вынуждены через пол города идти к своему театру пешком. У нас ведь не осталось даже денег на метро. – И мысль о почти купленном, но так и некупленном, новом «Запорожце», грустной чайкой проле-тела над ним. – Кстати, а куда подевался наш кормилец? Неужели удрал? Так бы хоть его продали. Эх, елки-палки, как бы я сейчас хорошо ехал в поезде, в мой дорогой го-род М, - мечтательно протянул Сима. Может, он бы и еще о чем-то помечтал, но стро-гий, требовательный звук чужого голоса вернул безработного инженера к нынешним реалиям.
-Граждане, - произнес голос, - попрошу ваши документы!
Просто удивительно, до чего же наша милиция чувствительна к чужому горю! Ну откуда она всегда знает, что именно в эту минуту документов у вас с собой нет?
-А в чем, собственно, дело? – огрызнулся Цезик.
-В том, что вы пьяны, и нарушаете общественный порядок, - разъяснил харьков-ский радетель порядка.
-Скажите, - спросил его Цезик, - а каким бы вы были на нашем месте, если бы только что потеряли дом, две машины, и отпуск в Пицунде?
-Вас ограбили? – оживился милиционер.
-В какой-то степени, - согласился Цезик. – Нам дали посмотреть на то, чего мы не имеем…
-А могли бы иметь, - вставил Сима, и посмотрел на Пегасова.
-А потом все это отобрали, - закончил Цезик прерванную Симой фразу.
-И взяли за просмотр всю нашу наличность, - снова вставил реплику Сима.
Запутанный их объяснениями, милиционер постарался вернуться к сути разго-вора:
-Так есть у вас документы, или тоже украли? Если нет – пройдемте, сделаете за-явление.
-Разве мы вам его еще не сделали? – спросил Цезик.
-В письменной форме, - пояснил страж.
-В письменной? – задумался Цезик. – Это можно.
Он достал из кармана блокнот, и вырвал оттуда листок с записанным за Сергеем Егоровичем изречением.
-Вот, пожалуйста, - протянул он сей перл милиционеру.
Милиционер поводил глазами по латинской фразе, и все понял.
-Вы иностранцы? Так бы сразу и сказали. Я-то вижу, что люди, вроде бы, и не наши. Извините, - приложил он руку к козырьку.
Вы скажете, что-то здесь не так? Конечно, не так. Где это видано, чтобы мили-ция так просто отпустила? Но нашим друзьям попался опытный милиционер. И по своему опыту он знал, что, не дай Бог задержать кого-нибудь из этих, заполонивших город, иностранцев. Хлопот и объяснительных потом не оберешься. На работу будешь ходить не работать, а объяснительные писать.
-Тогда, - сказал Цезик, пахнув перегаром, - ариведерче.
-Есть! – четко отрапортовал, снова махнув к козырьку рукой, милиционер. – А с заявлением-то, что делать? – спросил он уже вдогонку, размахивая в воздухе бумажкой.
-Изучать на досуге, - посоветовал ему, обернувшись на прощание Цезик.
-«Фандал венистибус пенис» - прочитал вслух, с трудом разбирая иностранные буквы, милиционер. – Пенис, пенис…, - забормотал он, вспоминая. – Где-то я о нем слыхал. Надо проверить по картотеке, нет ли его в розыске по линии Интерпола?
И аккуратно сложив бумажку пополам, а, потом еще раз пополам, милиционер спрятал ее в нагрудный карман.
-Не исключено, что гидра мафии запустила свои щупальца и в наш город, - ска-зал он себе, и тут же подумал: «Что ей здесь делать?». И, совсем уже собравшись за-крыть глаза, чтобы составить словесный портрет двух иностранцев, он, вдруг, переду-мал, и благоразумно заключил, что, коль скоро он человек семейный, то и с мафией пусть связываются более молодые. И он тщательнейшим образом стер из памяти все запомнившиеся черты этих двоих.
А эти двое шли себе по чужому городу в поисках пути к своему дому – теперь театр «Дети Занзибара» становился их домом в самом, что ни на есть, буквальном смысле. Оставалась надежда только на те гипотетические сто рублей, которые им, мо-жет быть, заплатят после гастролей. А может, что гораздо вероятнее, и не заплатят.
Можно, конечно, еще попробовать подработать у памятника Шевченко. Но для начала надо было хотя бы найти к нему дорогу.
Дорогу-то они нашли – язык до Киева доведет, а уж до памятника и подавно. Но только еще метров за сто до памятника какой-то ушлый малец лет двенадцати подско-чил к ним, и показывая на чугунного Шевченко, спросил:
-Скажите, дяденьки, а вы знаете, в какое место Тарасу Григорьевичу вставили колесо от трактора?
И пока в охватившей их безнадеге друзья обходили вокруг памятника, с тем же вопросом к ним подходили еще трое.
-Что ж, - философски заключил Цезик, - от Тараса Григорьевича нам, похоже, тоже полный фандал венистибус.…Пока мы с тобой ворочали миллионами…
-Как-то уж очень быстро ворочали…, - вздохнул Сима.
-Деньги – вода, - сказал Цезик, не привыкший долго сокрушаться о потерях.
-А большие деньги, оказывается, еще и быстрая вода, - высказал свое наблюде-ние Сима.
И придя к такому несомненному единодушию, они, методом опроса населения, кое-как добрались до своего клуба ХТТУ.
Бонифаций уже давно был там. Умный пес, повинуясь шестому чувству, всегда верно находил дорогу к тому месту, где должны были появиться Сима с Цезиком. Встретил их Бонифаций в престранном виде.
Видимо, тем же чувством, которым он находил дом, Бонифаций определил, что от судьбы артиста ему все равно не уйти. Он давно ловил на себе притязательные взгляды Млинского, и теперь, отдавшись буйству фантазии помрежа, стоял, увешанный всевозможными разностями, как новогодняя елка. Млинский изобретал на нем, при помощи мочалок, тряпок, накладных носов и ушей, всевозможных животных, каких, по его мнению, не хватало в том цирке, который будет «зажигать огни».
Но лучше всего из Бонифация получался все-таки пони. Путем приставления ирокезского парика к его холке и мягкой метелочки для сметания пыли к хвосту дости-галось просто поразительное сходство.
Млинский что-то записал в своем блокноте, и, прищурившись, снова несколько видоизменил внешность собаки.
Он взял старый кусок пожарного шланга, немного надрезал его сверху (экий, «народный очумелец» Андрей Бахметьев, подумал о нем Бонифаций), и насадив полу-чившуюся таким образом калошу на морду псу, прикрутил ее к этой самой морде ве-ревками. Неразрезанный конец шланга свесился при этом вниз, моментально сымити-ровав гофрированное подобие слоновьего хобота. Серый цвет дога некоторым образом скрал его природные различия со слоном. Недостаток хобота заключался лишь в том, что его система привязок лишала пса малейшей возможности раскрыть пасть, и ему приходилось дышать через свернутые трубочкой губы. (Если вы обратите внимание на то, как у собак устроены губы, то поймете, скольких трудов может представить живот-ному сворачивание их трубочкой). Теперь, для полного сходства Бонифация с недое-дающим слоненком недоставало только ушей. Что бы Млинский не пытался для этого использовать, ничего не годилось. Металлические тарелки от барабана невозможно бы-ло укрепить на ушах – они сползали на морду и звенели при ходьбе. Когда же Бонифа-ций в недоумении начинал трясти головой, чтобы их сбросить, тарелки производили такой грохот, словно это были не тарелки, а колокола из Софии Киевской. Это пугало Бонифация, и он от ужаса становился невменяемым. Он даже пробовал начать кусаться, да только пасть раскрыть ему опять же мешал шланг, нацеленный сыграть в этой оперетте роль хобота.
-Такого не бывает, - сказал главреж Скоробогатько, строго следящий за соблю-дением жизненной правды постановки, понятие о которой он получил когда-то в Пен-зенском театральном училище.
-Сам знаю, - ответил Млинский.
-Звенят, обычно, не ушами, а чем-то совсем другим, - опять сказал главреж, в присутствии артистки Пильгуевой не раскрывший, чем именно.
Окончательно задохнувшийся Бонифаций последним конвульсивным движени-ем тряхнул, что есть мочи, головой, и тарелки, сорвавшись со своего непрочного креп-ления, со свистом рассекли воздух и пролетели – одна над головой Млинского, другая - едва не подрезав мочку уха артистки Пильгуевой.
Артистка Пильгуева, вникающая тем временем в роль Лолиты, отшатнулась, и обозначив бледность на обычно розовом, румяном лице, заметила:
-Скоробогатько, пора молоко за вредность выписывать.
-Я тебе за эти деньги лучше шапку-ушанку куплю, - ответил главреж, видимо прикинув в уме, что одна шапка-ушанка будет стоить гораздо дешевле постоянно вы-писываемого за счет театра молока. (Счета, которого, как мы помним, как раз и не бы-ло).
-А, может, вы ему попробуете присобачить картонные уши? - подсказал свой ва-риант наблюдавший за сценой Цезик.
-Умный какой выискался, - показал глазами артистке Пильгуевой на Цезика Млинский. – Если бы театру было, за что купить картон, я бы до этого и сам додумался.
Тут Бонифаций начал как-то странно озираться по сторонам, и поджимать под себя хвост.
-Что с ним? – спросил Млинский.
-Наверное, как всегда, в туалет хочет, - расценил поведение пса Цезик. – Вы-пустите его на пару минут.
«Почему “как всегда”?» - подумал Бонифаций.
-Терпеть не могу, когда артисты во время репетиции начинают качать свои пра-ва, - раздраженно сказал Млинский, но пса, тем не менее, отпустил.
Бонифаций, как был – в хоботе, так, стремглав, и умчался из репетиционного за-ла, на ходу пытаясь сорвать лапами проклятый шланг.
-Стоп! – вдруг пришла Цезику на ум какая-то светлая мысль, и он, так же стрем-глав, как и Бонифаций, умчался вслед за псом.
-Наверное, тоже захотел, - решила артистка Пильгуева, и оказалась не права.
Пегасов побежал за собакой и успел как раз вовремя, чтобы помешать Бонифа-цию забросать задними лапами жалкую от постоянного недоедания кучку.
Отогнав пса от того, что, бесспорно, принадлежало только последнему, Цезик поковырял палочкой в кучке, и выкатил из нее два, похожих друг на друга по форме, предмета. Отерев их при помощи травы и тех же палочек, Пегасов удовлетворенно хмыкнул, так же палочками взял найденное, и тщательно вымыл с мылом под краном. Затем, издали потянул в себя воздух от предметов, и остался недоволен.
Вернувшись в зал, он попросил у артистки Пильгуевой на пару минут флакон-чик французских духов.
После этого он вышел, вернулся через обещанные пару минут, и отдал Пильгуе-вой ее флакон, в котором теперь оставалось ровно половина от того, сколько было до этого. Затем занял у Млинского, в счет будущего гонорара, шестьдесят копеек на метро и снова вышел.
На этот раз он вернулся только через полтора часа, когда репетиция, заключав-шаяся в преобразованиях Бонифация, уже подходила к концу.
Цезик подошел к Симе и, вручив ему двадцать пять рублей, сказал:
-Вот, можешь теперь проведывать свою Эсмеральду.
-Откуда это? – спросил непонятливый Сима.
-Продал Сергею Егоровичу назад его шарики.
-Какие шарики? – опять не понял Сима.
-Ну, кубики.
-Какие кубики?
-Ну, кости, - начал раздражаться Цезик. И пояснил: - От крепса.
Бонифаций со сцены даже поперхнулся при этих словах.
-Взял он их, правда, только за пол цены. Никак не верил, когда я ему рассказы-вал, будто я украл эти кости в соседнем казино. Все к носу подносил, принюхивался, уличить пытался. И выкупил только потому, что хотел насолить соседям.
-Я бы, на его месте, тоже не поверил, - признался Сима. – Откуда у тебя деньги, чтобы ходить по их соседям, когда они сами у тебя все и отобрали?
-Он задал точно такой вопрос, - сказал Цезик.
-И как же ты выкрутился?
-Сказал, что, если он не поверит мне сию же минуту, я всем выдам его
