Пегасова оценивающим взглядом. И, похоже, оценка эта со-всем не была высокой.
Цезик уловил ее взгляд.
-Я понимаю, вы думаете, что они меня и близко к себе не подпустят, не то, что дадут себя провести. Но уверяю вас, ничто так не обманчиво, как человеческая внеш-ность Я, например, знавал одного затурканного человечка в очках и пейсах. Так кем бы, вы думали, он оказался?
-Юрием Гагариным? – предположила Сонечка.
-Берите выше – капитаном еврейского пиратского судна.
-А такое, что, тоже бывает?
-Бывает все, - философски изрек Пегасов. – И то, что вы, его спасительница, - Цезик показал глазами на Симу, - будете отомщены – такое тоже будет.
-Пафоса много, - сказала Сонечка. – Я так сразу и поняла, что вы оба – мелкие аферисты, работающие на одну руку.
-Мы не аферисты, мы – странствующие гипнотизеры, - пояснил Цезик, и, как бы в извинение, пожал плечами.
-Которым очень хотелось есть, - добавил Сима.
-Вы же сами сказали, - вновь напомнил о себе Цезик, - юг проявляет такие скры-тые таланты…
-Теперь мне понятно, - засмеялась Сонечка, - почему вы все время торчали возле него, и такими жадными глазами смотрели на его курицу.
-И, ведь, заметьте, - кивнул на Симу Пегасов, - он ею так и не поделился.
-Я шесть раз тонул, чтобы один раз поесть, - потупившись перед Сонечкой, объ-яснил Сима свой поступок. – А этот, - он кивнул на Цезика, - ни разу. За что же ему было есть?
Сонечка от души смеялась, слушая детали гениального плана Пегасова, на кото-рый она же сама и попалась.
-Стало быть, - продолжая смеяться, правда, негромко, так, чтобы не привлечь внимания трех, уже однажды одурачивших ее пройдох, - жертвой в вашем утоплении опять оказалась я?
-Не совсем, - сказал Сима. – В шестой раз я утонул уже по настоящему.
-И что вы собирались со мной сделать дальше? Ограбить и убежать? Неужели так мелко?
-И я вам отвечаю – неужели так мелко? – парировал Пегасов. – Нет, в худшем случае мы бы, по такому поводу, заняли у вас денег на дорогу до города М.
-М? – странным голосом спросила Сонечка.
-Да. Вам знаком этот город? – спросил Цезик. – Впрочем, как же иначе, если не через М, вы бы въехали в Крым?
-Мне знаком город М, - сказала Сонечка, не испытывая, впрочем, ни малейшего желания говорить о городе, в котором прошла вся ее жизнь. – Если только ради этого вы рисковали жизнью, - она разочарованно посмотрела на Симу, - то вот вам сто дол-ларов. До вашего городишки добраться хватит.
-Этого много, - пробормотал Сима, испытывая неловкость за свое униженное положение. – Возвращать нечем.
-Ничего, - равнодушно сказала Сонечка, - когда-нибудь заработаете, вернете. По почте пришлете. В Москву, Сонечке, до востребования.
-Хотите побыстрей от нас отделаться, чтобы не нажить больших неприятностей, чем потеря ста долларов? – спросил проницательный Пегасов.
Сонечка усмехнулась.
-Нет, - сказала она. – Просто вы оба мне чем-то симпатичны. Глупостью своей, что ли? И методы ваши меня смешат. Даю, чтобы вы не выкинули чего-нибудь похуже, за что и побить могут. Не забывайте – это Крым. Здесь активных ребят – уж не вам чета – пруд пруди. А они конкуренции не любят.
-И, тем не менее, - сказал Цезик, твердым движением отводя руку Сонечки с ли-ком оплывшего, как от двухстороннего флюса, президента, - мы остаемся. Если долг красен платежом, - Пегасов опять кивнул на Симу, - то этот прохиндей вам его еще не вернул. Как-никак, а его колченогую жизнь вы ему спасли. А теперь давайте посмот-рим, как поведут себя дальше наши будущие жертвы?
ГЛАВА 3
Несколько слов о жертвах
Жертва, как говорят умудренные опытом охотники, жертве рознь. И все мы, время от времени, бываем то охотниками, то жертвами. Нет никакой закономерности в том, когда и кем нам предстоит быть. Нам даже не всегда представляется возможным узнать, кем мы являемся в данную минуту – охотниками или жертвами.
Вот, зашли, например, в бар эти трое. И, вроде, чувствуют они себя сейчас охот-никами, и выискивают свои жертвы среди жующих шашлык посетителей бара. Да только не ведают они, что самих их уже взяли на прицел в качестве жертв. Мы же, пользуясь минутой, рассмотрим их повнимательней.
Начнем с юноши. Он не успеет сыграть сколько-нибудь значительной роли в нашем повествовании, и потому займет в нем не большое количество строк.
Главной его достопримечательностью было имя, потому что звали юношу Эд-мондо. Да-с, судари мои, и такими именами выпадает некоторым счастье быть назван-ными. Когда люди узнавали, как его зовут, то первым их порывом всегда было спро-сить – какова же, в таком случае, его фамилия? Эдмондо в таких случаях картинно склонял белобрысую голову с редкими, но очень тщательно расчесанными и напома-женными, волосами, и вкрадчивым голосом произносил:
-Козадино. Эдмондо Козадино.
Врал, подлец. Ни о какой Козе Дины в его паспорте не было сказано ни слова. А стояла там скромная фамилия, унаследованная им от папы Шалвы – Меджидов. – Эд-мондо Шалвович Меджидов. Но Эдмондо был не такой дурак; чтобы называть себя Меджидовым. И, еще более чем не дурак – изворотлив. Промышляя на ниве околпачи-вания простодушных и разухабистых «новых русских», он за три года своего рабочего стажа по данной специальности умудрился ни разу не схлопотать по морде. А все по-тому, что очень тонко, каким-то шестым, или, даже, десятым чувством, улавливал ат-мосферу в зале, и точно знал, когда им может повезти, а когда придется просто распла-титься самим, без всяких «заходов в туалет» и «выходов позвонить». Девушки, рабо-тающие с ним в трио, менялись довольно часто. Как правило, рекрутировал их Эдмон-до из среды только-только начинающих «девушек из ресторана». Чаще всего таковыми были студентки Симферопольского мединститута, приехавшие на учебу из каких-нибудь захолустий, и ошарашенные широтой размаха Крымской жизни. Роскошь, осо-бенно наблюдаемая со стороны, как известно, легко кружит неокрепшие головы, и по-тому в сотрудницах у Эдмондо недостатка не наблюдалось.
Вы можете спросить, а какой же чисто материальный доход, кроме дармовых обедов в ресторанах Крыма, был у Эдмондовой бригады? И мы вам ответим – очень даже неплохой. Девушки Эдмондо выглядели всегда чрезвычайно возбуждающе - в своих рабочих (то есть, очень коротких) платьицах, шпилечках, колготочках, ну и все такое прочее, чем женщины с такой легкостью (и, что самое смешное, однообразием) напрочь сносят нам, мужчинам, головы. Потому, когда находился альтруист (а он на-ходился всегда – схема работала безотказно), готовый оплатить за девушек счет их сбежавшего кавалера, практически всегда тот же самый альтруист возгорался желанием и дальнейшей опеки Эдмондовых девиц. Тем более, что после оплаты он уже некоторым образом ощущал в себе права на них. Ну, а продолжение объяснять не надо.
Девушек, едва они примелькаются, Эдмондо увольнял. Но случалось и так, что какой-нибудь воспылавший бонвиван после оплаты брал понравившуюся ему девушку на дальнейшее содержание. И таким образом, на какое-то время обустраивалось ее ближайшее будущее, а равно, и дальнейшая возможность продолжать учебу в извест-ном своими немалыми аппетитами ВУЗе.
Одну из двух своих нынешних напарниц Эдмондо нашел совсем недавно. Соб-ственно говоря, деньги Самуила Ароновича были едва ли не первыми, заплаченными за нее. Вы сами понимаете – коль скоро Самуил Аронович был в ресторане с Сонечкой, то ни о каком дальнейшем совместном, и, не сомневаемся, приятном, препровождении времени не могло быть и речи. Описанием этой девушки мы вообще пренебрежем – она была еще слишком неопытна и эпизодична, чтобы уделять ей больше строк, чем мы уже уделили. Добавим только, что ее нарочитая раскованность и светскость слишком бросались в глаза, что сразу выдавало в ней дилетанта из провинции. Просто скажем, что ее звали Марго. (Рита, если проще).
А вот о второй девушке стоит поговорить с большим пристрастием.
В ней чувствовалась порода. Ни по возрасту, ни по манерам она не походила на студентку, зубрящую перед экзаменом гистологию.
Начнем с того, что звали ее Магда. Тут уж, как ни склоняй, как ни сокращая, а все равно Магда. На вид ей было уже лет двадцать шесть, и все в ней – ноги, глаза, улыбка, манера пить вино и держать в руке вилку - все свидетельствовало о том, что цену себе она знала хорошо. Она и с Эдмондо-то связалась только для того, чтобы ак-кордно завершить свою карьеру на этом поприще. Ей оставалось скопить всего какую-то тысячу, чтобы, по ее подсчетам, навсегда удалиться из этой суетной и зыбкой про-фессии. А потом купить давно присмотренный домик в Подмосковье, и поселиться в нем, занявшись давно определенным для себя делом жизни – живописью. Но, прекрас-но понимая, что при помощи живописи начинающему художнику быть сытым очень непросто, она заранее подготавливала финансовую почву под свой уход из мира реалий в мир абстракций, грез и масляных красок. Уход этот подготавливался ценой немалых усилий – физических, духовных и возрастных. И вот теперь оставалось совсем чуть-чуть. Можно, конечно, было уйти и раньше, но Магда считала себя человеком целеустремленным и твердым в своем слове. Сказав себе однажды, что она должна заработать не менее тридцати тысяч долларов, а после уже до конца дней своих заниматься только «чистым искусством» и ничем более, она теперь ни на один доллар не желала уступить себе. Свой нынешний крымский тур она постановила считать «прощальной гастролью».
Даже в выполняемом теперь деле, несмотря на всю нелюбовь к нему, Магда бы-ла художником в полном смысле этого слова. Все свои дела она старалась делать так, чтобы однажды, когда-нибудь потом, кто-нибудь знавший ее раньше, увидев ее карти-ны, или узнав о ее успехах, мог вспомнить, что Магда во всем и всегда была хорошим художником. И если теперь она играла роль аферистки, то вспомним – история знавала таких аферисток, ради которых короли с радостью отрекались от своих престолов.
Во всяком случае, если бы королем был Цезик, он отрекся бы немедленно. Впрочем, напомним, - сейчас он поставил перед собой несколько иную задачу.
Но сейчас эти трое зашли в бар с совершенно безобидной целью - пересидеть в благодатной тени, за бокалом легкого холодного напитка, дневную жару. Бар подобно-го уровня вряд ли мог заинтересовать изысканный вкус Магды и неуемный аппетит Эдмондо.
Они неторопливо попивали свои напитки, и окружающие, похоже, нисколько их не интересовали. Сонечку они, конечно, не узнали. Во-первых, потому, что посягательство на бумажник ее патрона состоялось в вечернее время суток, при совершенно ином освещении, во-вторых, происходило оно при ином макияже, прическе и одежде Сонечки. Потому, когда троица через какое-то время вполне благопристойно расплатилась и ушла, оставив, судя по улыбке бармена, недурственные чаевые, их действия показались Симе, Цезику и Сонечке не оправдавшими надежды на интересный спектакль. Бонифаций и вовсе не удосужил «Эдмондовскую мафию» своим вниманием, так как всецело был сосредоточен на выуживании своей когтистой серой лапой кусочка шашлыка, закатившегося под барную стойку.
Когда же Сима, Цезик и Сонечка вскоре сами встали, чтобы уйти вслед за эд-мондовской труппой, а шашлык так и не был выужен из-под стойки, Бонифаций умо-ляющими глазами
