только губа, но и пол уха.
Проснувшийся от Симиной возни Цезик пришел посмотреть при зыбком утрен-нем свете на то, чем обернулись для его компаньона вчерашние кинопробы. При одном взгляде на многоцветный пельмень, которым сегодня стало лицо Симы, Цезик сделал вывод, что ничем хорошим не обернулись. Но, вместо того, чтобы хоть как-то оправ-даться за свое исчезновение с поля боя, Пегасов возмущенно спросил:
-А куда ты подевал мой белый халат?
Только не очень большой размер головы спас Цезика от того, что вантуз – пер-вое, что попалось Симе под руку – присосался не к его лбу, а к двери, что была не-сколько правее точки Симиного прицела. Видя, какую реакцию произвел его вопрос, Пегасов тут же и сам исчез за этой дверью. Через мгновение дверь приоткрылась, и, высунувшийся из-за нее Цезик несмело спросил:
-А что я такого сказал? Я только имел в виду, что вчера у нас был белый халат, а сегодня его нет.
-А сегодня нет, - подтвердил Сима, мрачно посмотрев на ненадежного в бою друга.
-И что за врач без халата? – спросил Цезик. – Так, абитуриент, да и только. – Но, сделав для себя какие-то выводы из выражения Симиного лица, добавил: - Впрочем, что Бог ни делает, все к лучшему.
-И это тоже? – жестом обводя свое лицо, попросил уточнить опрометчивое заяв-ление Сима.
-Какая женщина не дрогнет при виде такого лица? – в оправдание сказал Цезик.
-Ты что, думаешь, я в таком виде покажусь своей жене? – спросил Сима.
Цезик снова слегка ретировался за дверь и сказал:
-Не только думаю, но даже буду настаивать поторопиться показать ей твое лицо, пока оно не приобрело свой обычный серенький вид.
-Но, но! – по-прежнему грозно, но уже более миролюбиво предупредил Сима Цезика. Но над рекомендацией, тем не менее, задумался.
К дому Симы пробирались окольными путями, особо старательно обходя пло-щадь с городским фонтаном. Для перевозки едва ли не смертельно раненного ИШВ приспособили ручную тележку Марьи Антоновны. За неимением белого халата - и в «Магазине медицинских принадлежностей» их больше не оказалось – Цезик, опять же у Марьи Антоновны, взял синий, технический. В конце концов, «Дети Занзибара» тоже часто использовали в качестве реквизита подручный материал. Взять, к примеру, того же Заблудского.
В ЖЭКе, куда с целью аренды Арменчиковой квартиры Цезик зашел один, его, похоже, не ждали. Во всяком случае, все двери, кроме входной, были снабжены таб-личками следующих содержаний:
«Бухгалтер» - «Ушла в банк»;
«Паспортист» - «ушла в милицию»;
«Ремонтная бригада» - дверь просто была закрыта на ключ, и никакой таблич-кой отсутствие ремонтной бригады не объяснялось;
«Начальник ЖЭКа» - «приемный день четверг». (Сегодня была среда).
Тем не менее, люди в ЖЭКе толпились. На вопрос Пегасова, кто последний, они по очереди посмотрели на свои ладони.
-«Пятьдесят девятый». Но он сейчас вышел, - сказала после поголовного осмот-ра своих ладоней пожилая тетка с палкой.
-Вот черт! – чертыхнулся Цезик. – Как же быть?
На вопрос «Как быть?» и «Как чего обустроить?» в нашем отечестве всегда найдется немало ответчиков. Вот и на этот раз от общей массы отделилась сухонькая старушонка и подошла к Цезику, протягивая ему свою руку. Цезик недоуменно по-смотрел на старушонку, и пожал ей руку.
-Очень приятно, - сказал он.
Но и после рукопожатия старушонка продолжала тянуть Цезику свою руку, ви-димо, не удовлетворяясь таким сухим изъявлением Пегасовского приятства.
Цезик еще раз пожал руку старушонке, и сказал, что на этот раз ему очень при-ятно.
Но старушонка странно отреагировала на то, что Цезику очень приятно. Она не на шутку осерчала на поэта, видимо, не зная, что он нигилирующий, и сердито зашам-кала:
-Ты мине шо, руку оторвать хочешь, чи шо? Я ж тибе показываю – номер «семь» будешь покупать, чи ни?
-Зачем мне покупать номер «семь»? – спросил у сердитой старухи Цезик, кото-рому на самом-то деле не было очень приятно, и скорее даже наоборот, потому что ла-донь у старушонки оказалась цепкой и костлявой.
-Никитишна! – строго осадила старушонку женщина, по виду более удовлетво-ренная жизнью. – Ты опять без очереди лезешь? Молодой человек, не покупайте у нее! Сейчас продается еще только номер «пятый».
-Это, вероятно, ваш? – решил Цезик.
-Нет, мой «сорок четвертый», - ответила женщина, удовлетворенная жизнью.
-Она молодая, - пожаловалась Цезику старушонка, - потому и шустрая. Она за сегодня уже два раза свою очередь продать успела.
-Вы, собственно, что продаете? – додумался спросить Цезик.
-Как что? – спросила нарушительница очереди с номером «семь». – Очередь и продаем. Продавать-то больше нечего, все уже продали. А ты разве не за этим?
-И что, так целый день эту очередь и продаете?
-Почему только эту? – сказала старушонка. – Мало очередей, разве? В ЖЭКах, на вокзале, в поликлинике, в собесе… Очередей хватит, сынок, только не ленись их обходить. Да и девочкам спасибо, понимают, работать не торопятся.
-Каким девочкам? – не понял Цезик.
-Ну, как же? В ЖЭКах, на вокзале, в поликлинике, в собесе…
-А мне можно, как-нибудь, тоже к вам иногда пристраиваться? - спросил Цезик.
-Ишь, шустрый какой выискался? – высказалась по поводу Цезикового сообра-жения «сорок четвертая». – Свято место, мил человек, пусто не бывает.
-Это вы правильно подметили, - оценив на глаз габариты довольной жизнью «сорок четвертой», заметил Цезик.
-Ну что, договорился? – спросил его на улице Сима, высовываясь из-за ствола каштана, где он прятал свою изукрашенную физиономию от любопытных глаз.
-Нет, - ответил Цезик. – Вся проблема в «пятьдесят девятом». Но он вышел.
-Да? – ничего не понял из Пегасовских речей Сима. – А мне всю жизнь внушали, что вся проблема в тринадцатом. Потом, правда, начали говорить, что в семнадцатом. А теперь вообще говорят, что в тридцать седьмом.
-Нет, - уверенно сказал Цезик. – В «пятьдесят девятом».
Сима порылся в памяти, но ничего, исторически ужасного, кроме своего рожде-ния, да еще чего-то, связанного с кукурузой, в пятьдесят девятом не обнаружил.
-И что будем теперь делать? – спросил он.
-Как что? – изумился Пегасов. - Идем показывать тебя твоей Эсмеральде. А то, чего доброго, выздоровеешь еще раньше времени – кому ты тогда нужен будешь?
Как Сима ни упирался и не отбрыкивался, Пегасов все-таки затащил его наверх и поставил пред дверью в ожидании светлых очей Эсмеральды Энверовны во всей его истерзанной, а потому, бесспорно, непобедимой красе.
Дверь, правда, вопреки ожиданиям, открыл Борюся. Из одежды на нем были только теплые китайские кальсоны с начесом. Радость Борюси при виде Симы вырази-лась в степени чрезвычайной.
-Ну, наконец-то! – воздел он к нему свои большие пухлые руки. Можно было подумать, что все последнее время он только тем и занимался, что ждал этой встречи.
Чтобы не смять теплоты встречи, Цезик отстранил Симу, который не так обра-довался Борюсе, как тот ему, и сам радушно обнялся с исполнителем неаполитанских песен. (Точнее – неисполнителем).
-Как я рад! – восклицал Борюся. – Как я рад!
-В чем дело, Борюся? – озадачился уже и Цезик его радостью.
Но Борюся, продолжая обнимать Цезика, причитал:
-Как я рад! Как я бесконечно рад, что вы наконец пришли за вашей собакой!
-Вот те на! – опешил Цезик. – Неужели тебе не понравилась наша собака?
-Очень, очень понравилась, - пуская слезу, обнимал Цезика Борюся. – Как я рад, что вы за ней пришли…
-Но у нас пока нет денег…, - пробовал, хотя бы на время, отвертеться от Бони-фация Цезик. Он хотел сказать, что у них пока нет денег, чтобы содержать такую большую собаку. Но Борюся перебил его:
-Не надо, не надо никаких денег! Берите просто так, без денег!
«Ага, - подумал Цезик. – Не будь я Пегасовым…»
-Ну уж нет, - строго сказал он. – Без денег никак невозможно. Если у человека нет денег, значит ему нельзя заводить животных.
«Экой оборотец принимает встреча», - подумал Борюся, продолжая рыдать на груди у Цезика. Он попробовал оторваться от Цезика, но тот крепко держал его в своих объятиях. Поняв, что так просто ему с Бонифацием расстаться не удастся, Борюся робко намекнул, что даст в придачу к псу пять банок собачьей тушенки.
-Насчет тушенки – это к нему, - показал Цезик на Симу, будто и не он вчера на-хваливал достоинства этого шедевра человеческого разума. Более того, будто не он со-ветовал тогда же доверчивой - даром, что некогда падшей - Марье Антоновне отныне и впредь питаться только этим продуктом.
-К вам? – перевел на Симу заплаканный взор Борюся. И, тут же смотавшись за тушенкой, вернулся, неся в охапке пять литровых банок с надписью «Pedigree Pal».
-На таком питании, - негромко пробормотал Симе Цезик, - на тебе за неделю все заживет, как на собаке.
В глубине вынесенного на лестничную клетку санузла зашумела спущенная в унитазе вода, и вскоре из его распахнувшейся двери явила себя миру долгожданная Эсмеральда Энверовна.
Увидев Симу, она строго спросила:
-Где ты шлялся?
-Вот он знает, - показал на Цезика Сима, не решаясь поднять на Эсмеральду Эн-веровну подбитый глаз.
Но придирчивый взгляд Эсмеральды Энверовны не мог не заметить некоторой недостачи деталей в Симином костюме, а также излишней оттопыренности одного из Симиных ушей.
Нагнувшись, и заглянув в Симино лицо, Эсмеральда Энверовна ужаснулась и всплеснула руками. Но, несколько придя в себя, потребовала назвать того типа, кото-рый изорвал его костюм. О том же, кто внес такие существенные изменения в Симину внешность, она спросить забыла.
-Художника обидеть может каждый, - ответил за Симу Цезик, который, хоть и числил себя среди оных, тем не менее, остался неповрежденным.
-И все-таки? – не удовлетворяясь таким расплывчатым ответом, снова спросила Эсмеральда Энверовна Симу.
-Не все жители нашего мерзкого городка, - снова за Симу начал отвечать Цезик, - согласились с утверждением о том, что из всех искусств для нас важнейшим является кино.
-Бразильское кино, - добавил Сима.
Над этой репликой теперь задумался близкий к искусству Борюся.
-Все ясно, - сказал Борюся. – Завистники. – И, посмотрев на себя в зеркало в ко-ридоре, он сплюнул три раза. Откупившись таким образом от сглаза завистников, а со-бачьей тушенкой от недобрых Пегасовских намеков, он пошел в комнату за Бонифаци-ем.
А пес уже давно скреб лапами дверь с той стороны. Он услышал голоса предав-ших его, по своему обыкновению, друзей, и теперь требовал саммита.
Едва Борюся открыл дверь, как Бонифаций набравшим скорость фаустпатроном вылетел навстречу Симе и Цезику.
Первым на полу, в море собачьих слюней забарахтался Сима. Там же вскоре оказался и Пегасов, причем, вместе с разбитым прибором ИШВ и, до этой минуты це-лой, а теперь тоже разбитой тележкой Марьи Антоновны.
-И такую собаку, - отплевываясь, с пола пролепетал Цезик, - всего за пять банок тушенки? Я уже начинаю подозревать, не жмот ли ты, Борюся?
Борюся посопел, и откуда-то из недр начесанных китайских кальсон извлек дол-лар.
«Странно, - подумал по поводу доллара Цезик, - я никогда не встречал кальсо-нов с карманами». Присмотревшись, он не увидел их и теперь.
Взяв доллар двумя пальцами, он передал его Симе, вставшему с пола в еще бо-лее пострадавшем костюме.
-Что это? – спросил Сима, принимая купюру.
-Доллар, - пояснил Борюся. И добавил: - За собаку.
Неожиданно в разговор вмешалась Эсмеральда Энверовна.
-От
