
   - За что, тогда? – не стесняясь, перебил Яков.
  - Я просил не перебивать, – замполит прикурил от тлеющей папиросы новую. – Сражались они, да будет тебе известно, за своё собственное светлое завтра и капиталистическое счастье. Чтобы продолжать и дальше, после победы, вить из народа последние жилы и пить кровь.
   - Неправда, товарищ капитан третьего ранга! Лично видел награды дедушки Яны, которыми его наградили за храбрость и отвагу во время Отечественной войны! Что на это скажете?!
  - А то и скажу! – обрадовался замполит, не слезая с любимого конька. – Где твой Снегоцкий…
  - Не мой – Яны.
 - Не важно, твой, чужой, где он закончил войну?
- Его демобилизовали после тяжёлого ранения, которое получил при освобождении Кракова…
  - А-ха-ха-ха! – хлопнул в ладоши замполит играючи. И уже серьёзно. – Мой отец закончил на ступенях Рейхстага!
  - Но его же ранили, - снова заступился за Снегоцких Яков.
  - Где гарантия, в него не пальнули свои же друзья, чтобы сохранить доброго и надёжного шляхтича. Переусердствовали немного – война спишет – случается. Но и уберегли для будущих дел. Что скажешь на это?
  - Паранойя, - ответил Яков.
  У замполита округлились глаза, задёргалось веко, пальцы пришли в ведомое им движение-пляску.
   - Ты хочешь сказать, я болен? – придя в себя, угрожающе спросил, приподнявшись в кресле замполит.
   - Никак нет, - спокойно ответил Яков. – Но если верить утверждениям медицинских светил в области психиатрии, абсолютно здоровых людей теоретически нет.
  - Выкрутился, - не зловеще усмехнулся замполит. – Как вы все похожи друг на друга, хитрые польские евреи! Яша, Яша, - запричитал почти по-бабьи замполит, - и этому ты у них научился! Увяз коготок, всей птичке пропасть.
  - Зря вы так, - с горечью произносит Яша. – Снегоцкие не евреи и очень хорошие люди!
  - В общем, так, товарищ матрос, я вас предупредил. От вашего дальнейшего поведения зависит ваше будущее. Свободны!
  - Есть! – отчеканил Яша, развернулся и направился к двери.
  - Отставить! – раздалась ему в спину команда. Яша остановился. – Вернитесь, товарищ матрос, и сядьте!
  Глядя в глаза Якову, замполит прочитал:
                     
                                          Живущий под кровом Всевышнего
                                          Под сению Всемогущего покоится.

   Выдержал паузу, спросил, нарушив тишину кабинета:
   - Знаешь откуда?
   - Из Библии, - ответил Яков, не вполне понимая, чего от него хочет замполит. – Бабушка читала.
   - Уже хорошо, что знаешь, - одобрил он. – И бабушка молодец. – Постучал мундштуком папиросы по столу, сдул крупинки табака на ладонь и перетряхнул в пепельницу. – А именно?..
  - Именно, что? – удивлённо переспросил Яков.
  - Откуда…
  - Псалтирь…
  - Теплее, - подбодрил замполит, кивает головой, - дальше. Откуда?
  - Затрудняюсь, - признался Яков. – Как-то значения не придавал.
  - Я тоже не придавал, - отстранённо и задумчиво произносит замполит и, мгновенно выйдя из минутной задумчивости, заключает. – Что не придавал – плохо. Девяностый псалом Давида, стих первый.
   - Для чего вы это мне говорите?
   - Для общего развития, - наконец закуривает замполит перемятую на сто рядов папиросу.
  - Вашего? – решил сострить Яков.
  - Твоего, - густая струя дыма расползлась по кабинету, как саранча по Египту. – Я-то ознакомлен.
   - Разрешите вопрос.
   - Валяй!
  - Объясните, как соединить воедино и вашу должность и цитирование Библии, далеко недружественной книги в атеистическом государстве, где церковь отделена от государства. Вы должны быть атеистом.
   - Понимаю тебя, - погодя ответил замполит, видоизменённым взглядом разрезая пространство. – Это не проверка на вшивость, на что-либо ещё; в кабинете мы вдвоём и за его пределы наша беседа не выйдет.
   Задумчиво глядя перед собой, Якову почудилось, он для замполита исчез. Тот заговорил.

   Вся эта наша якобы атеистичность – вздор! Нелепость. Корни наши, славянские, уходят в наше далёкое языческое прошлое. Когда в каждом племени был свой почитаемый идол. Его изваяние, каким его наши предки себе представляли. Ему приносили жертвы; были мирные, когда благополучно разрешались задуманные дела; были жертвы кровавые: приносили в дар богам животных и птиц. Если случались военные стычки и в плен брали врага – приносили в жертву его; в знак благодарности за покровительство.
    В те забытые – нам из предположительно культурного настоящего кажущимися дикие – времена это была общепринятая практика. У всех племён, населявших территорию Европы и совремённого Советского Союза. По простой причине, дабы не казаться уж совсем дикими Иванами без роду-племени, учёные умалчивают об этой стороне жизни наших предков. Но это было.
    Когда на Русь пришло христианство, чтобы как-то выжить и закрепиться в новых культурных и территориальных условиях, ему пришлось изменяться, адаптироваться к местным обычаям. Праздники, считавшиеся языческими, приобрели новый статус, они вошли в перечень церковных; таким образом, христианство, переняв всё лучшее из язычества пустило сильные корни на земле Русской.
    Естественно, всё связанное с кровью, жертвоприношения, первую очередь, человеческие осудили и отменили.
   Поэтому, Яша, поверхностно кажущиеся атеисты в глубине души  верующие люди. Религия – это не только запреты, а и праздники, особо любимые нашим народом. Не вижу ничего зазорного в цитировании Библии. Вот, послушай этот псалом полностью:

                                         Живущий под кровом Всевышнего
                                         Под сенью Всемогущего покоится,
                                         Говорит Господу: «прибежище моё и защита моя,
                                         Бог мой, на