Цезика ни малейшего внимания. Но Пегасов был не из тех людей, которых невнимание посторонних к своей особе может остановить в задуманном деле.
Он прикрепил к прибору ИШВ микрофон, подул в него, и громко сказал: «Раз, два, три…». Затем, прокашлявшись, он потыкал в какие-то
кнопки и рычажки – явно, ему неведомые, - выставил микрофон перед собой и стал медленно обходить столы с играющими на них «козлистами».
Сима со стороны невольно подумал, что Пегасов был прав – кто возьмет на себя смелость сказать, что человек в белом халате, да еще с прибором на плече и микрофо-ном в руках, занимается ерундой?
А Пегасов тем временем, поймав на себе первый любопытный взгляд, остано-вился и усиленно защелкал переключателями. После таких его действий за первым лю-бопытным взглядом последовал второй, за ним третий. Наконец, любопытство взи-рающих взяло верх над играющими, и кто-то спросил:
-А чего это ты тут меряешь?
Пегасов сделал вид, что не услышал вопроса и еще сильнее углубился в измере-ние чего-то.
Выждав паузу неопределенной длины, спросивший повторил свой вопрос:
-Эй, в халате! Что ты тут все меряешь?
Цезик на секунду отвлекся от своих замеров и рассеянно посмотрел на вопро-шающего.
-Вы что-то сказали?
Не исключено, что клочковатая, вновь отросшая борода Цезика в сочетании с его очками придавала ему вид не поэта, а уволенного за пьянку физика-ядерщика. Ина-че, как объяснить, что следующим был вопрос:
-Ты тут, часом, не радияцию ищешь?
-Нет, - ответил Цезик. – Я ищу не радиацию. Я ищу типаж.
-А-а, - понятливо протянул любопытный. – Тогда валяй сюда. Типажей здесь, хоть одним местом ешь. Вон, тот типаж, например, - показал он на хмурого мужика, который, несмотря на жару, сидел в фуфайке и что-то высчитывал на пальцах, - так он тебе «рыбу» пятнадцать раз кряду засобачить сумеет. А как он это делает – никто не знает. И сам он, типаж этот, не говорит. Или вон тот типаж, вихлястый, в сомбрере. Он на «козле» дом себе сумел построить. Чего-чего, а типажей у нас хватает. Насчет типа-жей, это тебе правильную наводку дали.
-Я, наверное, неправильно выразился, - пояснил Цезик суть своих изысканий. – Или вы меня не так поняли. Я ищу не в принципе типаж, а типаж для кино. Кино мы снимаем, поняли меня?
- Это, вот этой хреновиной, что ли, снимаете? – спросил кто-то с сомнением в голосе.
-Нет, - опроверг его предположение Цезик. – Кино мы снимаем другой хреновиной. А этой только ищем типаж.
В это время «Вихлястый в сомбреро», тот, что на «козле» дом построил, громко крикнул какую-то непечатную сальность, отчего стрелка шума на приборе живо от-кликнулась, и задергалась в такт его словам.
-Ты дывысь! – в полном восторге от поведения стрелки воскликнул долговязый доминошник, ждущий в очереди «на вылет». – Она, и впрямь, на типов дергаться начи-нает. Да тебе с твоим прибором в угрозыске цены бы не было.
-Шел бы ты отсюда, от греха подальше, - тихо, так, чтобы слышал один Цезик, посоветовал ему «Вихлястый в сомбреро».
-Да нет, что вы? – постарался успокоить Цезик тех, кто был особенно не в ладах с Фемидой. – Этот прибор… - И он объяснил, что прибору совершенно безразлично, насколько интересен для милиции стоящий перед ним типаж; он реагирует только на издаваемый типажами шум. – Что для нашего кино, собственно, и нужно, - закончил свое объяснение Цезик. – Потому что главный герой картины должен обладать очень громким голосом.
-Ему надо будет этим громким голосом на кого-то настучать? – спросил недо-верчивый «Вихлястый в сомбреро».
-Никому ни на кого стучать не придется, - заверил в лице Вихлястого всех недо-верчивых Цезик. – Главный герой – личность сугубо положительная, и громким голо-сом он будет говорить только очень хорошие вещи. Ну, например…
-«Рыба», - подсказал доминошник в фуфайке, тот, который умел «засобачить пятнадцать «рыб» подряд», и никому не рассказывал, как он это делал.
-Может, и «рыба» - с сомнением в голосе сказал Цезик, и признался: - Я его роль плохо помню.
-И что, неужели никого не смогли найти, чтобы слово «рыба» нормально крик-нул? – спросил кто-то патриотов, не верящий в голосовое бессилие своего народа.
-Нашли-то многих, сказал Цезик, - да только режиссеру, сами понимаете, уго-дить непросто.
Некоторые понимающе закивали головами. Может, кто-то из них дейст-вительно знал, как трудно угодить режиссеру?
Цезик снова постучал по микрофону и произнес: «Раз…, раз, два, три…».
-А про что кино-то? –возвысился над толпой женский голос.
Цезик вмиг оживился, повернулся на голос, и увидел, что он принадлежал одной из жен, пришедших вырывать из цепких лап «козла» своего благоверного.
-Сериал, - ответил Цезик, глядя в глаза даме и без промаха попадая в самое больное место женского сердца.
Глаза у бдящей за мужем жены алчно загорелись, а щеки сладострастно зарде-лись.
-Ух ты! – только и смогла произнести она.
-Совместно с бразильцами ставить будем, - скромно, вроде как о чем-то несуще-ственном, добавил Цезик. – Так что танцоров тоже искать будем. В Бразилии ведь, сами понимаете, все поголовно должны танцевать самбу.
-А насчет самбы, - тут же вмешался в разговор тот, который все знал о типажах за игровыми столами, - тебе вон тот типаж подойдет, - показал он на коренастого, раз-дутого в плечах квадратного человека. – Он одной левой так тебя крутанет об асфальт головой, что куда там твоим бразильцам?
-Темнота, - сказала ему поклонница сериалов, чьей женой она, собственно, и была. И просветила: - Самба – это тебе не одной левой. Да к тому же, еще и грязной. Одной левой – это совсем другое. А самба, - мечтательно закрыла он глаза, - это вроде нашего гопака, только голыми.
-Голыми? Гопак? – не понял ее супруг. – Там ведь там в шароварах вся красота, как раз, и получается.
-Ну, вы сами видите, - вздохнула мечтательница о самбе, - что от них ожидать, если у них красота только в шароварах и получается?
Цезик выпятил нижнюю губу и понимающе закивал головой.
-Скажите, - несмело спросила жена того, кто любил гопак в шароварах, - а мне можно попробоваться на роль? Кричу я хорошо, он знает, - показала она глазами на мужа, - и самбу тоже люблю… Очень.
Она уже видела в своих мечтах далекую бразильскую сельву, и молодых мула-тов с напомаженными волосами, схваченными на затылке в хвостики, и себя среди них, обворожительную и горячую, пышущую жаром впитанного в тело бразильского солнца.
Цезик замялся, явно имея что-то сказать, но вроде как стесняясь. Но, наученная суровой, родной рыночной экономикой любительница сериалов сама пришла к нему на помощь.
-Сколько это будет стоить? – спросила она.
-Вы же понимаете, какие трудности сейчас переживает кино, - начал пускаться в пространные рассуждения о проблемах кинематографа Цезик, придумывая на ходу, во сколько оценить задуманную аферу.
-Да ты говори, не финти! – не слишком любезно прервал его муж женщины. – За наших баб мы за ценой не постоим. В другое время не стояли, а щас и подавно!
-В таком случае, одна проба – один рубль, - сказал Цезик. Он решил, что не сто-ит рисковать и сильно завышать цену.
-Мне десять проб, - вынимая десятку и бросая ее на стол, затребовал ничего не жалеющий для своей жены супруг. – Давай, Тамарка, кричи, сколько хочешь. Хочь де-сять раз кричи – мне не жалко.
Тамара приблизила к губам микрофон, сладострастно держа его как-то снизу, подышала, кашлянула и тихо произнесла:
-Раз…
-Ты шо, Тамарка? – возмутился ее муж. – Я шо, за этот писк рубль платил? Кричи хорошо, громко, шоб перед людями стыдно не було.
-Раз…, - чуть громче произнесла Тамара.
-Та шо ты заладила, раз, да раз? Кричи громче, и шо-нибудь другое, - распаляясь от жалости за уже потерянные, и, причем бесславно, два рубля из десяти требовала щедрая Тамарина половина.
-Гм, гм, - снова откашлялась Тамара. – А-а…, - опять не слишком громко начала она.
-Громче! – потребовал супруг.
-А-а-а!..
-Еще громче!
-А-а-а!!! - выпучивая глаза, начала преобразовывать звук в визг дикого вепря жаждущая съемок Тамара.
А ее муж, встав с места, требовал еще громче, еще громче! Причем, от его крика стрелка дергалась даже сильнее, чем от артистического вопля его благоверной. Завер-шилась проба тем, что у Тамары кончилось дыхание, и, выжав из легких остатки возду-ха, она забилась в конвульсивном кашле.
-Ну, как, берешь ее в свое кино или нет? – спросил Тамарин муж. И по его тону становилось ясно, что если ответ за выплаченные десять рублей будет отрицательным, то искать претендентов на роль в совместном сериале будет уже некому.
-Прекрасный результат! – убежденно заявил Цезик, записывая в блокнот Тама-рины реквизиты. – Отборочная комиссия сообщит вам о своем решении.
-Что значит, сообщит? Вот ты возьми и сообщи. Но только хорошо подумай пе-ред этим.
-Вы же должны понимать, - приложил руку к сердцу Пегасов, - что без бразиль-цев я вам ответ дать не смогу. Сериал-то совместный. Но не сомневаюсь, что ваша суп-руга произведет на них впечатление, - постарался, как можно убедительней, заверить он грозного мужа Тамары.
-И можно вас еще попросить? – робко попросила Цезика Тамара.
-Денег больше не дам! – предупредил ее муж.
-Да-да? - вопросительно посмотрел на Тамару Цезик.
-Вы бы не могли пометить где-нибудь у себя на полях тетрадки, что размер у меня шестой?
-Чего размер шестой? – не сразу сообразил Цезик. – Обуви?
-Нет, груди, - тихо уточнила Тамара, будучи глубоко убежденной в том, что если уж ей откажут по голосу, то по груди пусть найдут ту бразильянку, которая с ней сможет потягаться. – И ни грамма силикона, - на случай возникновения бразильских конкуренток добавила она.
-«Шесто-о-й», - послюнявив кончик карандаша, записал в блокнот Цезик.
-И шо, теперь-то ее возьмут в кино? – встрял в разговор тот из игроков, чьи спо-собности в самбо не подвергались сомнению.
-Результат был прекрасный, - опять многозначительно уклонился от прямого от-вета Цезик, и стал сворачивать провода и микрофон. Он решил, что для начала и десяти рублей будет довольно.
Но не тут-то было.
Самбист сгреб Цезика за шиворот и, усадив рядом с собой, предупредил:
-Ты пока свою музыку не убирай. - И обращаясь к кому-то по имени Мыкола, сказал: - Мыкола, а ну, живо дуй за моей Люськой! – И, снова повернувшись к Цезику, пояснил: - У нее тоже цыцьки шо надо!
-Момент! – живчиком взвился с места Мыкола, и тут же исчез.
В ближайшие шесть минут площадь перед фонтаном опустела. Жаждущие для своих жен равных с далекими бразильянками прав, мужья помчались по домам, и, вы-хватывая своих обремененных половин прямо в бигудях и домашних халатах из-за га-зовых плит, стиральных машин, орущих детей и прочего домашнего хлама, волокли их на площадь, пробоваться в бразильском кино.
А еще через десять минут площадь уже оглашалась криками, один краше друго-го.
Даже участковый милиционер, поначалу привлеченный сомнительной толпой у фонтана, сбегал домой, и вернулся с женой, тещей, свояченницей, золовкой, а также с наисладчайшей своей кумой Ириной Пал-л-ной. Ирина Пал-л-на стеснялась, отказыва-лась и рдела, кокетливо поводя кругленькими плечиками, от одного вида которых у участкового начинались клинические проявления идиотизма. Он готов был спорить с кем угодно на свой пистолет «Макаров», что после того, как бразильские женщины увидят его куму, они тут же совершат акт поголовного исхода из
